Если бы Баба своей рукой не притравила Дракона, то и сама бы поверила, пожалуй, так всё это звучало убедительно и настолько налицо была нежная забота самых-самых о своём народе. Но одно она знала наверняка: выдумщики эти его сожгут. Значит, надо будить Сейла прямо сейчас, пока ещё не поздно. Будить и потом вместе с ним, живым, придумывать, что дальше с этим делать, ведь бабьего ума ей на это не хватает, а иного взять негде. И к тому же она так измоталась со всем своим геройством, что ей, немытой, нечёсаной, обруганной со всех сторон, сейчас очень нужно, чтобы кто-то назвал её Деликатесом, и ради этого сладкого имечка она готова и Дракона дохлого оживить! Была бы в сказке — превратилась в «невидиму зверушку» да прошмыгнула к нему, а тут не сказка — быль, в были думать надо! Думай-думай, голова, чтоб баба дурой не была.
Ничего лучше голова не придумала, как опять прямиком к клетке пойти, напролом. Не быстро, помаленьку, утиной беременной походкой, переваливаясь с ноги на ногу, словно дракон. Шла и шла, шла и шла, и уже совсем близко подошла, но двое служивых под локти её подхватили и оттащили в сторону.
— Куда лезешь, дурная? Ты указ слыхала? Больной он там, не положено! А тебе вдвойне не положено!
— Ой, мило́чки! Шла я из далёкого села Ухрень на бабожрущего дракона посмотреть. Две недели шла, все ноги истоптала, чуть три раза не родила дорогой, еле утишила ребёнка подождать, наружу не лезть. Пришла, а тут всё закрыто. Обидно как! Пустите змейку поглядеть, я вам монеток дам. Пожалуйста, милочки! Мне гадалка нагадала, что если не увижу эту змеюку, то счастья не видать нам с сыночком нерождённым, а нам оно очень надобно, счастьишко. Пожалуйста, милочки, — приговаривала Баба нараспев, бровки домиком на манер Сейла складывала и живот большой, красноречиво булькающий, для пущей убедительности нежно гладила.