После того, как моё бренное тело затихло навсегда, моя душа спешно покинула этот скучный мир и очутилась в мире ином — возможно, лучшем из миров.
Я очутился, оказался в комнате, в которой, помимо меня, был ещё кто-то. Этот некто восседал на подобии трона и жестом пригласил меня подойти ближе — что я и сделал со смирением преданнейшего из рабов своего господина.
Когда я поравнялся с хозяином комнаты, стоя на красном коврике лицом к трону, ко мне внезапно подошли двое неизвестных. Они зашли с боков, и каждый снял что-то с каждого из моих плеч. И тот, что подходил к плечу левому, был облачён в тунику тёмную; и тот, что подходил к плечу правому, был облачён в тунику светлую. И стало оттого мне весьма легко, ведь каждый из незнакомцев снял с моих плеч нечто тяжёлое, хотя никогда прежде я не замечал, что ношу на себе что-то такое.
И вышел третий, неся весы. И возложил каждый из двоих предыдущих на чаши этих весов свою ношу. И поднёс третий, что одет был в тунику серую, весы пред лице сидящего на троне.
И увидел смотрящий, что горсть тёмной пыли перевешивает горсть пыли светлой; и велел он сопроводить меня во ад, что и было сделано немедля. И пока я шёл, легонько побиваемый бичами, то лицезрел разного рода страсти, о коих умолчу до нужного дня.
И привели меня на место лобное, в геенну огненную, в пекло шеола. И увидел я сковороду гигантскую, и мысленно поспешил с самим собой расстаться вовек — ибо возлёгши раз, не восстану вновь.
Тогда рассмеялись невидимки, и поведали мне, что ад есть для отвода глаз смотрителя из рая, которого посылает бог каждую неделю проверить, как обстоят дела. Они сообщили, что богу подробно, регулярно докладывают о делах в стенах ада, о наказаниях для грешников, но всё это есть ложь, поскольку управитель ада и есть отец лжи: бог наивно думает, располагает, что ссылает в ад людей страдать и мучиться, но на самом деле всё совсем наоборот.
Понял я в тот час, что не будут надо мной глумиться демоны, не будут истязать баньши; не станут резать бесы душу мою на маленькие лоскутки, не станут издеваться черти.
Вместо сего спустились мы на уровень пониже, и предались там утехам с ведьмами. Беспробудно пили мы вино и кровь, но не пьянели, глаза — не мутнели, веки — не тяжелели. От заката до рассвета, до раннего утра зари мы резвились, наслаждались, вкушая самые изысканные яства, и гостями на том пиру являлись всевозможные змеи, келпи, кикиморы, лешие, лепреконы, мантикоры, сатиры, фавны, наяды, дриады и русалки.
И по окончанию пиршества вполз в обитель нашу аспид, и предстал в образе Иоанна Гонителя, Иоанна Хулителя, Иоанна Злослова, Иоанна Змееуста. Принёс нам Иоанн Евангелие от Лукавого, писанное Им Самим. И следующие два дня мы читали его по очереди вслух, и расхватывали на цитаты, конспектируя их в свои записные свитки.
И возжелал я видеть Сатану, взглянуть своими же очами. И в тот самый миг раздался по всей подземной тверди гул, и слабый-слабый визг иль писк. Се, вижу я: высится вдали там байк передо мною, а седлает его некто в солнечных очках, и венец в главе его.
Снимает Дьявол предо мной очки, и пламень наблюдаю я. Прошу я Сатану о том, что рай желаю я.
Тогда берёт меня с собою Дьявол, и мчимся по пустотам, нечистотам тёмным, в мраке адском, чёрном. И, минуя лабиринт, мы на пике, острие горы: вот, облака я вижу пред собой, и ангелы там почивают от безделья. Безмятежным сном укутаны их веки, и не дрогнет от ветров скула. Рядом и поодаль — подносы с фруктами; теми же, что и в аду.
Задаю себе вопрос: зачем мне этот рай? Когда в аду не скучно, хорошо. Зачем же вечно славить бога, отчаянно зевая, коль можно вечно быть в гостях у Сатаны…
Писатель, художник , музыкант
