Другая легенда о короле Артуре

Глава 1.
«Мрамор рассыпается от нашего смеха»
Пронзительный солнечный день нависает над землями принца де Горра и освещает непривычные к свету вершины мрачных деревьев, забирается по каменным отвесам, касается холодных рек и скользит по крышам крестьянских домов, кузниц, рудников и часовен. Солнечный свет пожирает все так стремительно, как умеет пожирать кроме него лишь чернота. Чернота, в которой прячутся лики друзей и близких, чернота, которая скрывает всё, что когда-то было дорого.
Но черноты нет в природе. Она есть – немногим сгустком в душе молодого наследника принца де Горра – Мелеаганта, она зародилась давно и постепенно оживала, перенимая различные причудливые формы, следуя терпеливо за душою своего хозяина и той жизнью, что окружила его.
О принце де Горре говорят неохотно: крестьяне не любят его грубости и тех замечаний, которые он все время норовит сделать, не разбирая даже тех линий, что привели к видимому их результату. Его не любят и за жестокость – неоправданную и злую, сорванную им в собственную душу гнилым плодом во время Великих Походов Утера пендрагона. Принц де Горр – Багдамаг чувствует, что народ не тянется к нему и злится, что не вышло из него почитаемого в народе правителя, и злится, и ревностно бдит за своим сыном…
О Мелеаганте говорят с уважением. Воины и рыцари земель де Горр предрекают ему настоящую военную славу, куда более грозную, чем слава его же отца, тонкие девушки от крестьянок до почетных гостей двора заглядываются на Мелеаганта, чем он и пользуется со свойственной юности горячностью чувств. Впрочем, и обычные жители, не привлеченные его манерами или задатками воина говорят о Мелеаганте с уважением, кто видит в нем достойного будущего правителя де Горр, кто видит в нем славного и доброго человека…
И, пожалуй, только один человек точно знает, что Мелеагант давно уже не мечтает быть принцем де Горр. Он мечтает о короне Камелота. Корона, которую не получил когда-то его далекий предок, что начал род де Горр, рассорившись давным-давно с братом, что положил начало династии Пендрагонов.Только этот человек знает, наверное, о Мелеаганте все и с разных сторон. Не только, как желает видеть его отец – коварным и слабым, не славным красавцем – как жители де Горр, а настоящим Мелеагантом.
Этот человек, правда, скорее умрет, чем выдаст своего единственного друга. За это Мелеагант так высоко и ценит его… графа Уриена Мори.
Уриен вышел из древнего рода, но не настолько, чтобы напоминать о своей родословной в присутствии Мелеаганта. Он обрел уже кое-какую военную славу, был старше своего друга на шесть лет, но всегда следовал за ним и его решениями. Уриен не знал идеи для жизни, не видел, чем следует заняться, кроме драк, вылазок военных походов и поисков любви. Уриен мечтал об идеальной женщине, но сказать, каким видит свой идеал, не мог и перебирал всех, кто падал в его сети. Юный граф прожигал жизнь, не в силах придумать ей более достойного применения, а душа его, между тем, жаждала масштабной деятельности! И это было в Мелеаганте…
А сам Мелеагант нуждался хоть в одном понимающем лице, по-настоящему понимающем. Он не хотел прикидываться, не хотел переходить от роли покорного и смиренного сына, к роли советника, от советника к рыцарю и так далее. Он хотел сразу открывать грани своей души, но сделать это не мог. Отец прохладно относился к Мелеаганту и, более того, стена его холодности крепла с каждым днем, рыцари не понимали его стремлений, а красотки слишком навязчиво хотели остаться в его жизни, в результате чего были изгнаны из нее.
А Уриен умел быть незаметным и в то же время поддерживать своего друга, мирился с ролью исполнителя и был всем доволен.
Они часто проводили время в лугах де Горр или в охотничьих угодьях, иногда – в библиотеках и архивах. Уриен не любил читать философские измышления, но с Мелеагантом не спорил и покорно пытался вникать в тяжелые строки истории, литературы и астрономии…
Хотя, на деле, так или иначе, их обоих начинал разбирать смех от какой-то брошенной шутки или фразы, и тишина изгонялась из библиотеки, уступая молодости и счастью.
-Пойдём сегодня в трактир на Зеленом Доле? – Уриен уже пятнадцать минут пытался вникнуть в размышления древних о смерти, но не понимал и слова. То есть – по отдельности каждое слово было понятным, но все вместе образовывало странную кашу, и граф пытался избежать хоть разговором неприятных минут путешествия по загробным мыслям.
-Там совсем нет новых лиц, — Мелеагант даже книгу не опустил, чтобы взглянуть на друга, так и ответил из-за тома. – Ты опять застрял?
Уриен с яростью отшвырнул от себя фолиант:
-Пишут и пишут! Голова кипит, а понять, чего пишут, не могу.
Мелеагант спокойно отложил книгу в сторону, взял книгу Уриена, пробежал по странице глазами, усмехнулся:
-Всё просто! Здесь тебе следует запомнить два основных тезиса….
Уриен, не ожидая уже ровным счетом ничего хорошего, обхватил голову руками и приготовился слушать. В изложении Мелеаганта всё становилось как-то проще и понятнее, он подбирал слова и формы, в которых мысли упорядочено складывались.
-Первый – всё, что сделал, сожрёт смерть, — спокойно продолжал Мелеагант, привыкший разъяснять и объяснять. – Говоря проще, человек всегда останется бессильным против смерти и смерть унесет всё, забудутся и заботы человека, и его страхи и сам человек будет стерт.
-Умеешь ты настроение поднимать, — буркнул Уриен, но негромко, чтобы не мешать Мелеаганту.
-Дальше, тут приводится парадокс и это второй тезис. Когда приходит время умирать – выясняется, что ты не жил.
-Бред! – уверенно возразил Уриен. – Вот я, орудую мечом, участвую в турнирах, провожу время с элем и красотками из трактира, что я, не жил что ль?
-Не жил, — Мелеагант отложил в сторону книгу и упрямо взглянул на Уриена. – Не жил – существовал. Ты ел, пил и праздновал, но ты не знал, для чего ты живешь и почему ты так живешь. Ты не думаешь о том, как именно ты думаешь, ты просто берешь от жизни то, что дает тебе положение и молодость…
-Так! – напряженно отозвался Уриен, — насколько случайно ты подсунул мне эту книгу? Ты ведь к чему-то ведешь, я прав? Ты всегда к чему-то ведешь!
-Я презираю идею смерти, — Мелеагант не стал скрываться и взглянул в глаза Уриену, словно ожидая его реакция
-Ну…- граф замялся, не зная, что отвечать, — так можно было? Мы все смертны, бог нас создал…
-И что? – перебил Мелеагант, и в глазах его проскользнуло что-то очень хищное. – Неужели никто не пытался бросить Богу вызов за наши слабые тела? Если душа бессмертна, неужели нельзя сделать с оболочкой ее ничего?
-Так-так, — Уриен попытался овладеть собой, но в эту минуту Мелеагант принял на себя самый жуткий облик из тех, что видел когда-то граф Мори. – Ты совершенно…
Он не успел договорить, скрипнула дверь, и на пороге возник смущенный слуга. Он, не глядя на Мелеаганта, потупившись, объявил:
-Господин Мелеагант, его высочество Принц де Горр желает вас видеть.
-Подождет, — беспечно отмахнулся Мелеагант и подхватил свой отложенный фолиант.
-Ты бы осторожнее, — кашлянул Уриен, сразу забыв о том фанатичном блеске в глазах друга.
-Мой отец обожает меня уничтожать своим презрением, когда я говорю и когда я молчу. Пусть у енего хоть повод появится! – Мелеагант засмелся и от этого смеха словно бы крепкий мраморный мост, соединявший их дружбу, качнулся. Уриен вдруг понял, что может даже бояться Мелеаганта…
***
Тяжелее всего видеть следы своего же преступления. Страшнее всего!
Мерлин был предан королю Утеру и душою, и телом и он поддался много лет назад на его слабость – герцогиня Корнуэл. Прекрасная женщина была…эта герцогиня, она кружила головы многим людям и в ее честь писали прекрасные оды и стихи, статуи Афродиты и Венеры имели ее лицо и черты, но она была вежливо-холодна со всеми поклонниками, горячо любя своего мужа и воспитывая маленькую дочь Моргану.
Об этой Моргане Мерлин часто думал еще до того… он видел ее и поразился той силе, что дремала в этом маленьком создании, она была рождена для магии и Мерлин подумывал взять ее к себе в ученицы, но когда она окрепнет физически – девочка была очень бледна и слаба – только глаза горели на будто бы изможденном лице ее.
И Мерлин ждал, как решится судьба этой девочки, не подозревая, впрочем, что судьба уже решилась. Утер встретил герцогиню Корнуэл случайно – она не любила прогулки и появления при дворе, но поддавшись на уговоры своего мужа, прибыла на одно пиршество, что давали в Камелоте.
И Утер пропал. Он, не стесняясь, заигрывал с нею тут же, и при всех эта гордая женщина мягко, но упрямо отстраняла короля от себя, вежливо отказываясь от излишков вина и танцуя лишь со своим мужем. Маленькая Моргана была тут же и Мерлин исподтишка наблюдал за девочкой, с неудовольствием подмечая, что она все еще странно слаба и с удивлением отметил он то, что Моргана будто бы тоже изучает его. Она становилась все смурнее, а притязания Утера развязнее и наглее.
Герцогиня что-то шепнула на ухо своему мужу,и тот попытался откланяться, сославшись на свое дурное самочувствие.
-Вы и уезжайте! – пьяно захохотал Утер, масляно глядя на отстраненную герцогиню. – Жену оставь и уезжай, герцог!
Но женщина не сдалась. Она взяла решительно дочь за руку и поклонилась королю, попрощалась с гостями и вышла из залы, оставляя в сердце Утера неизгладимую рану. С тех пор он потерял покой. Он во сне и наяву искал взглядом ее черты в других, радовался, как ребенок, когда отмечал у кого-то ее волосы или капризную линию губ, но тут же приходил в ярость.
«У нее волосы длиннее!», — думал Утер, с отвращением глядя на темноволосую красавицу, услужливо приведенную Мерлином, чтобы скрасить печаль. – «И темнее!»
-А эта улыбается не так! – Утер перестал стесняться критики в адрес любых женщин, что попадались в го поле зрения и много проблем и ревнивых замечаний вызывало это. Мерлин только и успевал сглаживать ситуацию.
-Голос отвратительный! – себе под нос бормотал Утер, невольно сравнивая каждую особь женского пола с нею, со своим идеалом, недостижимым и гордым.
Услышавшая это женщина яростно взглянула на короля и Мерлин, шедший с ним рядом, узнал в этой женщине супругу одного из могучих соратников короля Пендрагона, из того числа, с которыми нельзя ссориться никак и ни за что.
-Это он мне, — противно проскрипел Мерлин, сглаживая конфликт и поспешил, пока не поднялась буря, увести Утера в сторону, а тот шел и выносил свои жестоки и беспомощные вердикты:
-Слишком высокая! Слишком толстая! Слишком худа! Слишком глупа…
«Слишком спятил», — думал Мерлин, опасаясь за здоровье своего короля каждый день.
И вот однажды выход был найден. Утер вдруг вспомнил, что он король, что у него есть армия советников, и боевая тоже армия имеется. Если герцогиня Корнуэл не отвечает на его любезные приглашения, не отзывается на письма и подарки, значит…
-Придумай что-нибудь! – бешено уговаривал Утер, хватая за грудки своего верного мага и советника Мерлина. – Придумай! Хоть день, но она должна быть моей! Хоть раз, но моя!
