— Лен! Для этого зеркала есть. Два ушка по бокам и полосочка перед тобой, помнишь? — сказал супруг назидательно.

— Не смей меня ругать, я и так переживаю, — обиженно ответила Лена.

Игорь обнял её и поцеловал, приговаривая:

— Шумахер мой любимый, целый и невредимый.

Бель больше не могла терпеть — хотелось закрыть глаза. Её усадили в машину свидетеля, который добросовестно остался дожидаться скорую и ДПС. Изабель с облегчением отключилась.

В скорой было очень светло. Лежать Бель не могла — слишком тошнило. Села в кресло, скукожилась. «Вот и всё. Не надо было бегать от себя самой. Сейчас привезут в больницу, и всё откроется, и все увидят, что я почти кукла. Наверное, потом меня куда-нибудь заберут для опытов, но я уже ничего не смогу с этим сделать, особенно когда так тошнит».

В приёмном отделении больницы небольшого городка в Калужской области ожидать кадров из хорошего кино не приходится. Больницы здесь — плохое кино. Обшарпанная жёлтая плитка на полу была сколота кусками, штукатурка со стен, когда-то крашенных в противный больничный зелёный, частично осыпалась. На металлических стульях сидели два «ароматных» бомжа в синяках, рядом, тоже на стульях, лежала, поджав колени, девушка, у которой болел живот. Пацан с рассечённой бровью прижимал к ране грелку со льдом и возмущался, что она холодная. Привезли женщину с внутренним кровотечением и оставили в коридоре у двери на допотопной клеёнчатой каталке.