Рука Персиваля ложится ей на талию. Какая горячая у него ладонь! Он волнуется, нервно переступает с ноги на ногу и Лея вдруг думает, что хочет, чтобы все быстрее кончилось.

Артур берет слово, поздравляет своего любимого рыцаря и старается не смотреть на Лею, вообще обойти ее внимание, а Лее кажется, что он снова хватает ее в коридоре и вжимает в стену, словно бы до сих пор доносится до нее холод камня, в который он вдавил девушку. Больше он так не посмеет. И Лея хочет в это верить.

Мерлин завязывает на руках Персиваля и Леи ленту и Лее кажется, что платье тоже связывает ее, и эта клятва, и этот день, и этот его взгляд. Ей становится страшно и на мгновение ей даже хочется, чтобы сознание оставило ее, ведь тогда она просто упадет перед всеми, кто пришел, на землю и не будет больше ни этой белой арки, сплетенной из живых цветов, ни рыдающего Кея, ни сдержанно улыбающегося Мерлина, ни перешептывающихся придворных дам. Гвиневра только глядит на нее счастливо, улыбается, да Агата тихонько рыдает в платок, а остальные…если здесь кто-то, кто рад этой свадьбе? Кто-то, кроме Персиваля? И Лее хочется верить, что она просто устала.

Персиваль целует ее. Он в нетерпении, он дрожит, она слышит, как бьется его сердце. И ей странно — почему кроме нее никто не слышит этого стука? И все будто бы кончено, и Персиваль отстраняется, глядя на нее в еще большем смущении, чем прежде, но это все не то. Что-то навсегда уже не то. Их поздравляют, им шумят. Им фальшивят, а перед глазами Леи прыгают два письма. Первое, сухое официальное, жесткое: «Поздравляю со свадьбой. Желаю тебе счастья. Приданое тебя дождалось, отправлю его в дом твоего мужа. Лилиан присоединяется к моим поздравлениям. Мелеагант». И от этого письма захватывает дух, Лея понимает, насколько она далека теперь от той жизни, и Мелеагант словно бы остался где-то позади, но…