***
Уриен сообщил весть о смерти Утера Пендрагона Мелеаганту сразу же, как оказался с ним лицом к лицу, заявил о визите Ланселота (при этом, описывая появление последнего, граф не стеснялся выражений).
Но к его удивлению, Мелеагант отреагировал холодно, если не сказать, что безразлично. Он не улыбнулся, не изменился в лице, даже не прищурил глаз, он просто кивнул, принимая информацию к сведению, и тем же холодным голосом отдал приказ об отправлении одного из верных своих людей в Камелот на разведывание обстановки.
-Ничего не скажешь? – не поверил Уриен, наблюдая за абсолютным льдом, поселившимся в лице Мелеаганта.
Тот тряхнул волосами, выходя из задумчивости, взглянул на названного брата:
-Что? А! скажу, что нынче старшее поколение умирает слишком быстро. Слишком торопятся оставить детей своих.
-А тебе оно и на руку! – не удержался граф, и оперся на мраморную колонну спиной, держа Мелеаганта в поле зрения, — тебе и на руку! она при мне ничего не делала, но сначала твой отец, теперь Утер…не много ли совпадений?
-Совпадений… — задумчиво повторил Мелеагант, — друг мой, ты устал – тебе мерещатся заговоры и черт знает что еще. Поезжай в свое графство, отдохни. Я вызову тебя.
-Ты изгоняешь меня? Не поверил Уриен и даже дыхание его сделалось холоднее. – Ты не хочешь видеть меня, названный брат?
-Хочу, — заверил Мелеагант и хлопнул его плечу, — хочу, Уриен, но сейчас нам всем не до тогою. Если Утер мертв…турнир так или иначе приближается, а мне еще нужно найти одного бастарда, погоревать по отцу, казнить пару советников – дел много, а я должен быть один.
Граф Мори кивнул, понимая и принимая слова своего друга, но легче ему не стало. Так всегда было, когда Мелеагант жил какой-то идеей, он, обдумывая и преследуя ее, не тратил время на пустые разговоры и увещевания. Некоторые мысли он таил и от самого себя до поры, а что говорить о друге, пусть единственном, но все-таки, чужом.
-Поезжай, — уже мягче попросил Мелеагант, осознав или почувствовав, как изменилось настроение в душе Уриена – только что его вырвали от Морганы, теперь вот выгнали от названного брата, грубо говоря, графу сказали, что он не нужен постоянно, а нужен лишь в определенные моменты жизни и сказали это самые убийственные создания: женщина, к которой у него появился глубокий интерес и друг.
-Поеду, — заверил граф скорбно. Он совершенно точно поедет. И совершенно точно вернется по первому зову Мелеаганта, потому что так было всегда и так всегда будет.
-Там у тебя какое-то веселье! – Мелеагант усмехнулся, отходя от графа и углубляясь в разложенные по столу свитки пергаментов. – Ведьму, говорят, поймали, в твоих угодьях?
-Ведьму? – тупо переспросил Уриен, уже сомневаясь, что без труда найдет различие между феей-Морганой и пойманной ведьмой. – Отправили бы ее в Камелот или сюда. Что мне с нею?
-Разберешься. – Уверенно заявил Мелеагант, — и расскажешь. Не придумаешь, что с ней делать…ну, сожги.
-Я против сжигания ведьм, — нахмурился граф.
-И я не особенно «за», — Мелеагант развел руками, — но если она явилась с дурными намерениями – лучше сожги.
Уриен недолго пробыл в замке принца де Горра. Отдохнув, сменив лошадь, он отправился в свои родные земли с тяжелым сердцем и еще более тяжелыми мыслями. Странная тоска лежала в его душе огромным тёмным пятном и происходила она от Мелеаганта и его желания отгородиться в такой важный момент от своего друга и от Морганы – безумной…фурии!
-Фурия подходит вернее всего, — сам с собою размышлял Уриен обрывками и последними словами ругал появившегося невовремя Ланселота.
Граф Мори был любимцем женщин, но никогда прежде его так не водили по кругу на поводке, показывая его место. Женщины желали быть с ним, а не высмеивали, не управляли им и это новое, данное Морганой, неожиданно цепляло графа, и злило, и интриговало. Ему было интересно сыграть с нею, и обыграть, ведь тогда, и только тогда, он мог бы назвать себя истинным победителем, а не в минуту? когда появился в ее жуткой лачуге с комплектом каких-то кружевных тряпок.
Графу Мори просто далась военная слава, управление своим землями (с помощью управляющего Бертрана вовсе большая часть забот не доходила до Уриена), легко далось ему и любовное искушение и тут какое-то странное существо вырвалось перед ним и остановило надменностью…
Уриен был так мрачен и так зол, что не поехал даже длинной, привычной дорогой, по своим землям, чтобы обязательно проехать вокруг серебристого пруда, и заехать в сосновую рощицу… нет, граф грубо срезал дорогу через поле и быстрее обычного въезжал уже в свое поместье.
