Опустели улицы. Настал в городе порядок да покой — загляденье! Вскоре обозы хлебные подтянулись, пекарни заработали вовсю, хлеба на всех напекли вдоволь. Насытились люди и постарались забыть крики тех, кого на Главной площади вешали, что ничего они не палили, не отравляли и никого не грабили. Врали, небось!
* * *
Тёмной ночью далеко в горах, среди безжизненной гряды кипящих вулканов, куда ни человеку не дойти, ни птице не долететь, в заброшенной пещере думали думу два дракона и один хилик. Неспешной была их беседа. Большим думам спешка помеха. Разбирали человечий «Декрет о справедливости», прибавляли к нему то, что сами знали и видели, и старались драконы, как могли, огнём не воспламеняться, но сложно было им кипение унять.
— Сказано в депеше: «Вчера в лесу ледорубом зарублен долговязый пасечник. Совсем». Ни слова о том, кто зарубил и почему зарубил, нет, — говорил Поль-законник.
— Сказано в «Декрете о справедливости»: «Зачинщик беды, преступный Пасечник, пойман и казнён. Все чиновники, замешанные в заговоре, отправлены за решётку», — добавлял Трес-дипломат.
— Все их разведчики пишут депеши, что готовят драконы войну, дорабатывают подкрылки. А наших бывших людей-агентов всех по казематам разместили. Нет от них больше депеш. Драконов всех с территории людей выдворили. Остался только Тивал, цирковой артист, да цирк теперь у людей не в чести. Никто не смеётся, даже дети. Чтоб народ улыбок лишить, раз в неделю вывешивают на Главной площади семерых, по числу дней в неделю — вот и всё у них теперь развлечение, — говорит Поль и жаром дышит.