Огромный Трес-дипломат тащил в пещеру три тюка свежей соломы, по одному в каждой пасти. Ящур не попортил его блестящей чешуи. Был он, как и прежде, величественно красив, разве что губы в болячках.
— Мира и жизни тебе, великий Дракон! — приветствовала его Дели.
— Мира и жизни, большего не надо! — откликнулся он всеми головами поочерёдно, аккуратно положив тюки на камни. — Вот, готовлю свежую кровать для Поля. Будем его выхаживать.
— И выходим непременно! — подтвердила Баба.
Мудрый Дракон увидел глубокую печаль в её глазах и сказал:
— Не печалься, Дели, не рви свою человечью душу, Дракон. Бывает и так, что светлый путь указывает солнечный зайчик, отражённый гильотиной.
Приняв его слова, Баба решилась, наконец, и пошла в палату к Гоше.
Непривычно было видеть улыбчивого проныру-таксиста обездвиженным. Он дышал как-то странно: грудь его вздымалась часто и коротко, но вздохов не было слышно. Быстрые крылья почернели, а по туловищу от них расползлись огромные бордовые пятна, проступающие сквозь чешую. Баба попробовала позвать его, сбрызнула живой водой, почитала над ним наговор — ничего не помогало. Ноги её дрожали от усталости, но она побежала что есть силы в ящурный бокс звать оставшегося тут на посту интерна. Увидев, что с Гошей происходит, он сорвался с места и быстро полетел наверх, к Пещере Мудрости. Баба осталась рядом с болящим одна и принялась наговаривать: