Бель снова работала допоздна. Утром её несколько раз будил злой голос. Она отвечала на звонки, отключала звук, и он что-то говорил ей в тишине, наверняка гадкое. Но Бель не слышала — Бель спала. В приют тоже не хотелось идти. Именно не хотелось — не тянуло. Словно несчастные зверюги покинули её жизнь, исчезли, как не было. Зачем тратить время своей жизни на чужих собак и котов, если ты всё равно ничего не можешь изменить? Их будут выбрасывать, их будут пристраивать, в приюте будут появляться новые волонтёры, чтобы потом пропасть в своих делах. Этот приют где-то там, далеко, и если о нём не думать, то его и нет вовсе. Нет Гаев, Мопсов и Мартинов, и можно спокойно поработать.

После полудня позвонил женский голос:

— Изабелла Борисовна? Это вас из клиники беспокоят. Могли бы вы к нам подъехать?

— Сегодня? — удивилась заспанная Изабель.

— Да, как сможете.

— Что-то случилось? — забеспокоилась Бель.

— Ничего страшного, но кое-что нужно обсудить не по телефону.

Вот она, боль, достаточная для изменений! От слов «ничего страшного» до момента, когда Бель влетела в клинику, она физически чувствовала щемящую боль в груди, и от носа по щекам разбегались привычные колики, хоть боль эта и была ненастоящая: в этом месте болеть нечему.

«Что с мамой? Что может быть хуже? Только бы не рак, пожалуйста, только не рак!» — умоляла Бель кого-то неизвестного.

Врач улыбнулась ей беззлобно и предложила чаю. Бель отказалась и напряглась, как натянутая тетива.