Хуже всего то, что ваш сын научился маскироваться, и сформировавшийся внутренний садист надел овечью шкуру бедного трусишки.

  Очень опасная маскировка, госпожа Кроссенбах! Если упустить ситуацию, то и ваша безопасность… В одном доме!»

  Голос матери стал стальным.

  «Слушайте меня, доктор: мне ли не знать моего сына. Мои родственники и родственники моего покойного мужа давно отвернулись от нашей несчастной семьи и вот уже почти десять лет, после гибели моего супруга и отца Лео, я воспитываю сына в одиночку.

  Я – его единственный родственник и самый близкий человек. С двух лет он знает только меня! И искренен только со мной!

  Бедного парнишку травят в школе. Его бьют соседские мальчишки. Дразнят девчонки. Пару недель назад его закидали комками грязи.

  У него нет друзей. Он – объект всеобщего презрения и травли.

  Стали бы так поступать с садистом, доктор?

  О, нет! Садистов боятся. Их уважают. Перед ними испытывают священный трепет и дети, и взрослые.

  С ними попросту не хотят связываться, потому что опасаются их мести.

  Но Лео никто не боится. Его травят совершенно безнаказанно.

  Потому что – не садист! Он – несчастный, затравленный невротик, не способный даже муху обидеть.

  Невротик, который пытался спасти несчастную собаку, брошенную кем-то в костёр, но, охваченный параличом, просто стоял рядом с умирающим животным, не в силах пошевелить и пальцем.