Что-то необычное происходит: все хотят её сфотографировать изнутри и снаружи, и пусть… Завтра она непременно должна быть одна и свободна! Тем более что маму выпустили из заточения, перевели обратно в палату, и надо ехать убедиться, что с ней всё в порядке. Вечером Бель отчиталась Катерине о своём прекрасном состоянии, предъявила снимки, подтверждающие девственную цельность своего черепа, и ночь провела уже в счастливом одиночестве в обнимку с запаршивевшим котом.

30 июня

 «Что я делаю? Что я делаю?» — твердила Бель, когда, забросив маме обещанные сигареты, ехала в метро на рабочую окраину, где на каком-то заводе вроде как должен был проходить кастинг. С другой стороны, если завод не остов здания, а нечто работающее, то это может быть некоторой гарантией от неприятностей. Если это заброшка, Бель точно туда не сунется. В её сумочке лежал перцовый баллончик, одна из кнопок телефона настроена на вызов службы спасения — она была готова практически к любому развитию событий, кроме занудного однообразия, в котором она завязла в последнее время.

Завод на самом деле оказался живым, хотя вряд ли работающим по своему прямому назначению. Через проходную сновали туда-сюда дорогие машины, и на территории — сплошь парковка. Цветы и жалюзи на окнах явно указывали на то, что помещения эти давно сдаются в аренду. «Реальное место, уже хорошо», — подумала Бель и пошла искать корпус три, строение два. Это оказалось здание со смешным названием «Дом культуры». Внутри был настоящий холл, как в театре, светлый, с высоченными окнами под самый потолок и белыми французскими шторами. В холле повсюду провода, комплексы студийного света, ширмы, хромакеи. Ефим не соврал: там действительно проходил кастинг. Вдоль стены стояли ряды стульев, на них фривольно развалились несколько симпатичных рыжеволосых девушек всех калибров с номерками на руках, от длинноногих дылд до пышечек. Они молча «копались» в телефонах и друг с другом не разговаривали.