Лео глянул в панно из зеркальной плитки, закреплённое над ванной, зачем-то подышал на и без того запотевшее стекло, протёр его ладонью и хмыкнул, то ли удовлетворённо, то ли скептически.

  Всё те же всклокоченные чёрные волосы, всё те горящие тёмные глаза отчаянного бродяги и свежее, всё ещё хранящее печать жизни, хотя при этом и болезненно-бледное лицо цвета разбавленных сливок.

  «Могло быть и хуже…»

  Он наполнил ванну горячей, сколь можно было вытерпеть, водой.

  Щедро насыпал из жестяной коробочки, обнаруженной в стенном шкафчике над ванной, синей ароматической соли.

  Погрузился с головой, вслушиваясь в тоны заходящегося в бешеном стуке сердца.

  И подумал:

  «Могло быть хуже…»

  Выбросив изо рта вспенившие воду пузыри, подскочил, до половины высунувшись из воды.

  Приложил руку к саднившему затылку и с полминуты с испугом смотрел на ладонь.

  Она была красной от крови.

  Примерно через час, успев просушить волосы, обмотать голову полотенцем, размотать полотенце и убедиться в том, что кровотечение поутихло, переодеться в прогулочный костюм, мысленно поудивляться клетчато-клёшенной старомодности брюк и вычурности пёстрой рубашки с отложным воротником, он покинул номер, чтобы спуститься к завтраку.

  С удовлетворением отметил, что на стойке рецепции дежурит тот самый, пожилой и солидный портье, который встречал его по прибытии.

  Из всего персонала рецепции именно этот служащий вызывал наибольшее доверие и даже отчасти некоторую симпатию.