-Ваше величество, великая скорбь грядет! – Мерлин с трудом вывернулся из хватки Утера., но беспокоясь больше не о себе. Он почему-то вспомнил глаза маленькой серьезной и бледной девочки… Моргана! Почему-то именно это резануло его сильнее всего.
Но короли умеют уговаривать. Они умеют давить на честь и жалость, страх и…
-Если ты не поможешь мне, я снаряжу армию, разрушу земли герцогов Корнуэл, сожгу дотла и убью всех людей, кроме герцогини…
Утер хищно блеснул глазами, и голос его понизился до вкрадчивого шепота:
-Ее я сделаю своей наложницей. Пока не надоест! Я убью её мужа на глазах ее! А девчонку…
Сердце Мерлина ухнуло куда-то вниз при упоминании о девочке, казалось, что Утер проник в его мысли и безжалостно направляет их против него:
-Девчонку я, пожалуй, продам на восток, как рабыню. Ты этого хочешь, Мерлин? или ты мне поможешь, или я сделаю всё сам.
Мерлин не хотел. Мерлин покорился воле своего короля. Он дождался того несчастного дня, когда муж герцогини отъедет для объезда границ от захватчиков-саксов и с помощью магической силы (проклятой и великой) сумел сотворить внешнюю копию герцога из Утера. Утер, довольный и яростный, бешено вскочил на коня и в облике герцога Корнуэл помчался к своей мечте и к несчастью.
Мерли не спал ту ночь. Он ясно видел, чувствовал. Что если ему и удастся обмануть герцогиню и та не выдаст себя в разговоре с настоящим мужем своим, то девочка… Моргана! В ней было столько силы, что нельзя было усомниться в том, что она всё поймёт. Мерлину пришлось для ее же блага предусмотреть и это – Моргана должна была лишиться голоса, если захочет рассказать правду.
Ненадолго, на ночь. На одну проклятую ночь.
Но у судьбы свои шутки и свои фантазии. В ту ночь не только Утер добрался до своей герцогини, красоту которой Мерлин уже проклинал. В ту ночь погиб настоящий муж ее и король обратился прямо на брачном ложе с нею в свой истинный облик…
Крик и скандал…удары и слезы. Утер панически отступил от собственной трусости своей в Камелот, а герцогиня – натура впечатлительная по природе своей и раненая душою, осталась умирать. Ни дочь ее – Моргана, что явно узнала короля, ни зашевелившийся под сердцем маленький свидетель предательства – ничто не могло сдержать тоски герцогини и унять в ее чувствах страшный сумбур.
Герцогиня Корнуэл – прекрасная молодая женщина двадцати четырех лет отроду скончалась, едва разрешившись от плода обманной ночи, и успела только наречь своего сына Артуром.
Утер не навестил своей любовницы, не послал ей утешения, более того, он боялся, что теперь кто-то может использовать эу связь для того, чтобы навредить самому Утеру и он спешно принялся заметать следы. Король даже обрадовался, узнав, что герцогиня Корнуэл умерла в родах. Он распорядился отдать ребенка своему верному рыцарю Антору, у которого был уже сын и воспитать его как своего. Антор принял это за честь и ни разу не упрекнул Артура за некровное родство, и даже радовался ему, как своему сыну, который был немного…юродивым.
Моргану Утер хотел отправить куда-нибудь в монастырь, чтобы она прожила в застенках всю свою жизнь, не светилась перед ним, напоминая своим существованием об обмане благочестивого короля. Но Мерлин понимал, что Моргана не та, кого можно сплавить в монастырь и к тому же, он давно хотел обучать ее сам, надеясь, что она никогда не узнает, что разрушил ее семью именно он – Мерлин.
Утер позволил, но Моргана… сбежала. Маленькая девочка исчезла из поместья Корнуэл, скрылась, убежала. Мерлин был единственным, кто искал ее и гадал, что за сила отняла ее? Кто уберег от его воспитания и его магии? И для чего?
Утер не занимался подобными размышлениями – он просто объявил, что Моргана погибла по трагической случайности и конфисковал ее земли, объявив при этом еще и то, что наследников у Корнуээл нет, значит, род прервался, земля возвращается Утеру.
Но Мерлин точно знал, что она жива и искал. Друид точно знал, что такие, как Моргана не умирают так просто. Они не уходят со страниц престольных игрищ до последнего. Значит, она где-то таится и Мерлин многое бы отдал, чтобы узнать где…
А время шло. Утер не смог забыть герцогиню, не женился, но и о бастарде своем не справлялся. Более того – Антора, приемного сына Артура перестали приглашать ко двору. Боясь напоминания.Время уходило, не оставляя за Утером наследников. И сам Утер, в свои сорок два года выглядел уже жутким стариком, одряхлевшим и едва живым, словно магия тех лет забрала у него всё.
-Мерлин…- звал Утер своего верного советника, который тоже сторонился его, но прежде всего – себя, и все-таки неизменно приходил по первому зову короля. – Мерлин, я умру.
-Все умрут, — мрачно отзывался Мерлин, — но ваш срок близится – это правда.
Утер приоткрыл один глаз, взглянул на Мерлина и шумно вздохнул:
-Господи, за что такая боль? Почему именно я?
-Мы все платим за свои грехи, — осторожно напомнил Мерлин, аккуратно садясь рядом с постелью больного. – Мы платим за то, ем наслаждаемся, чем бредим, чем…
-Пошел ты к дьяволу, Мерлин! – Утер зашелся в страшном раздирающем горло кашле, — пошел ты! Она стоила всех моих страданий.
-И чужих, — меланхолично закончил друид.
-Это… — Утер откинулся на подушки, — это уже неважно. Я умираю, а Камелоту нужен король.
-Да, ваше величество, вы умираете и Камелоту нужен король, но у вас есть бастард…
-Бастард! – Утер, как и многие мужчины, как и отец Мелеаганта, будучи человеком совершенно фанатичным в любви к женщине, остался совершенно равнодушным к ее ребенку. К их общему ребенку. – Бастарда не будет на моем престоле!
-Кого же вам угодно видеть на нем? – спросил Мерлин. Точно зная, что его долг перед королем, перед Камелотом, а что важнее – перед Дракон-покровителем этой земли – блюсти заведенный порядок. Значит, кровь Пендрагонов не должна обрываться, иначе смена династии. Жив последний представитель из мужчин – жив истинный правитель Камелота.
-Ты…устроишь испытание! – Утер силился говорить ровнее, но его грудь ссохлась и горела изнутри от колдовской смерти, что была призвана в расплату за совершенный грех. – Ты, Мерлин, возьми мой меч…
-Экскалибур? – Мерлин в изумлении воззрился на Утера. – Я не рыцарь, ваше величество! Я только друид и советник, я…
-Заколдуй его, — продолжал Утер, обливаясь безумным лихорадочным потом, — и спрячь его в скале.
-Какие-то…- Мерлин напрягся, подбирая слово, — странные предложения.
-Я видел это во сне, — Утер схватился за руку советника, — сделай, как я сказал. Устрой им рыцарский турнир, старик! Лучшим! И тот, кто достоин будет чести, вытащить меч, кто окажется чист и благороден для короны, тот, кто победит всех – станет королем.
-Это рискованно! – Мерлин покачал головой, — безумно и совершенно…
Но Мерлин уже точно знал, как именно зачарует Экскалибур. Он сделает так, что меч покорится только Артуру. Кто бы ни победил – кровь Пендрагонов, кровь одной династии не должна сходить с трона, если жив хоть один представитель мужской линии.
***
-Ты заставил ждать меня полчаса! – недовольно произнес Багдамаг де Горр, встретив сына в общей зале.
-Да, отец, — не стал спорить Мелеагант, — у меня были дела. Я постигаю науку правления, чтобы однажды стать достойным правителем земли де Горр.
-ты им никогда не станешь! – Багдамаг не терпел этого самодовольства Мелеаганта, он не выносил его слова о том, что тот – наследник, на дух, и Мелеагант использовал это. – Ты не твои предки, ты…
-К сути, отец, — мягко попросил Мелеагант.
-Через неделю состоится турнир. Утер умирает. Тот, кто победит всех и вытащит меч из Камня, станет новым королем Камелота! – мрачно ответствовал означенный отец.
Мелеаганту удалось сохранить лицо, хотя Уриен, притаившийся в уголке залы увидел, как опасно блеснули глаза его друга.
-И ты надеешься участвовать? – вкрадчиво осведомился наследник.
-Не говори ерунды! – рявкнул раздраженный Багдамаг. – Утер распорядился о тех, кто младше тридцати лет! И ты… мой единственный сын..
Багдамаг недоговорил, отмахнулся, как бы подводя итог.
-И я поеду туда, — холодно продолжил Мелеагант тоном, полным искреннего неудовольствия, но Уриен ясно видел, что внутри у него все запылало надеждой и предвестием. Почти наверняка Мелеагант вообразил уже себя королем Камелота и Уриену это пришлось по душе.
-Если бы у меня был бы выбор, — жестко ответил Багдамаг, — ты не поехал бы. Но ты убил своим рождением свою мать, так что – да, ты поедешь,
Мелеагант сдержал удар и ничего в его лице не изменилось, но когда он выходил из залы, и Уриен последовал за ним следом, нагнал…
Он увидел лицо, полное затаенной скорби, глубокой, как старая рана, одна из тех, что страшнее раны от меча.
-Я в порядке, — торопливо возвестил Мелеагант, заметив, по-видимому, в чертах Уриена изменение.
-Ладно, — граф выпустил рукав плаща своего названного брата, но продолжал сверлить взглядом его спину. Мелеагант почувствовал это, повернулся к нему:
-Меня недавно представили одной милой даме…
-Кто? – Уриен изобразил полное участие, с трудом отпуская тревогу, неясно жгущую его сердце.
-Ланселот, — коротко бросил Мелеагант, -один из тех, кто желает быть рыцарем. Светловолосый юноша, помнишь?
-Нет, — честно ответил Уриен, силясь припомнить. – Лансе…
-Ланселот, — кивнул Мелеагант, — тот, что упал с лошади, засмотревшись на птицу.
-А! – Уриен прыснул, — зрелище было то еще! Мечтатель чертов.
-И опасный воин, как ни странно. – заметил Мелеагант. – Ломает копья сильных воителей, желает стать рыцарем и засматривается на птиц..
-Надеюсь, он не пойдет однажды воевать против Монтгомери! – откровенно сложился пополам от хохота Уриен.
Мелеагант сдержанно улыбнулся – родовой знак Монтгомери представлял собой птицу с хищным и острым клювом, опасными когтями, расправляющую крылья для резкого взлета…
-Так вот, — продолжил Мелеагант, подождав, когда Уриен отсмеется, — он представил мне одну…очаровательную девушку.
Уриен перестал смеяться и насторожился:
-Красивая? Уже определил ее для себя?
-Нет, — покачал головой Мелеагант, — у меня к ней деловой разговор, у меня есть невеста, помнишь?
-Во-первых, тебе это никогда не мешало, — занудно напомнил Уриен, — во-вторых, Леодоган еще не дал согласие отдать за тебя Гвиневру. Да и сдалась она…
-Он трус и отдаст мне ее, — холодно отозвался Мелеагант, — она сдалась. Ее род самый древний з всех кандидаток в…
-Королевы…- едко подсказал Уриен. – я понял. Ну, что там за таинственная краса? Как зовут её?
-Моргана, — отозвался спокойно Мелеагант, не делая попытки отрицать догадку Уриена по поводу своего плана на престол.

Глава 2
-И всё-таки, зачем ты идёшь к ней? Кто она такая? – Уриен привык не спорить и не спрашивать, но сейчас любопытство пересиливало и он, рискуя нарваться на неудовольствие Мелеаганта, решился спросить.
