Ей показалось, что Сейл усмехнулся её словам, шеей дёрнул. Уже что-то! Лекари Бабу под лупой снова осмотрели, убедились, что целая, без волдырей, разрешили ей быть рядом с Сейлом и крутить его головы к солнцу весь день, приговаривая: «Уходи, парша, с моего малыша!» Вновь сварили её вечером в кипящем котле и спать под сказки уложили, а утром поднялась она в пещеру к больному Дракону. И снова лежал он недвижим, только будущие эскулапы вокруг него суетились с лупами. У неё сердце упало.

— Что? — кинулась она к ним.

— Рубцуется! — воскликнул будущий эскулап.

— Издох? — не поняла Баба.

— Рубцуется! — повторил интерн и носом указал на болячки на крыле.

— Это хорошо или плохо? — не понимала Баба.

— Это хорошо. Может, ещё и… — начал было лекарь, но осёкся.

— Договаривай, — велела ему Баба.

— Может, выживет, — сказал интерн тихо.

— Громче! — настаивала Баба. — И без «может»!

— Выживет, — сказал почти уверенно будущий лекарь.

— Ему сил не хватает. Сколько он уже не ел? Одной живой водой и жив! — подхватил второй.

— А давай его кровью попоим! Жевать-то он не может, языки и нёба разнесло, а на крови, глядишь, и окрепнет маленько, — предложил первый. — Надо главного Эскулапа спросить, верно ли думаю.

— Ой… Ну это вы, ребята, как-нибудь без меня организуйте… Я пока пойду концерт драконий лучше послушаю, — сказала Баба, которой даже представлять себе эту процедуру не хотелось.