— Нет, второй день всего. Мало сейчас потерянных баб. Жарища. Не сезон.
— Тогда я за вами буду. Отойду пока. Но вы меня не забудьте, хорошо? — попросила Баба.
— Иди, не забуду, ты странная, запоминающаяся, — отпустил её мужик.
Чуть не бежала Баба на площадь, там протискивалась сквозь толпу, работая локтями. Может быть, это всё же не он? Он ведь её не сожрал! От клетки людей отделяли натянутые по периметру заградительные верёвки, за которые заступать запрещалось, о чём кричали большими буквами надписи на табличках. От них до дракона было далеко: ни докинуть, ни доплюнуть. Перед клеткой высилась и смердела мусорная гора из всего, что люди в дракона бросали, выражая праведный гнев. Сам он забился к дальней стене клетки, лишь очертания видны, не поймёшь, он ли? Баба покричала, но в шуме толпы голос её не прозвучал. Тогда, недолго думая, она перелезла через верёвки и быстро пошла по мусорной куче к самой клетке. Толпа охнула и замерла: нарушает да ещё так нагло! А ну как пыхнет змий огнищем в неё, и сгорит она свечой? Кто-то выкрикнул: «Дура, сожрёт!», кто-то: «Дура, сожжёт!», кто-то: «Молодец! Дойдёшь до клетки — дай ему в нос, паразиту!» Дракон повернулся.
— Мира и жизни тебе, — поприветствовала она.
— Издеваешься? — ответил Сейл угрюмо.
— Нет. Я только дошла, я не знала, что всё так… — оправдывалась Баба. — Мне когда сказали, я сразу побежала сюда. Думала, это не ты…