-Мне нужна ее помощь, — отозвался наследник спокойно. – Она одна из тех, кто может обеспечить мне победу в турнире за меч короля.
-А как же честный бой? – Уриен не удержался от изумления и даже чуть отстал от Мелеаганта, так было велико его удивление.
Мелеагант продолжил идти к трактиру, в котором и должен был предстать перед загадочной Морганой и Уриену пришлось поспешить за ним, но наследник ответил:
-В игрищах трона никто не побеждал справедливо, мой друг. Я верю в свой меч и в себя, но есть то, что не дает мне положиться на эту веру. Придет какой-нибудь трус, какой-нибудь подлец или, что хуже, глупец и что тогда? Придет и победит тех, кто действительно достоин.
Мори немного подумал и решил, что речи Мелеаганта справедливы, однако, сказать об этом он уже не успел, у самого входа в трактир их перехватил светловолосый статный юноша.
-Господин Мелеагант, — окликнул он, и для верности махнул рукой, привлекая внимание, и тут он заметил Уриена, — а, и вы здесь, граф!
Тон пренебрежения как-то задел Уриена, но он криво улыбнулся на приветствие и решил пока не вступать в ссору. Мелеагант же приветствовал юношу куда теплее и протянул ему руку:
-Ланселот!
-Леди Моргана уже ожидает вас, — сообщил означенный Ланселот и предостерег, — не с главного входа. Обойдём, здесь со двора есть вход в жилые комнаты.
Пришлось покориться и последовать за юношей, обогнуть грязный маленький двор, в котором радостно шумели уличные девки и пьяницы, шумно переговариваясь и хохоча.
Ланселот обошел почти весь трактир и замер у лестницы, ведущей на второй этаж. Она была хлипкая и держалась на прогнившем деревянном опоре, и не выдавала никакой уверенности в ее крепости, но Мелеагант смело поднялся по ней первым, Уриен мрачно проводил его взглядом и поднялся следом. Ланселот, к его раздражению, последовал за ними и, опять же, к раздражению графа, лестница не обрушилась под ним.
-Сюда, — Ланселот толкнул одну из невзрачных дверей, и она подалась, распахнулась с тяжелым и противным скрипом.
Мелеагант и Уриен вошли в маленькую комнатку, большую часть которой занимал стол и стулья вокруг него. Обстановка, прямо сказать, поражала грязнотой и затхлостью. Слабый свет свечей, услужливо расставленных по столу и в нескольких углах комнаты, не позволял ужаснуться полностью виду, но явно позволял предположить, что таится здесь.
Здесь была нищета. Она царила. Она выглядывала в каждой черте деревянного скрипучего стула, в остатках дешевого ужина и в кувшине самого отвратительного вина, стоявшего в центре стола. Даже свечи были из дешевого, уже использованного жира и воска и от этого освещали тусклее…
Уриен не знал Морганы, но из слов Мелеаганта представлял ее какой-то мудрой и зрелой женщиной, кем-то вроде Утеровского прихвостня – Мерлина, только в женской вариации, а потому, увидев настоящую Моргану, был очень удивлен.
Настоящая Моргана даже в свете свечей казалась очень бледной. Ее лицо имело странную смесь тонких черт и какой-то грубости повадок, которые, видимо, оставила на ней жизнь. Тяжелая копна тёмных волос свободно рассыпалась по ее узким плечам, и сама она отличалась какой-то голодной худобой. Облачена Моргана была в чёрное простое платье с длинным рукавом, без вышивок, уже явно штопанное и не один раз…
Она поднялась из-за стола навстречу гостям легко и стремительно, как-то рвано и Уриен тихонько охнул, оглядев ее и прикинув про себя, насколько несчастно и бедно создание перед ним.
-Моргана, при всей своей неугасающей…- Мелеагант явно был поражен не меньше, но правила хорошего тона обязывали его к любезностям, но она оборвала его спокойно и насмешливо:
-Не надо церемоний, Мелеагант, садись.
Мелеагант сел. Уриен несмело кивнул Моргане, которая глядела теперь на него большими темными, странно блестящими глазами. Оглядев его, она кивнула в ответ и небрежно бросила:
-Садись, граф Мори!
-А…- Уриен растерялся и взглянул на Мелеаганта, — разве я называл свое имя?
-Нет, — Моргана пожала плечами и села за стол, — я, видишь ли, мой друг, фея. Мне кое-что ведомо, кое-что видно.
-Это чудо, что вам здесь хоть что-то видно! – не удержался Уриен и сел с опаской на самый краешек прогнившего стула.
-Садись, Ланселот, — не глядя на юношу, кивнула фея и ответила уже Уриену, — да, я понимаю ваше пренебрежение, граф!
-Вовсе никакого…- он замялся, испугавшись, что испортил сделку Мелеаганта.
-У него не самый острый ум, — вступился за него Мелеагант. – Моргана, не обижайся на моего друга, он не держал в мыслях…
-Я понимаю! – она расхохоталась – бешено и ледяно. – Я всё понимаю, господа! И, позвольте мне кое-что объяснить вам! В таких условиях я нахожусь едва ли не всю жизнь, и скоро станет хуже. И, опять же, бывало хуже.
-Если у вас проблемы…- неуверенно начал Мелеагант, — я могу…
-Нет, — она покачала головой и широко улыбнулась, — нет, не можешь! Я понимаю вас, что приличная девушка, пригласившая в такую дыру, как эта, и проживающая здесь, не внушает никакого уважения и, более того, походит на ту, кто за деньги согласится на всё. Но я никогда не просила ничего и не стану. Я не нуждаюсь в подачках, господа!
Она говорила яростно и лихорадочно, и Уриену стало совсем не по себе. Мелеаганту, похоже, тоже. Оба привыкли, что нищие просят монет у богатых господ настойчиво и нагло, а эта отказывалась, похоже, не в первый раз, от всякой помощи. И делала это так, словно говорила с мальчишками, а не графом и наследником принца.
-Этот вот, — Моргана кивнула в сторону покрасневшего Ланселота, — тоже пытается все время оплатить мой ужин или комнату, но я не принимаю. А однажды…
Тон Морганы понизился до заговорщического шепота, она подмигнула:
-Однажды он тайком оплатил мне месяц проживания в одном кабаке. И что я сделала, друг мой?
Мелеагант попытался примирить ее:
-Пожалуйста, прости нас, Моргана, мы…
-Что я сделала? – повторила она громче, глядя на Ланселота в упор.
-Обратила меня в воробья, — тихо отозвался Ланселот, готовый сгореть от стыда.
Уриен едва сдержался от смешка, но тут же посерьезнел. А Моргана кивнула, удовлетворившись ответом:
-Да. Я сделала это! Потому что я иду из рода Корнуэл. А род Корнуэл никогда не просил милостыни и подачек.
-Я плохо знаю, что это за род, — честно признал Мелеагант, пытаясь переключить внимание феи на себя. – Я не слышал о нем ничего.
Моргана с горечью усмехнулась, поднялась со своего места и вернулась через пару минут со странным сосудом в руках. Она села, держа что-то вроде чаши в руках, и плеснула в чашу дешевого вина, от чаши пошел пар, который поднялся совсем невысоко, обратился прозрачной водой и плеснул в чашу.
-Не слышал, конечно…- Моргана провела рукой над водой в чаше и та закружилась, закрутилась под ее руками и явила изумленной троице настоящий город, собранный из капелек воды в поразительной точности – с маленькими крышами, лавчонками и часовнями. – Вы любите сказки, господа?
Ланселот откинулся на спинку стула, уже понимая, что последует. Он давно был знаком с Морганой и прекрасно слышал от нее не раз эту давнюю историю, только колдовство в чаше завораживало его.
Мелеагант взглянул на Уриена и ответил за них двоих:
-Это не цель нашего визита, Моргана, но мы не торопимся, пожалуйста, говори.
И она заговорила, водя руками над чашей. И от ее пассов в облаке воды город сменялся замком, а замок становился фигурами людей. История давних лет оживала в это чаше, история собиралась из капелек воды…
-Жил в Камелоте герцог Корнуэл,
Он был предан королю и смел…
В чаше исчез город. Теперь вода сложила фигуру короля на троне и мужчину у подножия престола, что преклонил колени.
-И только полюбить мечтал,
И однажды любовь повстречал…
Коленопреклонный мужчина поднялся, повернулся налево, и в его объятия попала женщина, сплетенная из воды с длинными распущенными волосами. Фигурки обнялись и закружились в танце.
-Она прекрасна – краше в свете нет,
С неё за счастье писать потрет.
Моргана понизила голос. Мелеагант отвел взгляд от чаши и заметил, что в ее глазах стоят слезы. Немое предчувствие сковало его.
-Она молода, весела, влюблена,
И герцогу теперь она жена.
Голос Морганы окреп. Фигурки стояли теперь под сводом свадебного алтаря.
-Время проходит и рождается дочь,
Но день счастья сменяет ночь.
Женщина держит младенца в руках, но какая-то тень проходит по воде. Ланселот вздрогнул, глядя на чашу – он каждый раз поражался тому, какое тонкое колдовство существует на свете.
-Король жену герцога повстречал,
И страстным чувством воспылал.
Она умоляла, мужа любя,
Но не смогла сбежать от короля.
Фигурка короля гоняется за фигурой женщины по чаше, герцог смотрит в сторону…
-Ведь королем тот зовется,
Кто силой берет, что добром не дается.
С помощью советника-мага,
Король дошел до преступного шага.
Подле скорбящего короля возникла фигура, знакомая как Мелеаганту, так и Уриену – они узнали друида Мерлина, прихвостня и советника Утера.
-В ночь, когда герцог с врагом бился,
Король в его облике в дом заявился.
Жена не узнала обмана,
И только малая дочь – Моргана,
Что силой магической наделена,
Поняла, но сказать не смогла —
Заклятие мага держало ее.
Фигурка держит мать в объятиях. Маленькая девочка пытается открыть рот и тут же складывается пополам от боли и Мелеаганту кажется, что он слышит ее крик, но на деле никакого крика нет…
-И вот…ночь и предательство не ново,
Этой же ночью пал Корнуэл,
Земля забрала того, кто предан и смел…
Герцог, что так долго смотрел в сторону, падает под ударом вражеского воина и на мгновение его фигурка возвращает на себя цвет вина.
-Жена узнала в обмане короля,
И угадала под сердцем дитя.
Женщина плачет, рвет на себе волосы, девочка приблизилась к ней, попыталась протянуть руку, но женщина оттолкнула ее и убежала прочь.
-Она пыталась жить, но не смогла…нет.
Родив дитя, оставила свет.
А король к ней потерял интерес,
И бастард таинственно исчез.
Младенец, сотканный из воды, исчезал в воздухе, а король смотрел в другую сторону от него.
-Дочь герцога бежала,
Потому как знала:
Ищет ее зачем-то тот маг,
Что позволил королю преступный шаг…
Мерлин из воды смотрит и ищет по сторонам, а маленькая девочка убегает куда-то вдаль по петляющей дороге.
-Она скрылась, полагая,
Что ее хотят убить, следы заметая.
Земли Корнуэл вернулись королю,
Лишили титулов почтенную семью.
И Моргана ищет брата своего,
Кроме имени, не зная ничего.
Девочка возвращается в воде, она растет, изменяется, смотрит по сторонам, выискивая кого-то.
-Король проклятый зародил мести сумбур,
Но Моргана отыщет бастарда с именем…Артур!
Последние слова сорвались с губ Морганы, и тотчас вода вспыхнула и загорелась кровавым цветом. Уриен охнул, вскочил, опрокидывая прогнивший стул, но вода уже погасла. Моргана с ненавистью отшвырнула чашу в дальний угол и взглянула на него с насмешкой:
-Хорошая сказка?
