— Вот дёрнуло же тебя ей про двести лет сказать, — обратился прокурор к Эскулапу XXXII с претензией и даже легонько пнул его своей курьей лапой. — Был бы сюрприз, а получились капризы одни!

— Давайте пока эту тему оставим и будем наши важные дела уже решать, — попробовал вмешаться адвокат, умеющий быстро, но по-мужски реагировать на неожиданные глупости, которые всё портят, и изобразить цейтнот.

— Нет уж, позвольте. У людей — беспредел, у драконов — ещё хуже беспредел! Кто вам дал право без меня меня увековечивать? Вы представляете, как я в сто лет буду выглядеть? А как в двести? Старая карга? Меня в пятьдесят ваш повар, как его там, имя забыла, на стейк не купил, сказал: жёсткая старуха! Я в пятьдесят уже имена забываю, а в двести что будет? Безумная бабка будет по лесам шататься, зверьё пугать? Ни за что!

— Облагодетельствовали, — изрёк Эскулап XXXII и выругался на каком-то непонятном медицинском языке. — Удаляемся на консилиум!

Все ушли, включая юриста. Баба осталась одна и принялась себя тщательно оглядывать: не появилась ли чешуя, не отрастает ли хвост? Мало ли чего от этой драконьей воды ждать!

 * * *

Стройной вереницей, чинно, утиной походкой, с удручёнными мордами проследовали драконы в пещеру Врачебного совета. Расселись там в амфитеатре.

— Что делать будем, уважаемые эскулапы? — обратился к лекарям юрист-прокурор, который вместе со старейшинами взобрался на трибуну президиума. — Время лететь, а Баба взбеленилась и в таком возбуждённом состоянии духа обучить её, как Сейла убивать и потом оживлять, никакой возможности не представляется.