Жребий брошен
Жребий брошен Глава 4

Глава 4

     Сны не отступали. По пути в Провиденс Глен даже пробовал оставаться на ночлег в отелях, чтобы попытаться нормально поспать — дрему в кресле купе сложно было назвать сном. Но стоило ему закрыть глаза, как вокруг снова вырастали каменные стены подземелий. Он видел их уже десятки раз и с каждым новым путешествием по этому лабиринту испытывал разные ощущения. В одну ночь стены коридоров были влажными и скользкими, словно совсем недавно были затоплены водой. В другую ночь камни стен были раскалены докрасна и вдалеке слышался неистовый хохот. Все эти ощущения он приносил с собой из мира грез словно бывал там на самом деле — соответственно не мог выспаться. Сидя на скамье за грубо сколоченным столом в полуподвальном помещении постоялого двора, расположенного где-то на полпути к своей цели, Глен вялыми движениями мешал сахар в кружке кофе. Сквозь маленькие мутные окошки, располагавшиеся под низким потолком укрепленным балками пробивался бледный свет нового дня.  У дальней стены жарко горел камин. В нем висел большой котел с медленно булькающей похлебкой. Глен знал, что надо бы поесть, но не знал, где взять на это силы. Время превратилось в смолу, медленно текущую из надломленного ураганом дерева. Глядя, как колышется его бледное отражение на поверхности чёрного кофе, в кружку с которым он вмешал уже четыре ложки сахара сержант не сомневался, что его лицо и вправду колышется. Собственное лицо казалось ему чужим.

— Если задуматься, дружище, — Подало голос его отражение из кружки, — Ты вообще не спишь — бродишь по этому миру и по тому.

— По тому, — отозвались в изможденном мозгу последние слова его отражения. Значит это правда — он живет в двух мирах. А может этих миров и больше — ведь каждый раз он видит разные лабиринты. Все эти лабиринты идут к шахтам, в глубине которых в нишах за решетками страдают какие-то существа. Иногда он видел в них людей, иногда нечто, совсем на людей не похожее. Каждый раз случалось нечто, после чего он просыпался и чувствовал себя еще более ослабевшим, чем накануне. Он залпом выпил кружку переслащенного кофе, напоминавшее по вкусу гречишный мед и поднялся. Пошатываясь, словно пьяный, Глен направился к железнодорожной станции, чтобы продолжить путь в Провиденс. Иногда он забывал, зачем вообще туда едет, но сжимая кулак обожженной руки вспоминал вновь. После того инцидента со змеей, которую ему чудом удалось изгнать, джентльмены в чёрных костюмах, увешанных серебряными украшениями больше не пытались ему навредить. По всей видимости тот инцидент напугал их и заставил занять наблюдательную позицию. Теперь он уже не сомневался, что они преследуют его. То тут, то там Глен видел этих личностей, не таясь следящих за ним, но ничего не предпринимающих. Они собирали разведданные, оказавшиеся неверными в прошлый раз, когда один из них в надежде устранить сержанта, вложил в его дорожную сумку некий шуршащий мешочек. Глен нашёл его, лежащим на дне сумки, когда в следующий раз решил сойти с поезда и заночевать в отеле. Мешочек был полон человеческих зубов с вытравленными на них символами. Воссоздавая в памяти те события он предположил, что один из этих людей в черном вложил в сумку мешочек с целью убить его, а затем сошёл с поезда в поле высокой травы, когда тот остановился. План провалился и теперь они искали новый способ уничтожить его — в этом он был уверен. Не понимал сержант лишь одного, почему бы просто не перерезать ему горло. Во сне или нет — он был теперь слишком слаб, чтобы дать отпор. Сейчас его смог бы забороть и ребёнок. Но джентльмены в чёрном медлили. 

— Может потому, что они и вправду джентльмены. Ждут, когда ты придёшь в норму, чтобы бой был честным? — Спросил он себя и усмехнулся. Голос в голове был единственным спутником, который сопровождал его в этом путешествии в никуда.

— Нет, — ответил он себе шепотом. — Они просто боятся, что я могу выкинуть еще какой-нибудь трюк. Но это ненадолго — нужно спешить. 

     Он вышел на перрон сжимая билет в ватных пальцах и глубоко вздохнув сел в поезд. Через окно вагона сержант не спускал глаз с двух джентльменов в чёрном, чьи украшенные серебром костюмы тускло блестели в утреннем свете дня. Поезд тронулся, а они остались стоять на перроне словно вкопанные. 

— Словно кто-то следит за мной их глазами, — Снова раздался голос в голове.

— Словно кто-то следит за мной их глазами, — Повторил Глен Уайд шепотом.

Поезд набирал скорость, рассекая ледяной воздух, устремляясь на север, в край, наполненный древними тайнами. Край, в который тянуло всех, кто по разным причинам покинул свой островок невежества в океане бесконечности. 

     Пусть и запоздало, но сержант все же начал записывать все те странности, что случались с ним в блокнот, который всегда носил с собой, но крайне редко использовал. Он даже пытался вспомнить слова, которые читал в коридоре памяти с поверхности картины. Сидя в своем купе он часами силился воссоздать хоть звук, но помнил лишь как двигались его губы. Уже неплохо, но придётся найти того, кто умеет читать по губам.  

— Может профессор Монтегрю умеет. 

— Я слишком многое возлагаю на профессора.

— Так за этим ты и едешь в Провиденс.

— Куда?

— В Провиденс.

— А вдруг он не поможет? Не поймет в чем моя беда?

— Тогда ты умрешь страшной смертью или же будешь обречён на веки бродить по подвалам того замка или станешь очередным узником в клетках шахты.

— Ты не хрена не помогаешь мне!