Уриен, чувствуя себя идиотом, сел и покачал головой, пытаясь унять в душе собственный сумбур. Он очень остро пожалел эту тонкую девушку, прошедшей, дьявол знает, через какие тернии и испытания, живущую в нищете и явной бедности и горящую местью. Он искренне пожелал королю Утеру Пендрагону умирать как можно более мучительно и долго.
-Это ужасно, подло и отвратительно, — отозвался Мелеагант, тоже потрясенный, но по долгу титула обязанный сохранять лицо. – Почему ты просто не убила Утера? И Мерлина?
Моргана даже с жалостью посмотрела:
-До Утера мне уже не добраться, а что до Мерлина… тут мы с тобой, дорогой друг, плавно переходим к теме нашей встречи. Ланселот сказал, тебе нужна помощь?
-Лан…- Мелеагант поразился быстрому переходу и, пока не понимая, согласился, — да, мне нужна помощь. Утер объявил турнир: тот, кто победит всех соперников, удостоится чести вытащить королевский меч из камня и станет королем Камелота.
-Ты не станешь, — покачала головой Моргана, — даже если ты победишь всех своих врагов, ты – наследник принца. Престол по закону отойдет твоему отцу – Багдамагу де Горру, а ты станешь принцем.
Уриен даже рот раскрыл от изумления. Он как-то совершенно упустил из виду это обстоятельство…
-Ничего нельзя сделать? – усмехнулся Мелеагант, — совсем?
Моргана внимательно оглядела его, прикидывая, стоит ли игра свеч:
-Можно, — наконец, вынесла она вердикт. – А сможешь ли ты с этим жить?
-Что? – Уриен перестал что-то понимать и в панике взглянул на Ланселота, ожидая хоть какого-то объяснения, но тот мрачно молчал и, кажется, тоже не особенно мог вникнуть.
-Мой отец унижал меня и желал мне смерти едва ли не в открытую, — Мелеагант сказал это и для Морганы и для Уриена, — он негодный правитель, мы все это знаем.
-Отцеубийство, — Моргана побарабанила тонкими пальцами по столу, — впрочем, Багдамаг и сам умрет через пару лет с таким-то образом жизни, так что – ускорим сие.
-Как? – ахнул Ланселот и схватил Моргану за руку, — послушай…
-А то я не убивала! – в раздражении она вырвала руку. – Оставь, Ланселот! Приходится жертвовать кем-то. В игрищах трона никто не побеждал справедливо!
Уриен растерянно переводил взгляд с нее на Мелеаганта и пытался понять, что не так с этими двумя. Багдамага де Горра не выносили – это правда и образ жизни он вел почти что самоубийственный, поглощая крепкое вино литрами и объедаясь жирной пищей, но отцеубийство…
Встать и уйти – предать Мелеаганта. Да и, если честно, Багдамаг так относился к своему единственному сыну, что Мори и раньше удивлялся, как тот еще жив с характером-то его друга.
И граф остался, выражая немое согласие. Ланселот, который, похоже, знал Моргану дольше, тоже остался на своем стуле и сидел, скрестив руки на груди, отгородившись от общей беседы.
-Только безболезненно, — попросил Мелеагант, смело глядя в глаза этой безумной и несчастной сущности.
-Как угодно, — она насмешливо изобразила смирение.- Так что? Ты хочешь победить на турнире? Ты победишь.
-А взамен я одарю тебя, как хочешь! – Мелеагант не шутил. Он знал, как быть щедрым, а Моргана отчаянно нуждалась в щедрости и покровительстве – это было видно, даже несмотря на то, что сама она это лихорадочно отрицала.
-Вернешь мне земли, — Моргана загнула один палец, — вернешь мне титул герцогини Корнуэл, найдёшь мне бастарда Пендрагона.
-А Мерлин? – осторожно спросил граф, подождав еще какого-нибудь пункта, но Моргана так и осталась с тремя загнутыми пальцами и не продолжала списка.
Игра свечей причудливо исказила её лицо, и она усмехнулась, заметив невольную дрожь графа:
-Мерлина ты уберешь от престола, а дальше я сама.
Мелеагант готов был ответить и сейчас, но он много учился дипломатии и знал, что давать ответ сию же минуту неприлично, а потому поднялся из-за стола:
-Мне нужно обдумать это.
-Пожалуйста, — Моргана поднялась следом, — но думай лишь до завтра, потому что далее меня выгонят.
-И всё-таки, — Уриен побаивался, откровенно говоря, готов был бежать дальше от всякой магии, но это существо его и пугало, и влекло с непреодолимой силой, — и всё-таки, Моргана, если ты примешь помощь…не как подачку, не подумай…
Она взглянула на него так, словно хотела сжечь, и Уриен возблагодарил небо, что это очаровательное создание не умеет убивать взглядом, но неожиданно она тепло улыбнулась, и злость пропала с ее лица, и что-то прекрасное отобразилось в ней, еще больше привлекая графа.
-Ладно, граф, только тебе! Только тебе и только раз! Если надумаешь поддержать своего друга в завтрашней встрече, — Моргана кивнула в сторону Мелеаганта, — привези мне какое-нибудь платье, моё уже очень сложно чинить.
И снова странная жалость, почти что разрывающая и сжигающая насквозь, коснулась сердца графа. Он готов был в эту минуту привезти Моргане все платья своего графства, любого цвета, размера и расшивки и пообещал себе привезти ей самое лучшее, что сможет найти.
-Привезу, — клятвенно сказал он. – Привезу, Моргана!
-Позволь и мне тебя одарить, — влез Мелеагант, смущенный неожиданным смягчением Морганы.
-Нет, не позволю, — спокойно возразила она, — Ланселот, проводи гостей, они устали от моего общества.
***
-И что это такое было? – граф Уриен держался молчанием все то время, что Ланселот провожал гостей до двора и смотрел, как они садятся на своих лошадей и, наконец, исчезают по пыльной дороге…
-Ты о чем? – отозвался Мелеагант с неохотой. Он думал о своем, о том, готов ли действительно согласиться на предложения феи, и о том, как легко согласился на смерть своего же отца, так, словно бы даже ждал этого предложения. В самом деле, Мелеагант хорошо знал законы своего времени и вряд ли мог осознать, что предвидел такое развитие событий.
-Об Утере, об этой…- Уриен замялся, не зная, как назвать это совершенно поразившее его создание, — об этой.
-Утер не заслуживает жизни, — жестко отозвался Мелеагант. – А она – она несчастна и заслуживает лучшего. Когда я стану королем, я дам ей лучшую жизнь.
-Королём…- задумчиво повторил граф, — значит, вопрос со смертью отца решен?
-Да, — Мелеагант даже не обернулся. – Надо жертвовать. Надо. Кто придет? Сам посуди – из кандидатов, кто, в случае победы, приведет Камелот в порядок? Да никто! Они все…
-Согласен, — Уриен действительно понимал, что из кандидатов-рыцарей, подходящего возраста лишь Мелеагант представлял из себя готовую версию короля. – Но она права, как ты будешь с этим жить?
-Прожить можно, — Мелеагант взглянул искоса на своего названного брата, — можно, поверь. Та же Моргана живет с большей раной на сердце. Она любила свою мать и не допускает даже мысли о ее вине, а между тем… она умерла, не захотев бороться, отомстить, жить для своей дочери и своего, как-никак, сына. Да и отец! Насколько надо быть слепым, чтобы не заметить интерес короля к собственной жене? Ему стоило увезти ее. Придумать какую-нибудь хитрость, обратиться к тому же Мерлину! Но нет… он просто не сделал ничего, любовь к королю затмила его рассудок.
-Об этом я как-то никогда не думал, — растерянно отозвался Уриен, — с твоих слов всё как-то по-другому выходит. Не нравится мне это. Всё как-то…не так, понимаешь?
-Что именно? – Мелеагант спешился и слез с лошади, передавая поводья подоспевшему конюху – два друга прибыли ко двору де Горра, и теперь пришлось им понизить голос, чтобы не быть услышанными подоспевшими слугами.
-Она умна, благородного происхождения и очень красива, а прозябает в нищете и какой-то жути. Она отравилась местью и… ты видел, как ее глаза горели, когда она сказала свои условия? Я думаю, ей не так нужны титул и земли отца, ей нужно отомстить.
-Пусть, тебе-то что? – Мелеагант пропустил Уриена чуть вперед на узкой тропинке. – Она несчастна и ее жаль, но то, чем она живет нас не должно касаться.
-Она же живая! – воскликнул Мори и задумался, — я привезу ей завтра самые лучшие наряды. Платья, плащ, туфли…что еще?
-Шляпки, — подсказал Мелеагант.
-Шляпки! – подхватил Мори, — точно! И еды. Эти жуткие ужины. Они стоят всего три медные монеты за порцию, а что в них входит, я даже боюсь представить.
-Суп из перловой крупы и куриных шкурок, кусочек хлеба из перемолотых ошкурных зерен, и пара яблочных долек, — ответил Мелеагант.
-Откуда ты знаешь? – поперхнулся словами Уриен и чуть не налетел на статую Багдамага де Горра, стоявшую аккурат за поворотом дорожки, по которой они шли.
-Не спрашивай, — попросил наследник и поморщился, — я согласен с тобой. Привези ей что-нибудь, позаботься об этом. Она к тебе благоволит, даже попросила платье, глядишь, и еду примет.
-Я не понимаю, — Уриен провел пальцами по волосам, пытаясь пригладить жесткую темную щетину и не добившись успеха в этом, — я не понимаю, почему она со своей магией и красотой не вышла замуж или…да, боже, я уверен, многие хотели бы помочь ей!
-Гордая, и совершенно сумасшедшая, как…- Мелеагант осекся, потому что на его пути появился отец с троицей своих верных советников. Они вели какую-то беседу, и Багдамаг сделал вид, что не сразу заметил сына. Однако заметив его почтительное приветствие, принц де Горр кивнул:
-А, ты здесь.
Увидев же Уриена, даже не наградил его кивком, так как совсем не выносил его.
-Отец, я рад тебя видеть! – сложно было сказать, действительно Мелеагант был его рад видеть, пытался ли заставить себя обрадоваться и пробудить хоть какие-то сыновьи чувства, убиваемые всю жизнь, или же издевался. – Мы только приехали, решали кое-что по поводу грядущего турнира.
-Да уж, — Багдамаг поджал губы, с яростью глядя на сына, — скоро турнир. Турнир, на котором все узнают, что сын Багдамага де Горра – слабак! Какие бы доспехи ты там себе не ездил заказывать – они тебе не помогут выстоять против настоящего меча. Тебе покажут урок на всю жизнь, но что хуже, запомнят не твою слабость, как рыцаря, а мою, как отца.
Уриен восхитился про себя хладнокровием Мелеаганта и с трудом сдержался от того, чтобы не дать язвительный ответ.
-Ваше высочество, — один из советников по финансам, знавший ум Мелеаганта и чувствовавший за опытностью лет в нем опасную силу, попытался смирить вечное недовольство короля, — Мелеагант, насколько мы все видели на ранних турнирах, показал себя как прекрасного воина.
Багдамаг не успел ответить, вместо него ответил Мелеагант, обворожительно улыбаясь в лицо собственному отцу:
-О, милый друг, мой отец уже успел заверить меня в том, что на ранних турнирах мне всегда везло…или же поддавались. А принц не отрекается от своих слов.
