— Как ты ещё придуряться можешь, приговорённый? Скучная, длинная, запутанная сказка какая-то… Попроще нельзя? Просто прутья выпилим, и сбежишь, или цепи отрежем, и взлетишь, когда на казнь поведут, — зашептала Баба, убедившись, что караульные снова стали похрапывать.

— Ты хочешь, чтобы меня из гаубицы подбили? Мало, думаешь, таких было? Раз в год одного дракона непременно наказывают, для напоминания, кто хозяева мира, а кому так, сбоку позволили примоститься. Мне, если ты заметила, одну голову уже рубили, процедуру знаю, — шептал Дракон в ответ.

Баба давно хотела спросить про голову, но всё никак не решалась, и тут было рот открыла, но Дракон её опередил:

— Потом расскажу, как я морды лишился, не до того. Что делать, поняла? — И сложив бровки домиком над всеми четырьмя глазами, затянул: — По-жа-луй-ста-а-а…

Тихо млела Баба от его таких речей. Внутри неё что-то давно замёрзшее потеплело, оттаяло. Вспомнила она снова мужей своих множество. Все они ей примерно так говорили: про золотые слитки, про большие дела, про приключения. Мокла она от их речей, а на деле оказывалось, что в юбках были мужики её. Золото — латунь крашеная, подвиги — в УК прописанные, большие дела в мечтах живут и за́мков воздушных не покидают. Гнала их потом взашей от разочарования. А этот ведь замутит что-нибудь реальное. Может, и выживет ещё. Даже жаль, что он не человек: в такого шального мужика и влюбиться не грех.