Бертрану было пятьдесят семь лет, он служил еще у отца Уриена и на его глазах юный виконт родился, вырос и возмужал. Управляющий был ловок, несмотря на годы и тяжелый труд, умен и обладал подвешенным острым языком, умея заболтать любого, кто посмеет лезть не в свои дела, или возжелает занять место Бертрана. При этом, с господином, что отцом Уриена, что с самим Уриеном, Бертран держался на почтительном расстоянии, хоть и был почти членом семьи и даже обедал вместе с господами.
Слугу, что всю жизнь свою проработал на дом Мори, уважали. Уриен относился к нему не как к предмету мебели, но прислушивался к речам его, еще в юношестве усвоив для себя от управляющего несколько уроков, так как мальчиком проводил он время подле Бертрана, мешаясь тому, и отвлекая…
Но Бертран – человек одинокий, хоть и не был женат и детей родных не имел, почитал Уриена за своего родного человека и привязывался к нему все сильнее. Особенно сильно привязанность их возросла, когда скончался граф Мори и виконт, ставший в один миг графом, осознал, что теперь ему управлять всеми угодьями и жутко захлопал глазами, ища поддержки.
У Бертрана было много особенностей, отличавших его от других слуг: преданность дому, легкая ворчливость, тяжелый, хоть и быстрый шаг и умение всегда угадывать появление господина. Ровно за пять минут до появления графа Мори Бертран. Даже когда его никто не предупреждал о приезде графа и визит был сделан по стечению обстоятельств, а не планировался заранее, Бертран за пять минут до появления лошади господина стоял на пороге поместья, приветствуя графа Мори.
И теперь, первый, кого увидел из родных и привычных лиц, человек, который был действительно рад видеть Уриена в любое время, стоял на пороге, ожидая, когда в клубах пыли на дороге появится и сам Мори…
-Бертран! – Граф спешился, слез с лошади, не удивляясь появлению старого слуги, — я рад тебе!
-Милорд, вы весь в пыли! – Бертран, украдкой, семеня за господином своим, пытался очистить ему рукой плащ от пыли, — надо же было так гнать!
-Оставь, — попросил Уриен, — скажи лучше, как живете?
-Да, помощью Бога, живем нормально, — Бертран всегда преуменьшал свои заслуги и невидимый порою фронт работ, — зерно сеем, скотину водим, овец стрижем. Да, к слову, домишко прохудился у Мартелл совсем…починить бы надобно.
-Почините, дозволяю, — Уриен на ходу устало потер глаза. – Чините, ей, Вдове, от казны найдётся что дать? Запасы из кладовых и все, что положено?
Бертран захихикал – мелко и по-стариковски:
-Так, милорд, мы ей отделили и дом, и бревна, и доски, а она всё говорит, что не нужно ей, мужа бы вернули…
-Что? – Уриен круто повернулся лицом к старику, напугав того и оборвав на полуслове. Странное бешенство бросилось в голову, — и эта отказывается? Я граф или насмешка? Я приказал – пусть изволит слушаться или изгоню!
Бертран изумленно смотрел на господина, первый раз видя его таким взвинченным, когда речь заходила о вдове Мартелл. Вдовой, на деле, эта женщина не была, по одной простой причине – она не была замужем ни разу, но при этом считала, что ее муж погиб и оставил ее одну с ребенком. Ребенка, следует заметить, у несчастной не было – она постоянно, из года в год баюкала переплетение одеял.
Вдова Мартелл была тиха, безобидна и сумасшедша. Но она не несла никому хлопот, за исключением того факта, что встретив графа или же кого-то из его приближенных, пару раз в год начинала просить вернуть ей мужа, но в целом ее тихое помешательство не причиняло беды, к тому же – женщина была одной из лучших портних графства. Ее терпели, по-своему любили, заботились о ней и помогали по хозяйству кто чем мог. Граф тоже не обделял ее.
Заметив изумление и прозорливый огонек понимания в глазах слуги, Уриен поумерил свой пыл и сконфузился. Ища тему для перемены разговора, он спросил:
-Что за ведьму вы поймали?
Ведьму, оказалось, держали не в камере подземелья, как смутно опасался Уриен, а в одной из малых жилых комнат, куда размещались слуги, прибывшие с почтенными гостями. Однако у дверей комнаты поставили стражу, которая, если верить их бегающему взору, меньше всего хотела находиться подле ведьмы.
По вводной информации, что дали Уриену, выходило, что означенная ведьма собирала травы в его угодьях и была поймана патрулем. Она не называла ни своего дома, ни своих корней и говорила, что ее зовут – Лилиан, и что она просто ходит по деревням, излечивая страждующих…
Собственно, на этом вводная информация закончилась, Уриен тяжело вздохнул: ведьма или не ведьма, но многие женщины, если не сказать, что все, собирают травы и заваривают их разными рецептами, изгоняя хвори. Что-то выходило несвязное…
И бродячие шаманки, целительницы, знахарки не были редкостью, так почему именно эту обвинили в колдовстве?
