— Я этого не говорил, это ты сказала. У меня были прекрасные три года жизни, были большие планы и надежды, — ответил Влад.

— И если я слышу правильно, то больше планов и надежд у тебя нет, — сказала Бель за него.

— Белка, я не знаю. У меня внутри всё перевернулось. Я не понимаю, как можно быть с человеком, который скрывает от тебя что-то важное!

— Я не скрывала. Я говорила тебе, что у меня болеет мама. Просто не говорила, чем!

— Повреждения после аварии и алкоголичка с сифилисом — это, согласись, разные болезни! — возмутился Влад.

Бель захотелось встать и уйти. Никто, кроме неё, не мог называть маму алкоголичкой с сифилисом! Ей больше не хотелось оправдываться, не хотелось что-то доказывать и не хотелось с ним быть. И уж тем более открывать другие свои секреты этому человеку не стоит.

— Я тебя услышала. Давай найдём в себе силы остаться друзьями, — предложила она.

— Давай. И вот ещё что…

Он достал из кармана то самое кольцо с бабочкой, вынул из коробочки, положил ей на ладонь в перчатке, сжал её пальцы в кулак и сказал:

— Пусть останется тебе на память о прекрасных трёх годах, которые мы провели вместе.

Бель не сопротивлялась. Они расстались в ресторане. Он даже не поцеловал её на прощанье. Видимо, брезговал, боялся, что она теперь тоже «заразная». Она ушла, а он остался допивать своё пиво. Изабель шла вдоль набережной, сжимая в руке кольцо. Остановилась. Сняла перчатку, примерила бабочку на идеальный безымянный палец, сфотографировала, а потом сорвала и зашвырнула как могла далеко. Кольцо почти перелетело широкий канал, но ударилось о дальнюю подпорную стенку и отскочило в воду.