Большой взял бумагу, попробовал прочесть, но то ли почерк был неразборчив, то ли глаза его отказывались верить написанному, и оттого буквы сливались, как в слове «шиншиллы», ничего не понял. Он раздражённо вернул бумагу визитёру, приказав:

— Читай!

— Я, Баба номер БО 3212…

— К сути! — рявкнул Большой, и голос чтеца задребезжал, пропустив цифры и прочие ненужные глупости:

—«… работаю на Пригородном базаре в балагане «Бабий Рай». С неделю тому назад пришла ко мне баба с вашей картинки и попросила о смене еёного бабьего имиджа. В соответствии с заявленной потребностью была перекрашена мной в рыжий цвет, выбелена кожей и облагорожена до миловидности. Носит она мешковатое платье, и никаких мускулов, как в вашем описании сказано, не видно: всё платьем этим прикрыто. Вроде обычная, телесно богатая баба. Волосы я ей тоже остригла, и стала она как все, без особых примет. Чаевых не оставила. Спасибо не сказала. Больше мне рассказать нечего!» — закончил, наконец, визитёр и отёр пот со лба.

Он силился разгадать, угодил ли начальнику размером важности своего донесения. Похвалит иль поругает? Но вместо этого Большой, не меняясь в лице, повторил несколько раз: «Баба как все, без особых примет». Потом вдруг запел неожиданно тонким срывающимся голосом:

— Ры-ы-жая-рыжая, рыжая-бесстыжая!

Очень Маленький человек впервые был на докладе у большого начальника и не знал, как таким положено себя вести. Может, все они поют в ответ на донесения? Но когда плечи чиновника затряслись то ли от плача, то ли от хохота, ночной докладчик всё же попятился к лестнице, там оступился, кубарем скатился вниз, быстро вскочил, что-то бормоча перекрестился и бросился наутёк, чтоб не услышать окликов, если таковые последуют. Большой человек, развернувшись на пятках, шатаясь, углубился в кабинет и вдруг затанцевал вприсядку, напевая: «Ры-ы-жая-рыжая, рыжая-бесстыжая, на других похожая, Баба рыжеро́жая!» Задохнулся, оперся о стену. Панель неожиданно открылась, явив ему бар, полный разного рода и наполнения бутылей. Он поклонился бару в пол, достал огромную бутыль, полную мутной водицы, с шумным чпоком открыл пробку и стал жадно лить жижу себе прямо в широко открытый рот. Мутная водичка лилась и в рот, и мимо, стекала по багровой шее на его форменный китель, источая винный смрад, и изрядно промочила его, пока Большой в изнеможении не опустил опустошённую на треть бутыль. Он оглядел кабинет помутневшими, будто та водица, глазами, словно видел его в первый раз, издал невнятное: «Как все!» и рухнул, где стоял. Упавшая рядом с ним бутыль продолжила извергать из себя мутную водицу уже на пол: буль, буль, буль.