«А можно нет?» — подумала Бель, но возражать не стала.

— Вот говорю им, что надо всем подъездом собраться и заявление в полицию написать. Фу! Паршивцы! Вся кофта провоняла, стирать теперь! — ворчала женщина, выходя их лифта.

До восьмого этажа Бель не дотянула — пришлось вдохнуть.

— Привет, мам. Как ты?

— Я нормально. Щишки варю, скоро уж готовы будут. Хочешь? — ответила мама как ни в чём не бывало, не отворачиваясь от плиты.

Она была, как обычно, бледная, с мешками под глазами, в грязном тренировочном костюме и с неряшливо собранным на макушке реденьким седым хвостом. Серо-жёлтое грубое лицо испещряли глубокие морщины: в свои пятьдесят пять мама выглядела на семьдесят с гаком. Малышка прыгала вокруг Бель и скулила, видимо, голодная. Пахло квашеной капустой.

— Нет, спасибо, — ответила дочь и прошла на кухню по грязному полу, не разуваясь.

— Я приболела немножко, не могла убирать, — как обычно пояснила мама, заметив её взгляд под ноги. — Что ты кислая такая?

— Да в вашем лифте проедешь, не то что скиснешь — не протухнуть бы!

— Ага. Кто-то гадит и гадит. И не знаем, как отвадить, — ответила мама.

— Соседи говорят, что напишут заявление в полицию, и касаться оно будет, похоже, твоей квартиры.

— Нашей квартиры, — поправила мама. — Ты вроде как здесь прописана.

— Хорошо, нашей квартиры! Но сути это не меняет. Говорят, что лифт портят те, кто здесь собирается…

— Или те, кого сюда не пускают! — возмутилась мама. — Сама подумай, если кто-то ко мне по приглашению идёт, я что, по нужде его не пущу? Но я не всем дверь открываю, избирательно, только приличным. Вот и мстят некоторые, неприличные.