Сердце стучало у Большого человека где-то в горле, когда приблизился он к огромным дверям кабинета Правителя. Глубоко подышал минуту, одёрнул пиджак так, что швы треснули. Показал привратникам, что можно открывать, и шагнул внутрь, как в разинутую пасть самой преисподней.

 ***

— Ну что, Большой, не уберёг ценность? Сдох дракон-то наш? — с порога вместо приветствия бросил ему Самый.

Самый Великий Правитель был, как в насмешку, росточком мал, метр шестьдесят пять всего, потому говорил со всеми издалека, чтоб вверх глаза не задирать. Энергичный неимоверно. И у Са́мого была неприятная черта: он не кричал. Все нормальные люди кричат, а он — нет. Если бы сделать его кожу прозрачной, то наглядно было бы видно, что органы его внутри мечутся и перемешиваются, кипя в гневе, а наружу, словно, ничего не выходит. Гнев — отдельно, человек — отдельно. Лишь в раскосых монголоидных карих глазах отражается бурление, да бородка клинышком подрагивает. Самый страшный человек — тот, сути кого не видно, а самого видно при этом отовсюду, независимо от росточка, за то и Самый Великий.

— Издох по вине ветслужбы, накормили несвежими кроликами… — начал было Большой, сглотнув ком, но Самый резанул рукой по воздуху, будто саблей.

— Не до разборок сейчас, кто прав, а кто виноват. Ты в ответе — ты и ответишь потом, когда справимся с ситуацией. Совет собираю через пятнадцать минут. От тебя, как и от всех, пять вариантов решения.