— Лечиться? Зачем мне, здоровой бабе, лечиться? — удивилась Баба.

— У вас в глазах читается беспокойство. Много-много беспокойства. Это плохой симптом, его надо начинать лечить без промедления! — горячо уверяли эскулапы.

— Беспокойство моё от неотвеченных вопросов, и ле́чится оно не душистыми полями, а простыми ответами. Мне бы поговорить с Сейлом, и половина беспокойства этого из глаз сгинет. И, если желаете, я могу при осмотрах держать глаза закрытыми, чтоб чтение моих переживаний ваше врачебное сообщество по пустякам не беспокоило.

— В том-то и дело, что с Сейлом пока не удастся поговорить. Никак. Мало того, что нам пришлось влить в него тройную драконью дозу «Разбудина», чтоб он своими крыльями до Драконьих Гор домахал, ещё люди зачем-то опрыскали обе его пасти раствором с драконьим ящуром, и беднягу разнесло так, что смотреть страшно: волдырь на волдыре. Нам пришлось его опять усыпить, чтоб приходил в себя медленно, как полагается. Он и проснуться толком не может, а потому и бороться толком не может. Чтобы бороться с любой болячкой, желание жить нужно: оно лучшее лекарство, а Дракон спит и ничего не желает, даже жрать не хочет, не то, что жить!

— Значит, он умрёт?

Эскулапы встрепенулись от её резких слов, нервно забили хвостами, зашикали:

— Так нельзя говорить!

— Почему это? — удивилась Баба.

— Веру спугнёте!

— Вы себя в зеркале видели? Я сказала то, что на ваших мордах прочла, как вы в моих глазах беспокойство! — пояснила Баба. — Вы же сами не верите, что выживет! Чего врать-то?