Будущие эскулапы сопровождали тяжёлого дипломата по направлению к ней. Он, похоже, уже плохо видел и плохо соображал, шатался. К ним присоединился Гоша. Он перелетел вперёд и, как маленький катерок ведёт огромный лайнер, указывал величественному Тресу направление: «На меня, на меня давай. Правее, левее, ещё левее. Поворачивай…»

Баба спряталась в глубине пещеры, чтоб не затоптали. Дракона довели почти до самого Сейла, и, когда скомандовали «Ложись!», дипломат рухнул как подкошенный. В сравнении с Сейлом это был, пожалуй, вполне себе здоровый дракон: пасти обметало немного, языки распухли, носы не дышали, но до Сейловых струпьев ему, к счастью, было далеко. При том чувствовал себя змий тоже очень плохо, стонал, ослаб и отказывался есть.

— Болезнь его развивается как написано, — говорили интерны. — Сейла люди в ящуре «искупали», потому ему так тяжко. Остальным будет попроще, их мы должны вытащить!

— А его мы обязаны вытащить, — поправляла их Баба.

«И откуда эти тонкоголосые малявки столько знают?» — думала она, восхищаясь образованностью и трудолюбием юных лекарей. Сменяя друг друга, будущие эскулапы всё время проводили рядом с пациентами. Чуть что — лупу в лапу и изучать. С помощью Бабы им стало сильно сподручнее. Конечно, с такими огромными драконами, как дипломат, ей одной было совсем не сладить: втроём-то еле управлялись, вертя его к свету, но «руки с пальцами» оказались в нужное время в нужном месте. Она ловко перекладывала опухшие раздвоенные языки — главный источник страдания драконов. Без лупы Баба всё видела вблизи, и от её зоркого взгляда не скрывалось ни одно пятнышко. Все на солнце выставляла — выжаривать.