-Кей, понимаешь, это… интрига плохих людей. Хуже, чем Октавия. Они пытаются запутать Артура, а ты молодец — распутал, но если рассказать ему об этом, то…понимаешь, как с сюрпризом будет. Вот, если ты знаешь, что мы идем есть варенье из вишни, ты приятно удивишься, если мы будем, есть варенье из крыжовника?

-Я хочу оба варенья! — Кей облизнул губы. — И лепешку. И сыр. И кушать.

-Сейчас пойдем, — Лея приободрилась. Она привыкла хоронить тайны на своем кладбище в сердце, но надо было довести дело до конца. — Я дам тебе вкусного, много вкусного, но ты должен понять, что Артур, если узнает…потом, он приятно удивиться. И враги, его враги, а значит, и твои враги тоже, не смогут придумать новой каверзы, если будут думать, что мы идем по их следу. Это ловушка для них. Мы переиграем их, но только по тому, что ты — молодец!

Кей понял. Он просиял. Его похвалили, увидели его заслугу, и он был готов в эту минуту согласиться с Леей в чем угодно.

-Но ты должен мне пообещать, — продолжила она, — не говорить никому про Октавию. Никому., слышишь? И веди себя так, как вел прежде. Ты понял? Никто не должен узнать.

«Как выпутываться, я придумаю позже», — пообещала себе Лея.

-И Гавейну сказать нельзя? — расстроился Кей.

-Нельзя, — строго предупредила Лея. — никому! Понял?

-Понял, — сдался Кей, — где варенье?

-Пойдем, — Лея решительно поднялась с пола и протянула руку юродивому, он вцепился в нее, как в спасение, и пошел, ведомый ею, слепо спотыкаясь, но веря в ее верный путь, в то, что Лея знает дорогу. А Лея не знала дорогу и боялась упасть…