— Мою жизнь это событие, пожалуй, переполнило, — включилась в разговор Бель, собравшись с духом.

— Не сомневаюсь! — поддержал её Вадим. — Мы с профессором категорически расходимся в мнении об этих парочках, хотя оба согласны, что такие встречи переполняют счастливчиков, по моему мнению, или несчастных, по мнению профессора, их удостоенных. И практика последствий, судя по всему, подтверждает этот вывод.

— С моей точкой зрения Изабель знакома. Поделись своей, это будет познавательно, — предложил старик.

— С удовольствием! Когда я удостоился чести беседовать с миссис Дороти Деус и миссис Сат Моргенштерн, я был ещё максималистом, кидающимся в крайности в поисках своего пути. Впрочем, это скорее не моё персональное свойство, а примета молодости как таковой. Они задали мне всего несколько вопросов о том, каким я вижу устройство этого мира. Я с жаром сыпал научными выкладками и результатами исследований, цитатами из Джона Бернала, Мартена Руттена, Чарльза Дарвина, пока они не остановили меня. «Как вы объясняете, что столь любимая вами эволюция сделала только одно существо из миллионов видов, живущих на Земле, особенным, отличным от других?» — спросила меня миссис Деус. Из меня в ответ хлынули аргументы, подтверждающие, что таких отличий не так уж и много и человек, на основании естественнонаучного знания, — животное с развитым головным мозгом. «Вы претендуете в будущем на звание учёного, не так ли? Сейчас мы с вами находимся в небоскрёбе. Приехали вы сюда на метро. На стене телевизор, у вас в руках смартфон с вашей любимой музыкой, которую кто-то исполнил за тысячи километров на другом конце планеты. На ногах у вас туфли, на шее — галстук. Вы тщательно выбриты, надушены, и беседуем мы с вами о вещах, абсолютно ненужных для выживания вида Homo Sapiens. И вы пытаетесь уверить нас, что нет практически никаких отличий между людьми и животными?» — уточнила миссис Моргенштерн. Она так это сказала, что я почувствовал себя человеком в небоскрёбе, именно человеком, но, полагая, что победа моего мнения есть значимое достижение, продолжил мямлить что-то про уникальную роль речи, развитие которой и привело нас на высоты этажей небоскрёбов. Я был тогда недостаточно искушён в спорах, и мои воззрения легко можно было поколебать. Дамы смотрели на меня и улыбались: миссис Сат Моргенштерн — насмешливо, а миссис Дороти Деус — мило и понимающе. Потом спросили: «А если бы всё же существовало что-то, чего мы, люди с эволюцией головного мозга, пока не смогли понять? Что-то, послужившее причиной этой самой эволюции, приведшей к странному стремлению людей отличаться от животных, пестования в себе той особой «человечности», которую мы столь тщетно пытаемся осознать на своих конгрессах?» Я признал, что гипотетически это возможно, потому что рамки познания ограничивают наше осмысление действительности, но это «Что-то» точно не есть божество в любом из его существующих представлений. Возможно, какой-то вид энергии, которую мы ещё не в состоянии уловить, а значит, и измерить. И тогда они задали мне последний вопрос: что бы я попросил у этой «энергии», если бы встретился с ней однажды и она готова была бы сделать мне подарок в виде исполнения одного моего желания? Я счёл, что они проводят научное исследование, для статистики собирают мнения или насмехаются, и ответил, как, наверное, и многие другие на моём месте: «Я попросил бы быть счастливым». «Всегда?» — уточнила миссис Моргенштерн. Я подтвердил. Они переглянулись, пообещали, что я буду счастлив, и ушли.