Уриен сообразил издевательство не сразу. Багдамаг попался в собственную ловушку. Мелеагант знал, что его отец впервые снизошел до него только после первой победы в турнире де Горра, тогда он первый раз в жизни коснулся руки сына, не то, намереваясь похлопать его по плечу, не то даже обнять, но вздрогнул и убрал руку поспешно…
И теперь Мелеагант уничтожил гордость Багдамага его же, брошенными в минуту ярого гнева, словами. Может быть, чиновники не поняли этой игры, но догадались о ней, а Багдамаг понял наверняка. Его взгляд отяжелел и стал грозным:
-Я проклинаю день, когда ты родился! — почти выплюнул он и быстро пошел в сторону замка.
Мелеагант только следил взглядом за его исчезновением. Уриен знал, что пока не нужно тревожить своего друга, так как тема рождения была для него болезненная: его мать, обожаемая Багдамагом до сумасшествия, умерла во время родов. Это было виной Мелеаганта в глазах его же отца, он не мог простить ему это и припоминал при каждом случае, справляясь так с собственной болью.
-Знаешь, — Уриен не выдержал гнетущей тишины сада, — если ты согласишься на все предложения Морганы, ты не будешь плохим человеком.
-Буду отцеубийцей, — Мелеагант скользнул взглядом по Уриену и ответил тихо, а в глазах его стояло странное чувство.
-Нельзя назвать отцеубийством убийство человека, который никогда не вел себя по-отцовски. Он только и делает всю жизнь, что проклинает твою жизнь и унижает тебя же. Я знаю, о чём ты думаешь, но ты не виноват в смерти мамы. Ты не виноват, но он этого не понимает.
-Что хуже всего – понимает, — покачал головою Мелеагант, — ладно, идём. Конечно, я приму ее предложения. Всё, что нужно – я сделаю, если она сделает то, что обещала.
Ночью Уриен, оставшись в замке де Горр, лежал без сна. Он глядел в пустой и безучастный потолок, и думал. Сначала мысли были простыми – о том, что нужно всё-таки заснуть и тогда он проспит целых шесть часов…
Затем, мысли перетекли к ужину, и тому, что он напрасно отказался распить с Мелеагантом фландрийского вина, предпочтя ему южное. А от ужина мысли перешли к Моргане, и мысли о том, достаточно ли он приготовил для нее?
Уриен призвал двух служанок Мелеаганта и потребовал собрать для него несколько женских одеяний. Служанки заинтригованно переглянулись, со смешками быстро собрали два роскошных убора, позаботились о всяких мелочах, вроде гребней и ремней и граф удовлетворился этим, представив, как будет выглядеть Моргана во всем этом великолепии. Затем распорядился собрать для нее корзину со свежим молоком, хлебом, сыром, овощами и фруктами, положил кувшин вина из запасов Мелеаганта, вспомнив, какое дешевое вино стояло на ее столе.
Но он все равно чувствовал, что сделал недостаточно. Он не мог понять, что с ним происходило – женщины ее типа не появлялись в жизни графа и Уриен не понимал, как себя вести. Она вроде и насмешничала, и была такой печальной, и нуждалась в защите, и гнала ее от себя, была и слабой, и хрупкой, нежной и грубой… Уриен представил помимо воли, как забирает ее из этой нищеты…куда?
Кем он может для нее быть? Кто она ему? Случайная знакомая, не больше.
Уриен разозлился сам на себя и попробовал заснуть, но только попытался, как вспомнил ее горящий взгляд и с ругательством открыл глаза, снова глядя в пустой потолок. Он вдруг поймал себя на мысли о том, что Ланселот не сделал лично ему ничего дурного, а вместе с тем, юноша почему-то раздражал графа до невозможности.
Долгие размышления привели к единственно простой, но избегаемой мысли – из-за Морганы. Но почему Уриен так злился на него за Моргану? То, что он ее знает дольше?
-Да кто он ей вообще…- прошипел Уриен, услышал себя и понял, что спятил. Не выдержал, поднялся с постели и направился по холодному коридору в надежде на то, что Мелеагант еще не спит и находится в своем кабинете.
Так и было. По звуку переворачиваемых страниц и шелесту пергаментов за нужной дверью Уриен понял, что Мелеагант снова что-то изучает, поскребся в нерешительности и вошел.
-Сказал бы, что удивлен, но это не так, — Мелеагант поднял на него глаза, отрываясь от письма, — проходи и расскажи, друг мой, что тебе не спится в тёмную ночь?
Он устало потер глаза, ожидая, пока Уриен пройдёт и сядет.
-Переставал бы ты работать по ночам, — попенял, но как всегда, безуспешно, Уриен.
-Я познакомился с одним греком-философом, он интересно размышляет о смерти и жизни, — отозвался Мелеагант. – Только пишет, правда, на верхнегреческом.
-А? – Уриен даже забыл причину своего визита. – Ладно, ты всегда был не в себе. Я…слушай, я всё думаю.
-О Моргане? – без проблем угадал названный брат и кивнул, — знал, что она тебе западет в душу.
-Почему это? – обозлился Уриен, — я только думаю о том, что она несчастна и как ей помочь.
-Она сама в состоянии себе помочь, — устало возразил Мелеагант. – Она – фея, еще и умная, красивая девушка. Если она захочет денег – она их получит, если власти – то и до нее доберется, поверь, Моргана не хрупкая птица, для которой нужна золотая клетка! К тому же, этот Ланселот – отличный парень, он не даст ей пропасть.
-А кто он ей? – быстро спросил граф, поймав нужную тему.
-О! – Мелеагант усмехнулся, — ревность? Уже? Они друзья, насколько я знаю. Ланселот ее как-то спас, а потом она его… оба бесприютные.
-Это не ревность! – возразил Уриен и уши его запылали. – Не ревность, я просто интересуюсь!
-Да-да, — Мелеагант закатил глаза, но тут же дверь с грохотом отворилась, нарушая почтенную дружескую беседу. Ворвался перепуганный слуга:
-Ваше величество, господин…горе!
-Опять? – холодно осведомился Мелеагант, становясь воплощением льда.
-Ваш отец…скончался! – слуга рухнул на пол, лишившись чувств.

Глава 3
Мелеагант изменился в лице мгновенно. Он порывисто поднялся, запахнул плотнее свою мантию и без слов вышел в холодный коридор, оставив Уриена один на один с мыслями.
А мысли графа лихорадочно метались. Он не мог понять, как свершилось такое совпадение, что Моргана только обещала смерть отца Мелеаганту, если тот завтра…вернее, уже сегодня, примет ее условия, но теперь Багдамаг умер. С чего?
Уриен очнулся, и бросился вслед за своим другом, не зная, как поддержать его и как поделиться своим странным чувством какой-то подозрительно легкой удачливости обстоятельств.
Найти Мелеаганта не представляло особенного труда. Он обнаружился сразу в большом тронном зале, где собрались у мрачного высокого мраморного стола с телом почившего принца де Горр советники и весь двор.
Этот стол, этот гроб, убранный уже шелками и траурными лентами с помощью чьих-то сообразительных ловкостей и тишина, в которую ушел двор – всё ударяло по мыслям Уриена куда сильнее, как если бы это происходило бы с ним, и его отец лежал бы на возвышении на глазах всего двора.
Мелеагант был уже здесь. Он стоял, преклонив колени перед величественным и траурным мрамором, и Уриен мог поклясться, что Мелеагант…плакал.
Да, он плакал! По-настоящему! Над телом человека, что ни разу не сказал ему доброго слова, не обнял его и лишь принижал и доставлял различные неловкости и неудобства. Над человеком, на смерть которого Мелеагант хотел согласиться несколькими часами позже. Он плакал, как примерный сын и от этого становилось еще жутче.
Двор скорбел. Все, кто уважал и ненавидел Багдамага выражали свою скорбь. Тихонько молились епископы, кто-то всхлипывал, кто-то стоял, преклонив колени, или просто склонял голову, выражая общее настроение двора.
И Уриен тоже склонил голову, которая и так, впрочем, клонилась к земле от тяжести мыслей, бурливших в его сознании.
Сколько длилась эта роковая гробовая тишина – неизвестно, но Мелеагант нашел в себе силы подняться и обернулся. Тотчас весь двор и Уриен с ними, присягнули новому принцу, склонив колени и приложив левую руку к сердцу. Мелеагант торжествующе оглядел залу…и скорбь блеснула в его глазах невиданным прежде пламенем, он распростер руки к своим уже подданным и с нескрываемой болью в голосе произнес:
-Мои дорогие друзья, мои братья, мои сестры, мои дочери и мои сыны, мои матери и отцы – принц Багдамаг де Горр скончался, его дух ушел к чертогам немоты и навсегда скрылся в землях Авалона. Теперь мой долг, моя клятва и моя великая честь – вести вас, своих подданных, своих близких, к лучшей жизни, продолжать начинания моего дорого отца…
Уриен слушал, но в какой-то момент поймал себя на очень колючей мысли. Как-то слишком складно выходила речь Мелеаганта, словно он…готовился произнести ее. Нет, он был начитанным и легко мог произнести и не то еще в пылу ссоры, доказывая свою точку зрения, но если учесть его настоящие слезы, если учесть его настоящую скорбь в глазах и эту слаженность…
А так ли всё просто? А так ли он не был готов к смерти Багдамага?
Мысли плодились – неприятные и скользкие, как серебристые змеи и тошно становилось от этих мыслей, и потому Уриен усиленно гнал их от себя. Он не хотел думать о вине Мелеаганта ни в чем, более того – желал его оправдать, ведь выходило, что Мелеагант не согласился на предложение Морганы об отцеубийстве, ведь так? Совпадение событий – вот что произошло, не более.
Уриен не допускал иных мыслей. Силой воли он изгнал их и поклялся никогда больше не возвращать этих серебряных змей.
Поднялись с колен присягнувшие. К Мелеаганту Старший Советник и кардинал поднесли мантию принца де Горр и бережно возложили на его плечи, кардинал благословил его и склонился в почтении, отступив на три шага.
Мелеагант ответил благодарным кивком, приложил руку к сердцу, развернулся к мраморному ложу и коснулся губами лба отца, прошептал короткую молитву и взошел на стоявший выше трон…
Трон отца теперь принадлежал ему.
Снова короткое, почти, что неживое прощание, более оживленная присяга и несколько лучших воинов с почтением и положенным по кодексу трепетом подняли гроб с телом короля с мраморного стола и, покачивая его на своих крепких руках, вынесли его из залы, сквозь сопровождающие всхлипы и шепот…
И теперь наступила новая тишина. Двор готов был приветствовать Мелеаганта, но этого было сделать нельзя, так как тело Багдамага еще даже не остыло. С приходом молодости на престол многие связывали самые кристальные надежды свои, и это ощущалось в воздухе так же ясно, как и неловкость, сковывающая каждого присутствующего.
-Я благодарю вас, — тихо произнес Мелеагант, обращаясь вроде бы и ко всем, а складывалось впечатление, что к каждому лично – так было странно впечатление от его тихого голоса и сплетения с горящим взглядом. – Я благодарю вас всех. Совет я прошу остаться со мной, нам есть что обсудить. Вас, сэр Эжон, я прошу известить всех о смерти моего отца. А вас, сэр Эктор, распорядиться о достойном прощании…с рассветом.
Неприятный холодок прошел по спине Уриена липкой лентой. Мелеагант спешил с погребением, но почему? Ему было больно и неприятно знать, что его отец лежит в холодной зале? Или же он стремился быстрее избавиться от преследующего страха или скрывал что-то? Традиционно хоронили через день или даже два, чтобы успели съехаться все, но…
Но Мелеагант почувствовал сквозящее неприкрытое изумление и отозвался:
-Я не хочу лицемерия среди прощания. Я хочу, чтобы мой отец был погребен среди тех, кто был подле него, среди тех, кем он дорожил.
