-Ведь. — рассуждал он вслух, — они не могли не знать о мародерствах? Наверняка принимали участие, а мой народ не должен видеть, что я спуска с рук такое предательство и жестокость.

-Я говорил…- шепотом промолвил Монтессори, не обращаясь уже ни к кому, — Моргана.

На четвертый день от своей болезни Моргана все же пришла в зал. Артур до этого времени не появлялся почти у нее, а если и приходил, фея либо спала, ослабленная, либо делала вид, что спала, с ужасом понимая, что ее затягивает в омут любви, а омут носит имя «Артур».

-Почему ты встала? — обозлился Артур. — Мерлин, я тебе голову отрублю! А если она пострадает?!

Моргана хотела, было, рассказать, что она думает о методах работы и деяниях короля за последнее время, но не стала. Почему-то она очень резко передумала и тихо ответила:

-Работа — лучшее лекарство. Ты же хочешь, чтобы я встала на ноги?

Артур обнял ее. Чуть крепче, чем того требовали приличия, чуть дольше, чем кровные узы. Моргана же, с еще большим ужасом осознавая, что объятия Артура ей…приятны, шепотом сказала:

-Я должна забыть потерю. В работе это проще всего сделать. Позволь помочь тебе.

Она правильно рассчитала. Ей действительно было невыносимо лежать целый день в постели, имея возможность поболтать лишь с Мерлином (и то, чаще всего все заканчивалось

спором и «да чтоб ты на полпути к Авалону потерялся!»), да вечерними визитами Ланселота. Ланселот, надо отдать ему должное, приходил исправно в каждую свободную минуту, но сейчас, когда шло расследования и розыск Николаса, минут этих не было. А еще были тренировки и Гвиневра…