Гвиневра хотела сказать еще что-то, но не нашла слов. Ее отвлек шум со двора. Она бросилась к окну, как кошка, рассчитывая, что хоть издали увидит Ланселота… ей даже в голову не пришло, что возвращается ее муж, что возвращается раньше, чем должны были вернуться — ничего, будто бы, не волновало ее в этот миг.
Шум услышала не только Гвиневра. Моргана, беседовавшая с Монтессори о том, как исхитриться и суть пополнить казну, тоже метнулась к окну, не веря, вспоминая и Кармелида, и Кея… чертыхнулась.
-А он не мог еще погулять? — буркнул Монтессори, — или предупредить!
Но Моргана не отреагировала на возмущение рыцаря — она увидела носилки среди рыцарей и не смогла разобрать, кто ранен.
Отлетела от окна так, что смела с пути несколько документов.
-Безумная! — вскричал Монтессори. — а…ты, наверное, об этом знаешь!
Но Моргана не слышала ничего — ветер звучал в ее ушах, и судорожно билась в уме мысль:
-Только бы не Ланселот! — шептала она, сбегая по лестницам так рьяно, что где-то даже потеряла туфлю, обернулась, но не смогла понять, где обронила ее, едва не упала, запутавшись об свою же ногу, что оставалась в обуви, скинула и вторую туфлю (она улетела куда-то в сторону кухни), и, как осталась, босая, не замечая ни камня, ни песка, перебирая лишь одну мысль: «Только бы не Ланселот»! (ясно ведь, если бы ранен был бы Артур — привели под другое зрелище, в других носилках и уже послали бы за лекарем).