Это объяснение двор устроило и Уриен мысленно восхитился умением Мелеаганта выкручиваться из любых неприятных ситуаций, а быть может, он и говорил искренне – иногда граф путался сам в мотивах и поступках своего названного брата, но продолжал верно следовать за ним и его деяниями так, как следовал бы за своими.
Двор зашевелился. Двор начал жить…со смертью бывшего своего правителя. Часть двора отправилась извещать население Британии о смерти принца де Горра, часть распоряжаться о похоронах, готовить траурное шествие, прощальные церемонии, а часть, в которую вошел и граф Мори, отправилась на совет.
И вот здесь Уриен взмок от напряжения по-настоящему. В самом начале, когда каждый из двадцати четырех советников свидетельствовал своё почтение и сожаление Мелеаганту, всё было в порядке – принц выслушивал с подобающим выражением лица и благодарностями.
Но вот потом началось что-то совсем невообразимое. Мелеагант был редким гостем на совещаниях отца – тот не считал нужным его приглашать часто, и когда заседали вместе с принцем, Мелеаганта, как правило, там не было, зато, когда заседали сами советники – Мелеагант был всегда, и он успевал делать свои выводы и планы.
Теперь эти планы рушились на головы советников горячим потоком. Уриен – как представитель отдельного графства, которое все-таки подчинялось землям де Горр, был введен в совет, как двадцать шестой участник его (двадцать пятым был принц), и тут же граф понял, что легко не будет.
Мелеагант сразу дал жестким намеком понять тот факт, что считает, что советников слишком много. Это уже породило неприятную напряженность среди почтенных господ.
-Теперь нас двадцать шесть, — вещал Мелеагант с пугающим спокойствием и доброжелательностью, оглядывая залу, — я хочу, чтобы нас было тринадцать: двенадцать советников и принц. Почему я этого хочу? Потому что прекрасно знаю, что большая часть из ваших деяний не связана с улучшением жизни земли де Горр, и, благослови Господи, если она вообще не идет нам во вред. Я знаю этот двор…
-Ваше высочество, — начал неуверенно Мастер над Торговлей, — я вас уверяю, что ваш отец…
-Был настолько глупцом, что не видел очевидного! – оборвал Мелеагант всё с той же обворожительной улыбкой. – Нет, господа. Довольно! Объясните мне, господин Николас, почему наши торговые караваны не доходят до Камелота по Тракту?
-Наемники, ваше высочество, подстерегают повсюду, — означенный Николас посерел, но попытался сохранить какое-то подобие собственного достоинства.
-Вот как? – Мелеагант изумленно вскинул брови и обратился к сидящему по правую от себя руку человеку, — что вы на это скажете? Кажется, это ваша обязанность – зачищать наши территории от всякой дряни?
Человек заметался взглядом, залепетал что-то невообразимое:
-Мы…пытаемся. Мы делаем. Мы…
-Не справляетесь, потому что не на своем месте? – ласково предположил Мелеагант. – Я могу решить это, только скажите. Господин Ливар, а почему вы прячете взгляд? Почему письма к дому Монтгомери не были отправлены? Они не были отправлены – я знаю.
Уриен пытался сделаться меньше своего роста и спрятаться. Он не был виноват ни в чем, но его не покидало ощущение грозы, нависнувшей над его головой. Это было очень долгое заседание, в результате которого успел уже наступить рассвет, и были арестованы сразу же восемь членов совета, а их обязанности распределены между оставшимися и готовы свалиться в обморок и умереть на месте советниками.
-Я предлагаю на сегодня закончить, — Мелеагант даже не выглядел уставшим, он был собран и предельно вежлив, — сегодня день нашей скорби, друзья. Мы сегодня начинаем траурные церемонии, я предлагаю пойти и проститься с моим отцом, вашим господином. А завтра мы продолжим с того места, на котором остановились сегодня. В ваших интересах помочь мне разобраться с казнокрадством и взяточничеством, а также жестокостью и слабостью наших земель.
Уриен дождался, когда выйдет последний дрожащий советник и обратился к рухнувшему в свое золоченое кресло Мелеаганту:
-Это что такое сейчас было?
-Надоело, — просто отозвался теперь уже принц. – Надоело, мой друг! Они крадут, они лгут, они трусят, они думают, что им все можно.
-Они тебя отравят или зарежут, — с ужасом произнес Уриен, оглядываясь на дверь, — ты…
-Нет, — Мелеагант сделал над собой усилием и поднялся из кресла, — нет, если не хотят смуты – не сделают. Ты не понял, как это работает? Они трусы. Они будут грызть друг друга, стремясь выслужиться. Они не посмеют объединиться, потому что слишком много знают друг о друге. Они уже не поверят своим же словам и всегда будут предавать. Я арестовал восемь советников и я казню их. Прилюдно.
-Я даже не знаю, что сказать, — Уриен развел руками, — я не могу понять, согласен я с тобой или нет, но я впечатлен и сражен.
-Я давно уже думал, что скажу им…- с ненавистью прошипел Мелеагант, застегивая расстегнувшийся крючок на мантии. – Я теперь принц. Я наведу порядок в своих землях, а став королем Камелота, выиграв на турнире, я наведу порядок и там. Я соединю королевство Пендрагонов с землей де Горр и положу конец сумбурам и усобицам.
-А Моргана? – Уриен задал этот вопрос уже в спину направившегося проститься с отцом Мелеаганту.
-А что она? – принц развернулся к другу, с удивлением глядя на него. – Что Моргана?
-Мы едем к ней? Раз…- Мори не мог заставить себя произнести до конца «раз твой отец мертв», потому что именно это, казалось, и отделяет привычный мир от настоящего времени. Адаптироваться графу было тяжело, но он был обязан это сделать и даже пообещал себе.
-Конечно, едем! – Мелеагант вроде бы даже удивился этому вопросу и с тревогой взглянул на Уриена, — а ты, мой друг, кажется, совсем пропал! Конечно, мы едем к ней!
Он постоял в дверях, что-то обдумывая, затем бросил насмешливо:
-Ты же должен передать для нее шляпки!
Граф даже не попытался ответить – все равно вышло бы и жалко, и неубедительно. Он не мог не признать, что действительно хочет видеть Моргану, сам не зная, почему.
***
-Это что? – Моргана пыталась сохранить надменно-холодную интонацию, снисходя к собеседнику, но все-таки прорывалось в ее голосе искреннее любопытство.
Она стояла посреди своей, казавшейся еще более грязной в свете закатного солнца комнаты и с удивлением разглядывала лежащие на прогнившей деревянной кровати роскошные наряды, извлеченные Уриеном на свет. Она действительно не знала некоторых предметов знатного гардероба, потому что не носила подобного, а во время нескольких лет настоящего детства Морганы, не было у ее матери таких вещей.
Теперь в ней боролись два начала: гордая фея, которая презирает подачки и любопытство молодой девушки…
Уриен смущенно разглядывал ее, стоя чуть поодаль и пытаясь не замечать покрытого зеленоватой плесенью соломенного тюфяка, на котором она спала под тонким покрывалом, которое не могло согреть даже самое неприхотливое создание.
-Это специальное кружево, которое соединяет верхнюю и нижнюю юбку, — объяснил вместо графа Мелеагант, поняв, что сам Уриен не в состоянии ответить на вопрос Морганы.
Прощание с отцом Мелеагант завершил быстро. Багдамаг уже покоился в земле, еще шли поминальные службы, а почтенный сын вместе со своим названным братом отклонился от всех церемоний под предлогом тяжелой скорби и отправился к Моргане.
-Ты скажи лучше, фея, — продолжал Мелеагант, наблюдая за тем, как Моргана ловко пропустила между пальцев тонкий шелк, — ты почему моего отца убила без моего на то согласия?
Уриен не знал, в какую сторону метнуться. Он понимал уже где-то в глубине души, что Моргану, застывшую с тканями с истинно восторженным выражением лица, уже никогда не забудет.
С другой стороны – Мелеагант…
-Это не я, — отозвалась Моргана, подхватывая одну из юбок и прикладывая к себе для огляду, но сдалась и отложила ткань. – Это не я. Не мое колдовство, да и колдовство ли?
-Я должен был подумать на тебя, — Мелеагант пожал плечами, и Моргана кивнула, откладывая в нерешительности еще какую-то полоску кружев:
-Понимаю. Ты, граф…спасибо. Но забери всё это дело. Не по мне. Не для моей жизни.
Уриен попытался возразить, но Мелеагант остановил его попытку:
-Позже это обсудите. Мне теперь не до того. Я – принц. Я хочу сказать, что согласен на твои условия, фея.
-Ну и здорово, — она слегка повернула голову набок, чтобы увидеть его. – Мои условия помнишь?
-Помню, — заверил Мелеагант, поднимаясь, — ты свои не забудь, Моргана. Не пожалею!
-Не пугай, — Моргана развернулась к нему лицом, теперь Уриена она игнорировала. – Я уже пуганная.
-Не пугаю, — усмехнулся Мелеагант, — напоминаю. Я должен идти, провожать не надо.
Мелеагант вышел быстро, словно боялся остаться долго в этой грязной комнате и испачкаться.
-Забери это, граф! – Моргана отошла от своей неуклюжей и неподобающей постели и оперлась руками на стол, ее длинные темные волосы свесились на лицо, зардевшееся и еще более прекрасное.
-Почему? – Уриен обернулся к ней, не решаясь, стоял, боясь коснуться, словно мог спугнуть.
-Не мое, не моя жизнь, не моя судьба…уже. – Моргана отвернулась. – Пошел вон, граф!
Уриен испуганно вздрогнул, услышав угрожающую резкость в ее тоне. Но не сумел заставить себя уйти, напротив, сделал шаг к ней.
-Моргана…- голос его сорвался хрипотой. Фея обернулась:
-Пошел вон, граф!
-Я тебя не оставлю здесь, — Уриен в один шаг пересек разделяющее их пространство, коснулся ее тонкой руки, она отдернула руку мгновенно, но граф успел заметить разошедшийся шов, из которого торчали нитки. – Не оставлю, слышишь? Силой заберу.
-Ланселот уже пытался мне помочь, — Моргана усмехнулась – зловеще, но обессилено, — не подходит мне это. Я не для той жизни, к какой ты меня тянешь. Я даже если вернусь к герцогству своему, все равно…не та.
-Не та…- заворожено повторил граф, чувствуя, как его душа уходит под ее власть, — не та, верно.
-Больная, сумасшедшая, безумная, жуткая…- она пыталась его отговорить, но не могла, да и не желала. Ланселот был ей другом, и единственным, кому она доверяла и знала довольно долго. Однако здесь у них не было романтических чувств, держались на более тонкой материи дружбы. А Уриен был первым, кто так, не боясь, не страшась, пытался получить ее, зная, прекрасно зная (она читала в его глазах!) – что это не кончится добром.
-Тебе не место здесь, — Уриен почувствовал, как пересохли его губы в один миг. – Поедем со мной, в моем графстве есть леса, пруд, там у тебя будут свои покои, платья, еда…
-Зачем тебе это, граф? – она смотрела на него с недоверием, склонив голову, почему-то пробуждая ассоциацию с нахохлившейся птичкой – перепуганной и всклокоченной. – Зачем? Ступай за другом своим, я всё выполню, что обещала…
-Мне ты ничего не обещала! – Уриен решительно подступил к ней, снова взял за руки, и удержал ее от попытки отклониться. – Но я могу обещать тебе блага и удобства, все…
-Нет, — она дернулась, но граф неожиданно притянул ее к себе, и сжал в объятиях, и тут же слегка ослабил хватку.
Она не сопротивлялась, лишь взглянула на него своими глазами – омутами горящей бездны и качнулась, побледнела.