Уриен толкнул дверь комнаты бесстрашно – после дружбы с Мелеагантом и встречи с Морганой пленница не могла его уже удивить…
Во всяком случае, так он наивно полагал, пока лицом к лицу не столкнулся с Лилиан.
Имя Лилиан странно подходило к ней, она не могла бы носить другого. Невысокого роста, изящного сложения, сочетающая в себе какую-то холодную грациозность мраморной лилии и диковатую порывистость в движениях. Она не вела себя как знатная дама, но и не как простолюдинка. Слишком грубые движения перемежались с природной плавностью, она состояла из каких-то внутренних шипов и нежного зеленого стебля цветка в душе. В ее пшеничного цвета волосах запуталось солнце, и оно могло озолотить ее сложные прически не хуже, чем горные короны, но она свои волосы не собирала в косы и не украшала их лентами – держала просто.
Ее платье состояло из одной только юбки и одного слоя, оно было сшито из природных тканей и расшито не каменьями, а нитками, в виде деревьев и цветов. Она больше походила на гибкую, гордую, своенравную иву, чем на ведьму…
А глаза! Чего стоило ее глаза! Они запечатлели на дне своём тепло и невообразимую нежность по отношению к этому миру.
Увидев графа Уриена на пороге, она дернулась и вскочила, но не потому что так подобало – пленнице напугаться тюремщика, а потому, скорее, что она погрузилась в свои тяжелые мысли и ушла куда-то далеко-далеко и появление незнакомца порывисто вытолкнуло ее из этого мира.
-Тише! – Уриен выставил перед собою руки, призывая мир. – Я не враг. Я хозяин этого поместья, а ты Лилиан, верно?
-Ваши слуги назвали меня ведьмой! – она взглянула на него с вызовом и обратилась просто, без титула, без почтения – так могла обратиться она к равному себе.
-Ну, не встречали настоящих ведьм, — пожал плечами граф, — а ты…
-Я – целитель, — девушка выпрямилась, глядя на графа, не мигая, и почему-то проскользнула у последнего странная ассоциация с совою, но голос ее унес от этих мыслей – приятный, чуть ниже, чем можно было ожидать от этого хрупкого создания…
-Целитель с магией7 – уточнил Уриен, удовлетворенно замечая, что девушка больше не боится его.
-Меня воспитывала леди Озера, — отозвалась Лилиан, — но не так, как других…
Она замялась, лишь на мгновение, но его хватило, чтобы на щеки ее лег свежий румянец.
-Иначе, — вывернулась она, — я была всегда с магией и она воспитала меня целителем, граф.
-Уриен, называй меня так, — попросил Мори, садясь в кресло и предлагая жестом ей сесть напротив. – Тебя кормили?
-Я не хочу есть, — она покачала головой, — я хочу уйти отсюда.
-Куда? – удивился Уриен, — дальше, по городам и деревням? А если нам здесь нужна помощь целителя? Да и…я бы хотел, чтобы ты задержалась, в качестве извинений от меня лично за моих людей, за то, что напугали, назвали ведьмой, я предлагаю тебе быть лекарем здесь.
-За грубость? – она нехорошо усмехнулась, зацепившись за слово. – По вашим землям, Уриен, ходят многие странники, но их не всегда хватают так, как меня. Вы не за то просите прощения!
-А…за что? – теперь граф изумился по-настоящему, он чувствовал, что виноват, но пока не мог понять, в чем именно.
-Ваши люди…- Лилиан покраснела еще сильнее и отвернулась, закрыв рукавом лицо, и граф заметил вдруг, что рукав ее платья разорван. Догадка посетила его и он не удержался от гнева6
-Они напали на вас, Лилиан?
-Напали, — она повернулась к Уриену и странный огонек скользнул в ее глазах, — сами напали, сами и не отбились. Я училась у леди Озера, а не у торговки с рынка.
-Они живы? – без особой надежды спросил Уриен, думая, что ему, в общем-то, плевать – живы или нет. Мужчины, напавшие на бедную девушку, в случае своей смерти лишь очистили бы землю Мори.
-Я целитель, а не палач! – казалось, она даже обиделась.
-Ну, я тут знаю одну благодетельницу…- граф фыркнул, с трудом избавляясь от щемящего образа Морганы перед внутренним взором, — ладно. Ты останешься?
-Останусь, чтобы помочь, но продолжу путь сразу, как почувствую это возможным, — Лилиан была тверда. – Я понимаю, что вам нужен целитель в земли, но я кое-кого ищу. Я должна убедиться, что этот человек в порядке.
—А что, он тоже нападал на вас? – не удержался Уриен.
-Нет, — она улыбнулась, — мы выросли вместе, почти как брат и сестра. У нас была одна приемная мать, только он человек…полностью. Наши пути разошлись по…многим причинам, и я желаю его отыскать, чтобы знать, что он жив.
-Сдаюсь, — Уриен развел руками, — кто же он, не откроешь мне? Как его зовут?
-Он хочет стать рыцарем, может, уже стал. Его зовут Ланселот. Ланселот Озерный.