Впрочем, недоумения его и опасения оказались напрасными: грим то ли непостижимо-быстрым образом впитывался во все части тела, куда он был наложен (не исключая и волос), то ли обладал свойством срастаться с любой возможной поверхностью, а то ли просто был сотворён ничего не пачкать, кроме лица, но в итоге Лео, засыпая и неосторожно при этом притрагиваясь лицом к подушке, не обнаруживал в итоге на наволочке никаких следов даже после самого тщательного и панического осмотра под пурпурным светом летающей тарелки.
Посему, после очередного полудрёмного подскока, благополучно уснул, благо что тарелка к тому времени тактично приглушила свет.
Но сон его оказался недолог.
Когда он проснулся, за окнами было ещё темно.
Ночь была в разгаре и чернота, нетронутая первыми рассветными лучами, заливала слепые окна.
Свет повсюду померк, и только вдали, где-то в прихожей рядом с входной дверью слабо светил тихий жёлтый ночник.
Сам собой включился кондиционер и свежий воздух с едва заметным привкусом влаги лился из вентиляционных отверстий под потолком, с тихим шелестом обходя зарешёченные барьеры.
Лео в полной неподвижности, в сонном параличе лежал в постели, не в силах повернуть голову, и, с трудом собирая расползающиеся в разные стороны мысли, размышлял о том, что же разбудило его среди ночи, что выбросило из темноты глубокого сна в полутьму призрачной яви.