Уриен удержал ее на руках, но голова ее безвольно мотнулась в сторону и граф подхватил ее, заозирался, пытаясь найти место, куда положить слабое тело и не нашел места лучше, чем прогнивший соломенный тюфяк, на котором все еще покоились платья и уборы, привезенные Уриеном.
Мори положил ее легкое тело на этот тюфяк и безжалостно смялись ткани под ним.
-Моргана, — прошептал Уриен, проводя по ее волосам дрожащей рукой, — что с тобою?
Он оглянулся, оглядел, словно ища ответ, комнату – пыль, грязь, кусок слипшейся паутины в уголке, дрянной ужин на столе – действительно, жидкий суп с грубой перловой крупы и кусочком холодного куска жира…
Уриен поднялся, налил в кубок привезенного с собою вина из запасов Мелеаганта и поднес его к губам Морганы, слегка наклонил ей голову, вино коснулось губ и скользнуло в горло. Она сглотнула и распахнула глаза, глядя в упор на Уриена, слабо спросила:
-Что случилось?
-Ты…уезжаешь со мной! – Уриен поднялся с колен, глядя на Моргану и понимая, что больше не отпустит ее. – Уезжаешь, Моргана!
Моргана села в постели, подобрала ноги под себя, глядя на Уриена с каким-то любопытством – почти детским, почти наивно-кокетливым, и принялась разглядывать его, как диковинку.
Дверь распахнулась и Моргана дернулась, любопытство сменилось надменностью, но тут же пропало, когда она увидела Ланселота на пороге:
-А! – Она посветлела лицом и соскользнула с постели, — Ланселот, а меня похищают!
-Похи…- Ланселот взглянул на Моргану и только сейчас заметил яростного Уриена, — а… что, уже?
Он прошел в комнату, кивнув графу:
-Добрый вечер, Уриен, рад вам.
-А я вот что-то не могу сказать того же! – Мори негодовал от того, что Ланселот разрушил какую-то хрупкую и романтичную атмосферу, возникшую в этой грязной дыре, в которой по недоразумению жило самое удивительное создание.
-Я не к вам, Уриен! – Ланселот круто повернулся к Моргане, — дело есть. Говорить при нем, или как?
-Говори уж, — Моргана одарила ласковым взором графа. – Что стряслось?
-Есть донесение, — Ланселот нервно облизнул губы, — есть донесение от Камелота. Утер скончался, но народу еще этого не объявили.
-Что? – Моргана судорожно метнулась по комнате, ее глаза запылали странным зеленоватым блеском. Она бросилась к Мори, но тут же отшатнулась от него, повернулась к Ланселоту и дернулась прочь, затем замерла, глядя в потолок, обдумывая что-то…
-Я привел тебе лошадь, — сообщил Ланселот, не замечая реакции Уриена. – Ты поедешь в Камелот?
-Да! – Моргана тряхнула головой, но тут же медленно перевела взгляд на Уриена и капризно улыбнулась, — похищаешь?
-Да! – упрямо выдохнул он, подступившись. – Поедем…
-После! – Моргана требовательно подняла руку, призывая его замолчать. – После, мой друг! Так…нет, я не поеду в Камелот, Ланселот.
Она бросилась к юноше, схватила его за руку, в волнении сжала его пальцы:
-Ты поедешь! Ты! Узнай, что с турниром!
Моргана повернулась к Уриену, затем, словно что-то вспомнила, вернулась к Ланселоту, сорвала одним движением с груди крестик, висевший на тонкой серебряной цепочке:
-Возьми! Это мамин. Пусть с тобою пока побудет. У меня много работы…
Она отошла от изумленного сжимающего крестик в кулаке Ланселота и лукаво взглянула на Уриена:
-Я же с дьяволом вожусь! С его силами. Не страшно?
-Я тоже, — угрюмо отозвался Уриен, глядя на Моргану, — только без магии.
Ланселот фыркнул, Моргана обернулась к нему и усмехнулась:
-Что, думаешь, привирает?
-Ни в коем случае! – заверил Ланселот. – Ни в коем, Моргана!
-Езжай! – ласково рассмеялась фея, и, дождавшись, когда за ним закроется дверь, обернулась к графу, — с похищением подожди немного, друг мой! Подожди… за платья спасибо, ступай теперь.
Уриен в нерешительности подошел к ней, поражаясь резкой смене настроения феи, но она оттолкнула его и молча указала на дверь.
Графу оставалось только покориться приказу прекрасной женщины и он вышел, но не покинул сразу трактир, обошел его и нашел хозяина. Швырнул ему кошель с золотыми монетами и потребовал для Морганы нормальной комнаты, трехразового питания и всяческих благ, заявив, что заплатит еще…
Уриен не знал, что едва вышел он за порог трактира, как Ланселот вернулся в комнату Морганы.
-Ну? – спросила она, прикладывая к себе новые юбки.
-Он заплатил за твою новую комнату, ужины…как ты и говорила.

Глава 4
-Во имя всего святого, Моргана! – Ланселот мужественно пытался сдержаться, но не смог. – Что ты задумала? Вернее, что ты на этот раз задумала, фурия?
-Я? – Моргана очаровательно улыбнулась, подошла к столу и разлила в два кубка подаренное Уриеном вино, взятое из запасов Мелеаганта, — ничего, мой друг! Всё то же! Я хочу отомстить Мерлину, найти своего сводного брата и вернуть свои земли и титулы.
-К чему ты тогда затеяла эту проверку графу Уриену? – не понял Ланселот, пытаясь отказаться от кубка, что протянула ему Моргана, — нет, спасибо.
-Пей, — мягко призвала Моргана, и Ланселот покорно взял кубок из ее рук:
-Ладно, но ты не ответила.
-Всё просто! – Она сделала большой глоток, посмаковала вкус и вынесла, наконец, вердикт, — неплохо. Очень даже! Мелеагант действительно один из тех, кто способен править Камелотом, но вот только он не вытащит меч из камня.
-Не понял, — признал Ланселот, отставляя свой кубок и глядя в упор на Моргану, — ты же обещала, что поможешь ему в обмен на…
-Помню, — заверила фея, — но Мерлин зачарует меч так, чтобы его вытащил истинный Пендрагон – бастард, мой сводный брат, которого я ищу так давно. Мелеагант победит в турнире – так мы договаривались и я исполню, без сомнений, своё обещание.
-А теперь представь, что я не обладаю достаточным интеллектом, чтобы понять всю глубину твоей интриги! – Ланселот не выдержал и взмолился.
-Представляю легко! – хохотнула Моргана, но, тем не менее, до объяснения снизошла, хотя блеск в ее глазах ясно выдавал ее собственный интерес и жажду поделиться с кем-нибудь своим планом, ближе же Ланселота у нее никого не было.
-Мой друг, Дракон, покровительствующий Камелоту, заключил союз с первыми Пендрагонами, что будет охранять лишь пока их кровь у власти. Утер Пендрагон не произвел законного сына, но его кровь…кровь в бастарде!
Моргана рванула рукав итак уже рассыхающегося своего платья и ткань треснула.
-Следовательно, Мерлин, уже давно засидевшийся в мире живых, захочет поступить очень простым способом и зачаровать меч на то, чтобы его вытащил только Артур, этот бастард. Он взойдет на престол, по мнению Мерлина, и найдет этот проклятый Грааль, которого, наверное, и вовсе нет. Но тут в дело вмешивается Мелеагант, который жаждет трона и, боже, как он вовремя! Я не рассчитывала на такой подарок судьбы, но когда ты сказал мне, что Мелеагант ищет поддержки у магии, я возликовала!
-Рад. Что был тебе полезен, — мрачно отозвался Ланселот, который все еще не очень понимал, что так радует Моргану.
-Мелеагант побеждает в турнире с моей помощью, — продолжала фея, — идёт к камню и меч не поддается ему.
-Господи…- Ланселот не удержался от судорожного вздоха, — какое оскорбление. Он тебя прибьет, Моргана, и будет прав.
-Подожди! – отмахнулась фея, — слушай! Мерлин, не знаю как, но как-нибудь обставит возвращение бастарда, как короля. Он сделает Артура королём. А дальше – Мелеагант потеряет эту Гвиневру, дочь Кармелида!
-Теперь ты подожди! – Ланселот тряхнул головой, разгоняя мысли, — как? Как это связано?
-Кармелид трус. Он обещал отдать ему Гвиневру только из страха. Сама Гвиневра не горит желанием идти за де Горра. Мелеагант, потеряв трон Камелота, рванется к ней, как к утешению, но Кармелид воспротивится, потому что де Горр теперь не король и был даже унижен… если получится, может быть, Артур даже встретит Гвиневру и она пойдет за него.
-Ты спятившая сущность! – Ланселот залпом опрокинул кубок с вином, отдышался, — но смысл? Тебе-то это зачем? Поиграться?
-Я заявлюсь к Артуру однажды, объявлю ему истинную историю его появления, — продолжала Моргана, лихорадочно оглядывая залу, — потребую, чтобы он вернул мне всё, что отнял. Артур примет меня ко двору, и я стану его другом, его советницей. И я смогу разрушить Камелот, уничтожить все, что будет дорого Артуру. Мерлин же не сможет мне помешать – я заставлю его смотреть с бессильностью, как смотрела я, на то, как рушится мир…
Ланселот с опаской взглянул на Моргану и увидел в ней что-то странное – совершенно безумное, спятившее.
-Зачем так сложно? Мелеагант…
-Мелеагант мне нужен для того, чтобы кто-то занял Камелот после того, как я разнесу Артурское правление, а еще… ну не хочу я, чтобы народ запомнил меня как мстительницу. Я ведь не злая, я забираю своё, на кого-то нужно переложить всю вину и этим кто-то будет Мелеагант.
-Всё слишком сложно, — Ланселот покачал головой, — ты можешь отравить Мерлина и дело с концом.
-Я уже отравила Утера. – дернула плечом Моргана, — но он человек, подлец и трус. Он ничтожен. Я оставила ему кошмары и медленную смерть, но Мерлин виноват больше. Он не сумел остановить его, хоть и знал, что будет плохо и моей семье, и самому Утеру! Мерлин не заслуживает жалости, но мстить ему – это жестоко, я не бью стариков.
-Лучше б била! – не выдержал Ланселот, — Моргана, я…
-Мне нужно запутывать Мерлина, поэтому я включаю новые и новые звенья в цепочку событий, — объяснила Моргана. – А что до Уриена – тут все просто! После того, как Мелеагант взойдет на престол Камелота, думаешь, он пожалеет сводную сестру своего врага, даже если будет знать, что она помогала ему уничтожить бастарда? Никогда. И будет прав. И когда не сможет вытащить меч из камня – ты верно сказал, он захочет меня найти.
-И? – Ланселот уже не ожидал ничего хорошего.
-Но он не посмеет тронуть возлюбленную своего названного брата, — ласково пропела Моргана и улыбнулась по-человечески, живо и не жутко. – Он не тронет меня – это мой щит. Линейка проста –Я знаю Мерлина, изучила его, сумела! Но без него я не могу найти Артура. Мне нужна эта комбинация…
-Ты могла придумать что-то проще! – не сдавался Ланселот, — не сужу, но мне кажется, что ты не все рассмотрела. Если Гвиневра не откажет Мелеаганту? Если Мелеаганту поддастся меч? Что, если Мерлин просто не станет…
-Ты дурак! – беззлобно сообщила фея. – Откажет, потому что…нет, сначала объясню про меч – Мерлин присягал Дракону Камелота, и только тот может освободить его от клятвы так, чтобы Мерлин ушел в Авалон, а не в могилу.
-Разница? – Ланселот действительно чувствовал себя дураком.
-Из Авалона можно вернуться, — легко отозвалась фея. – А Гвиневра… нет, она откажет.
-А если нет? – упорствовал юноша, — Мелеагант пользуется большим спросом у женщин.
