— Я думала, что в таких заведениях держат только агрессивных.

— Увы, нет. Непредсказуемых тоже. Вадим уже много лет находится в одном и том же настроении: активный позитив. Понимаете? Приподнятое настроение. И вывести его из этого состояния не могут никакими препаратами. Даже во сне он смеётся и улыбается, — пояснил старик печально.

— Разве от счастья с человеком может произойти что-то плохое? — удивилась Бель.

— Это и есть то самое плохое, что может произойти с человеком. Как бы вам объяснить… Представьте себе, что в мире остались только светлые тона, только сладкий вкус, только радость, только хорошее. Только мёд — ни соли, ни перца.

— Даже представить себе не могу…

— Хорошо. Попробуем иначе. Вам сейчас не понравилось моё объяснение, и вы мне об этом честно сказали. Представьте себе, что вам всё нравится, и это неподходящее объяснение тоже понравилось! Что бы ни происходило — нравится. Рядом с вами плачет человек, а вы смеётесь, или умер человек — вы счастливы. И вы знаете, что так быть не должно, но всё равно счастливы.

— Кажется, я поняла. Нет, это слишком ужасно! Это, наверное, невыносимо!

— Вот потому его там и держат, что невыносимо, — пояснил профессор. — На всякий случай, предполагая, что однажды он сорвётся, а как именно сорвётся — никто не знает.

За массивной сплошной стеной скрывался больничный комплекс из нескольких высоких серых зданий, большинство окон в которых были одеты в решётки. Пропускной режим, охрана на входе, а во дворе яблоневый сад. Нежные бело-розовые цветы только-только начали распускаться: для весны даже проходная строгого режима не преграда. Кое-где окна были открыты, на подоконниках сидели мужчины в линялых пижамах. Ничуть не стесняясь, они выкрикивали вслед Бель непристойности, свистели и улюлюкали. Она старалась не слышать, профессор тоже делал вид, что не слышит.