— Я и не должен, я — это ты. Пока ты сам не поможешь себе, у меня, так сказать — связаны руки. 

— Я хочу помочь себе, но не знаю как! Я бы все сделал, лишь бы хоть немного выспаться!

— Нууу… Думаю у меня есть идея, доверься мне. Мне нужно твоё полное содействие. Давай кое-что попробуем.

— Надеюсь у тебя получится, я так больше не могу.

Глаза сержанта Уайда закрыты, но он не спит. Достав из кобуры под мышкой револьвер он открывает рот и вставляет в него дуло. Взводит курок и плотно прижимает холодную сталь к нёбу. 

     Холодную до боли в горле. Боли, пришедшей на следующее утро, словно расплата за беспечность. А еще боль головная. Карманы полные стеклянных бусин. Запах ее духов. Масляная пленка срывается с глаз вместе с рвотным позывом. Скрипнув пружинами матраса он шатаясь бежит в ванную и склонившись над унитазом словно в молитве исторгает содержимое желудка. Ванную наполняет омерзительный коктейль запахов. Ваниль, жареный лук, бекон и виски. Накануне он съел слишком много и слишком много выпил. Смывая за собой он подходит к раковине, по поверхности которой расходится паутинка трещин и включает воду. У воды запах металла, но это ничего — она освежает. Он возвращается обратно в комнату. Окна маленькой спальни отеля выходят на улицу, необычайно тихую для этого времени суток. Ему все равно, сколько сейчас времени. Он наблюдает как медленно просыпается женщина в постеле. Она тянется, издавая гортанные звуки, словно кошка. Ее тело соблазнительно изгибается под тонкой простыней, оголяя манящие формы. 

— Доброе утро, — произносит она осипшим голосом, открывая голубые глаза. Тушь, которой они были густо подведены теперь размазана по лицу. Выглядит это как боевой раскрас — сексуально.

— Доброе утро, — отвечает он, отводя взгляд смутившись. Обычно он не позволяет себе вот так смотреть на женщин. Тем более на незнакомых женщин. Он даже не может вспомнить ее имени, но помнит, как им было хорошо вчера.

Она садиться, облокотившись спиной на подушки. Подтягивает одеяло к пышным грудям, закрывая их. — Вот это я понимаю — веселье! Невероятный карнавал!

Она закуривает и протягивает ему сигариллу. Он отказывается.

— Горло болит, а так только хуже станет. Он снова откашливается, чувствуя как холодное лезвие режет по гландам при сглатывании. 

Она смотрит на него и вспоминает, что ей тоже было хорошо с ним вчера. Она тоже не может вспомнить его имени, но выглядит он порядочным человеком. Сегодня ей нужно возвращаться домой — праздник подошел к концу, а скоро кончится и отпуск. Раньше она никогда не бывала на Марди Гра, но если фестиваль всегда заканчивается вот так — она не против посещать его каждый год. 

— Ни разу не видела человека, который так любит мороженое. Настолько, что готов драться за него. — Она кивнула куда-то вниз, видя как вопросительно изогнулись его брови.

Он поднимает руки и осматривает их. Костяшки пальцев разбиты. Это зрелище вызывает в нем стыд. Он опускает руки, на одной из которых ладонь украшает еле заметный шрам в виде колеса телеги. 

— Я подрался с кем-то из-за мороженого? — Спрашивает он, присаживаясь на край кровати. 

— О, еще как, — хихикает она, — вы не поделили шоколадное с миндалем и ты дрался за него как тигр. 

Она давиться дымом от смеха. — Как тигр, который выпил больше алкоголя, чем весит сам!

Он тоже смеётся, глядя на ее красивое лицо, которое лишь украшают проявившиеся от веселья морщинки. Он надеется, что похитители мороженого тоже проснулись или вскоре проснутся в добром здравии — негоже полицейскому участвовать в пьяных драках. Пусть даже он и не при исполнении. 

— Вы южане такие странные. Любите свободу, любите жизнь. — Она смотрит на него прищурившись и этот взгляд манит к себе. Он подползает ближе и целует ее в губы. Он очень любит мороженое, любит свободу и любит жизнь. Он очень любит жизнь.

     Открыв глаза Глен резким движением вырывает изо рта дуло револьвера. Запотевший от его дыхания, опасно повернувшийся стальной барабан возвращается на исходную. Сержант отбрасывает оружие и оно с глухим стуком падает под сиденье за мгновение до того, как в коридоре напротив его купе появляется кондуктор. Он открывает дверь и Глен протягивает ему билет. 

— У вас все в порядке? — Спрашивает кондуктор, озабоченно вглядываясь в бледное худое лицо сержанта, заросшее щетиной. 

— Все в порядке, — уверяет его Глен, — просто переел мороженого.

— В такое-то время года? 

— Просто я очень люблю мороженое, — отвечает Глен.

— Ну, всего вам хорошего, сэр. Берегите себя.

— И вы тоже.

     Удостоверившись, что кондуктор ушёл, Глен достаёт из-под сиденья револьвер и убирает его обратно в кобуру. Он достаёт с полки свою дорожную сумку и вынимает оттуда мешочек с зубами. Смотрит на него сдвинув брови. Он очень хотел привезти его профессору, в качестве подтверждения того, что происходящее не просто плод его воображения. Он уверен, взглянув на содержимое мешочка профессор обязательно бы все понял. Но очередного приступа он может не пережить. Открыв форточку, сержант выбрасывает мешочек. Тот мгновенно скрывается из виду, падает на болотистую землю, окружающую железнодорожные пути и утопает в грязи. 

Откинувшись на сиденье он улыбается. Коридоры памяти. Они уже второй раз спасли ему жизнь. 

— Вот бы научиться ими пользоваться.