Бель достала из сумочки два написанных ночью письма.

— Константин Андреевич, я на всякий случай написала две «записки». Если увидите парочку раньше меня, сможете передать? — попросила она.

— Конечно, хотя, судя по моим предыдущим попыткам, это не слишком действенная мера.

— Хоть что-то, — ответила Изабель.

— А второе для кого, если не секрет?

— Для них же. На случай, если я сама их встречу, а поговорить не удастся, как вам, — пояснила она.

— Я вижу, вы очень обстоятельно готовитесь к развитию событий. Это хорошо, — одобрил профессор.

— И у меня к вам ещё одна просьба, — добавила Бель. — Я бы хотела поговорить с тем самым вашим знакомым, сумасшедшим. Вдруг он чем-то сможет мне помочь?

— Резонно, — согласился профессор и тут же назначил свидание с пациентом на завтра.

У Бель появилась ещё одна, пусть крошечная, но надежда разобраться в происходящем.

На пятничной вечеринке, которую девчонки обычно проводили дома у Катерины, Изабель со своим экспресс-увольнением готовилась быть звездой. Почти каждая пятница традиционно посвящалась болтовне, по итогам которой объявлялся победитель в номинации «Сплетня недели». Ради этого неделю напролёт собирались самые вкусные события, прожитые свои и подсмотренные чужие. Бель, с её особым умением находить «приключения», часто брала первый приз, но сегодня, похоже, порадует особенно.

У Катьки дома для сплетенных встреч предусмотрены все условия. Это была, по её меткому определению, «бабья хатка», куда из мужиков допущен только говорящий попугай жако, да и того закрывали пологом, чтобы не орал и не подслушивал. Большая квартира-студия с широкими подоконниками, на которых можно было лежать, просторным балконом, где можно было пить кофе, множеством пуфов, кресел и удобным диваном вместила бы и тридцать гостей, а пятерым там было и комфортно, и привольно. И главное — Катька берегла «женский дух» хатки как зеницу ока. Даже после неизбежного допуска в квартиру газовщика или сантехника мужской дух тщательно изгонялся благовониями. Всех мужиков Катерина считала «маврами», утверждая, что они есть главный источник вселенского зла, с которым женщине необходимо мириться исключительно для деторождения, — коварные и жестокие обманщики, движимые похотью. Секс с мужчиной был в её картине мира истязанием над несчастным женским телом, а любовь — сказкой с несчастливым концом, каким бы он ни был. Взгляды свои в обществе подруг она выражала открыто, но никому не навязывала, а их мужей и очередных возлюбленных терпела, за глаза называя «необходимое зло».