— Не кричи, пожалуйста. Давай поговорим…

— О чём говорить? Всё уже сто раз говорено-переговорено!

Бель намочила сальное полотенце, протёрла им две табуретки, села, предложила:

— Садись.

Мама взяла табуретку и села у окна, спиной к дочери, поставив ноги на батарею.

— Послушай. Всё это добром не кончится. Который раз тебя дружки обчистили! Соседка мне звонила, я приезжала, но ты опять не открыла. Малышка выла на весь подъезд — с ней гулять надо, кормить её надо!

— Малышка меня понимает и любит, не то что ты. Я тебя рожала в жутких муках, двадцать часов, а у тебя ни капли благодарности!

— Ма-ма, услышь меня! Надо лечиться. Ле-чить-ся!

— Я здорова, зачем мне лечиться? Человек за жизнь должен свою цистерну выпить. Я ж для тебя стараюсь — свою уж выпила, теперь твою пью, чтоб тебе не досталось! Поймёшь когда-нибудь, пока маленькая ещё. Скоро допью и брошу, и нечего меня попрекать! — снова кричала мама, закрыв лицо руками.

— Ладно, всё, прекрати. Я поехала. Деньги оставляю на столе, — сказала Бель и пошла к выходу.

— Телевизор купишь? — спросила мама не оборачиваясь.

— Не сегодня, — ответила Бель и побежала вниз по лестнице.

На улице Белла обнаружила, что прихрамывает. Странно, может быть, ногу подвернула, когда бежала? Чтобы избавиться от нахлынувших дурных мыслей и обид, решила немного прогуляться по району, где выросла и где ей был знаком каждый куст. Как же много стало детских площадок! Раньше у них были одни качели на два дома, карусели, если повезёт, и песочница. Теперь чудо-городок в каждом дворе. Красивый, яркий, с паутинами, железяками-раскоряками, домиками, качелями на цепях, а вот горки все бестолковые. В её детстве горка была деревянная, прямая. Её зимой заливали и катались на кусках линолеума и досках. Улетали далеко! А с современной закрученной горки разве что на попе сползать. Скучные горки. Или настроение просто дурацкое. Бель наклонила ветку сирени, с наслаждением понюхала начинающую распускаться фиолетовую гроздь. Если бы и был на свете этот бог «Что-то есть», то за такие чудесные запахи ему стоило сказать «спасибо»! Из окна четвёртого этажа раздался визгливый женский голос: «Не ломай, паразитка такая! Чтоб руки у тебя отсохли! Гадина!», и в нескольких сантиметрах от Изабель о тротуар разбилась картофелина. Под обстрелом вести переговоры себе дороже, и Бель без объяснений ретировалась подальше от окон-бойниц на пустую детскую площадку к своему дому.