В голове пчеловода образовался гул, словно ничего там нет, пустота и ветер. Он принялся уговаривать себя расслабиться, отвлечься, придумать, какая бы «сказка» подошла к вот такой ситуации и гнев Правителя ути́шила. Но ни одна «сказка» не может прийти в голову, в которой ураганом носится одна лишь мысль: «Да вашу ж змеюку!» Он изорвал прочитанную объяснительную в мелкие клочки, но в урну их не бросил, а забрал с собой в каморку, куда поспешил скрыться немедля. Там огляделся, покидал в дорожный мешок свои жалкие пожитки, выставил на вид три банки лучшего мёда и уже хотел уйти, но замешкался. Сел за крошечный, похожий на туалетный, столик и стал строчить что-то на грубой жёлтой бумаге. Прервался. Перечёл. Порвал написанное. Взял другой свиток, исписал и снова порвал. На третьем варианте удовлетворился. Разложил свиток на столе, углы банками медовыми придавил и ушёл. Мимо вишнёвого сада, мимо своих ульев в город, а потом и за ворота, подальше от города. Только его и видели!

* * *

Большой человек очнулся посреди своего кабинета во множестве разных луж, сотворённых и бутылью, и им самим прошедшей ночью. Голова гудела, словно растревоженный палкой улей. Веки набухли, руки набухли — весь он набух и стал бесформенным шаром, при нажатии на который появлялись глубокие ямочки. И зачем он не добрался до дома, а принялся за бутыль прямо в кабинете? Сейчас бы жена отпоила его рассолом, положила на лоб мокрое полотенце, уложила на мягкую перину…