Ничего честнее войны нет. Она показывает настоящее устройство этого мира без прикрас, раскрывает, что на деле значат «равенство», «свобода» и сколько стоит на поверку человеческая жизнь. Люди, мечтающие жить вечно, сидят в бункерах и мановением пальца отправляют умирать других людей, которые ничем от них не отличаются, кроме робкой надежды пожить хоть сколько-нибудь. Просто у одного есть власть приказать, а у другого — обязанность подчиниться. Так где-то записано, и почему-то это считается правильным. Это фактически каннибализм — убивать себе подобных, только питается каннибал не плотью как таковой, а властью распоряжаться чужой плотью. Утром, попивая кофеёк, слушает сводки о жертвах, о своих жертвах, и беспокоится о правильной организации массовых захоронений, чтобы убиенные им не валялись повсюду абы как. Намусорил — приберись, так ведь мама в детстве учила? Великовозрастные мальчики, играющие в солдатиков, должны убирать за собой игрушки. Равенство людей, о котором кричат из каждого утюга, — фейк. По жребию ты или игрок, или солдатик из коробки, или зайка, мишка, пупс, случайно раздавленные в процессе наступления армии. Поломанных можно сложить в чёрный мусорный пакет и ныть маме с папой, чтобы купили новых. Во всяком случае, у родителей не будет головной боли, что дарить мальчику на очередной праздник.
На мониторе мелькали документальные кадры со спутника. Много маленьких человечков суетятся в окопах, чем-то заняты. Крестик цели устанавливается в их гущу. Снаряд точного наведения попадает в цель. Чёрная воронка в земле, и в этой воронке никто больше не шевелится. И такая же чёрная пустота внутри Бель. Ни боли, ни страха, ни новой губы — ничего. Она нашла Хиросиму и Нагасаки, чтобы расстроиться наверняка. Плачущих детишек, обожжённых радиацией, встающие в небо ядерные грибы, — и снова ничего не почувствовала. Кино для неё превратилось в кино, в то, что происходит с другими где-то далеко. Видимо, именно так чувствуют это великовозрастные мальчишки, играющие в войнушку.