-Нельзя полюбить тюремщика, — закатила глаза Моргана.- ОН ее почти принуждает к браку, а Гвиневра начинает его бояться все больше. И я…предусмотрела это.
-Черт с тобой, сумасшедшая! – Ланселот махнул рукой, не пытаясь даже следовать за мыслями Морганы и предпочитая согласиться с нею, — скажи мне лучше другое. Ты убила отца Мелеаганта?
-Я, — просто кивнула фея. – Мне нужно было заставить народ призадуматься о Мелеаганте, пустить слухи о нем до Кармелида и дальше… дальше есть еще одно. Мелеагант понял, что это сделала я, и что я начала свою часть сделки.
-Ты же ему сказала, что это не ты! – вконец запутался Ланселот. – Сама сказала!
-Ну, сказала! – Моргана увлеклась разглядыванием привезенных Уриеном платьев, — нельзя думать, что мы говорим лишь словами.
-Господи…- простонал юноша, — верни меня домой! Я совершенно здесь потеряю свою душу!
-Потеряешь душу – нечему будет болеть, — оптимистично заверила Моргана и тут же руки ее бессильно опустились по бокам, она склонила голову. – Только потерять ее непросто и в этом величайшая ирония.
-Знаешь, что я тебе скажу, дорогая Моргана? – Ланселот помедлил и взглядом поискал еще одну бутылку вина, — я верю в твой ум, верю, в твоё безумие и даже не особенно хочу вдаваться в твой план. Делай так, как считаешь нужным и правильным.
-А ты? – она хитро прищурилась, подливая собственной рукою юноше вина и лучась дружелюбством.
-А что я? – не понял Ланселот, — я с тобой. Я твой друг, у меня нет выбора. Эх, если бы вот друзей можно было бы выбирать…
Моргана громко засмеялась, подхватила с прогнившего тюфяка какое-то платье и закружилась с ним по комнате, хохоча. Ланселот пообещал себе построить собственный винный погреб, пока эта фурия не придумала еще чего-нибудь…

***
Уриен сообщил весть о смерти Утера Пендрагона Мелеаганту сразу же, как оказался с ним лицом к лицу, заявил о визите Ланселота (при этом, описывая появление последнего, граф не стеснялся выражений).
Но к его удивлению, Мелеагант отреагировал холодно, если не сказать, что безразлично. Он не улыбнулся, не изменился в лице, даже не прищурил глаз, он просто кивнул, принимая информацию к сведению, и тем же холодным голосом отдал приказ об отправлении одного из верных своих людей в Камелот на разведывание обстановки.
-Ничего не скажешь? – не поверил Уриен, наблюдая за абсолютным льдом, поселившимся в лице Мелеаганта.
Тот тряхнул волосами, выходя из задумчивости, взглянул на названного брата:
-Что? А! скажу, что нынче старшее поколение умирает слишком быстро. Слишком торопятся оставить детей своих.
-А тебе оно и на руку! – не удержался граф, и оперся на мраморную колонну спиной, держа Мелеаганта в поле зрения, — тебе и на руку! она при мне ничего не делала, но сначала твой отец, теперь Утер…не много ли совпадений?
-Совпадений… — задумчиво повторил Мелеагант, — друг мой, ты устал – тебе мерещатся заговоры и черт знает что еще. Поезжай в свое графство, отдохни. Я вызову тебя.
-Ты изгоняешь меня? Не поверил Уриен и даже дыхание его сделалось холоднее. – Ты не хочешь видеть меня, названный брат?
-Хочу, — заверил Мелеагант и хлопнул его плечу, — хочу, Уриен, но сейчас нам всем не до тогою. Если Утер мертв…турнир так или иначе приближается, а мне еще нужно найти одного бастарда, погоревать по отцу, казнить пару советников – дел много, а я должен быть один.
Граф Мори кивнул, понимая и принимая слова своего друга, но легче ему не стало. Так всегда было, когда Мелеагант жил какой-то идеей, он, обдумывая и преследуя ее, не тратил время на пустые разговоры и увещевания. Некоторые мысли он таил и от самого себя до поры, а что говорить о друге, пусть единственном, но все-таки, чужом.
-Поезжай, — уже мягче попросил Мелеагант, осознав или почувствовав, как изменилось настроение в душе Уриена – только что его вырвали от Морганы, теперь вот выгнали от названного брата, грубо говоря, графу сказали, что он не нужен постоянно, а нужен лишь в определенные моменты жизни и сказали это самые убийственные создания: женщина, к которой у него появился глубокий интерес и друг.
-Поеду, — заверил граф скорбно. Он совершенно точно поедет. И совершенно точно вернется по первому зову Мелеаганта, потому что так было всегда и так всегда будет.
-Там у тебя какое-то веселье! – Мелеагант усмехнулся, отходя от графа и углубляясь в разложенные по столу свитки пергаментов. – Ведьму, говорят, поймали, в твоих угодьях?
-Ведьму? – тупо переспросил Уриен, уже сомневаясь, что без труда найдет различие между феей-Морганой и пойманной ведьмой. – Отправили бы ее в Камелот или сюда. Что мне с нею?
-Разберешься. – Уверенно заявил Мелеагант, — и расскажешь. Не придумаешь, что с ней делать…ну, сожги.
-Я против сжигания ведьм, — нахмурился граф.
-И я не особенно «за», — Мелеагант развел руками, — но если она явилась с дурными намерениями – лучше сожги.
Уриен недолго пробыл в замке принца де Горра. Отдохнув, сменив лошадь, он отправился в свои родные земли с тяжелым сердцем и еще более тяжелыми мыслями. Странная тоска лежала в его душе огромным тёмным пятном и происходила она от Мелеаганта и его желания отгородиться в такой важный момент от своего друга и от Морганы – безумной…фурии!
-Фурия подходит вернее всего, — сам с собою размышлял Уриен обрывками и последними словами ругал появившегося невовремя Ланселота.
Граф Мори был любимцем женщин, но никогда прежде его так не водили по кругу на поводке, показывая его место. Женщины желали быть с ним, а не высмеивали, не управляли им и это новое, данное Морганой, неожиданно цепляло графа, и злило, и интриговало. Ему было интересно сыграть с нею, и обыграть, ведь тогда, и только тогда, он мог бы назвать себя истинным победителем, а не в минуту? когда появился в ее жуткой лачуге с комплектом каких-то кружевных тряпок.
Графу Мори просто далась военная слава, управление своим землями (с помощью управляющего Бертрана вовсе большая часть забот не доходила до Уриена), легко далось ему и любовное искушение и тут какое-то странное существо вырвалось перед ним и остановило надменностью…
Уриен был так мрачен и так зол, что не поехал даже длинной, привычной дорогой, по своим землям, чтобы обязательно проехать вокруг серебристого пруда, и заехать в сосновую рощицу… нет, граф грубо срезал дорогу через поле и быстрее обычного въезжал уже в свое поместье.
Бертрану было пятьдесят семь лет, он служил еще у отца Уриена и на его глазах юный виконт родился, вырос и возмужал. Управляющий был ловок, несмотря на годы и тяжелый труд, умен и обладал подвешенным острым языком, умея заболтать любого, кто посмеет лезть не в свои дела, или возжелает занять место Бертрана. При этом, с господином, что отцом Уриена, что с самим Уриеном, Бертран держался на почтительном расстоянии, хоть и был почти членом семьи и даже обедал вместе с господами.
Слугу, что всю жизнь свою проработал на дом Мори, уважали. Уриен относился к нему не как к предмету мебели, но прислушивался к речам его, еще в юношестве усвоив для себя от управляющего несколько уроков, так как мальчиком проводил он время подле Бертрана, мешаясь тому, и отвлекая…
Но Бертран – человек одинокий, хоть и не был женат и детей родных не имел, почитал Уриена за своего родного человека и привязывался к нему все сильнее. Особенно сильно привязанность их возросла, когда скончался граф Мори и виконт, ставший в один миг графом, осознал, что теперь ему управлять всеми угодьями и жутко захлопал глазами, ища поддержки.
У Бертрана было много особенностей, отличавших его от других слуг: преданность дому, легкая ворчливость, тяжелый, хоть и быстрый шаг и умение всегда угадывать появление господина. Ровно за пять минут до появления графа Мори Бертран. Даже когда его никто не предупреждал о приезде графа и визит был сделан по стечению обстоятельств, а не планировался заранее, Бертран за пять минут до появления лошади господина стоял на пороге поместья, приветствуя графа Мори.
И теперь, первый, кого увидел из родных и привычных лиц, человек, который был действительно рад видеть Уриена в любое время, стоял на пороге, ожидая, когда в клубах пыли на дороге появится и сам Мори…
-Бертран! – Граф спешился, слез с лошади, не удивляясь появлению старого слуги, — я рад тебе!
-Милорд, вы весь в пыли! – Бертран, украдкой, семеня за господином своим, пытался очистить ему рукой плащ от пыли, — надо же было так гнать!
-Оставь, — попросил Уриен, — скажи лучше, как живете?
-Да, помощью Бога, живем нормально, — Бертран всегда преуменьшал свои заслуги и невидимый порою фронт работ, — зерно сеем, скотину водим, овец стрижем. Да, к слову, домишко прохудился у Мартелл совсем…починить бы надобно.
-Почините, дозволяю, — Уриен на ходу устало потер глаза. – Чините, ей, Вдове, от казны найдётся что дать? Запасы из кладовых и все, что положено?
Бертран захихикал – мелко и по-стариковски:
-Так, милорд, мы ей отделили и дом, и бревна, и доски, а она всё говорит, что не нужно ей, мужа бы вернули…
-Что? – Уриен круто повернулся лицом к старику, напугав того и оборвав на полуслове. Странное бешенство бросилось в голову, — и эта отказывается? Я граф или насмешка? Я приказал – пусть изволит слушаться или изгоню!
Бертран изумленно смотрел на господина, первый раз видя его таким взвинченным, когда речь заходила о вдове Мартелл. Вдовой, на деле, эта женщина не была, по одной простой причине – она не была замужем ни разу, но при этом считала, что ее муж погиб и оставил ее одну с ребенком. Ребенка, следует заметить, у несчастной не было – она постоянно, из года в год баюкала переплетение одеял.
Вдова Мартелл была тиха, безобидна и сумасшедша. Но она не несла никому хлопот, за исключением того факта, что встретив графа или же кого-то из его приближенных, пару раз в год начинала просить вернуть ей мужа, но в целом ее тихое помешательство не причиняло беды, к тому же – женщина была одной из лучших портних графства. Ее терпели, по-своему любили, заботились о ней и помогали по хозяйству кто чем мог. Граф тоже не обделял ее.
Заметив изумление и прозорливый огонек понимания в глазах слуги, Уриен поумерил свой пыл и сконфузился. Ища тему для перемены разговора, он спросил:
-Что за ведьму вы поймали?
Ведьму, оказалось, держали не в камере подземелья, как смутно опасался Уриен, а в одной из малых жилых комнат, куда размещались слуги, прибывшие с почтенными гостями. Однако у дверей комнаты поставили стражу, которая, если верить их бегающему взору, меньше всего хотела находиться подле ведьмы.
По вводной информации, что дали Уриену, выходило, что означенная ведьма собирала травы в его угодьях и была поймана патрулем. Она не называла ни своего дома, ни своих корней и говорила, что ее зовут – Лилиан, и что она просто ходит по деревням, излечивая страждующих…
Собственно, на этом вводная информация закончилась, Уриен тяжело вздохнул: ведьма или не ведьма, но многие женщины, если не сказать, что все, собирают травы и заваривают их разными рецептами, изгоняя хвори. Что-то выходило несвязное…
И бродячие шаманки, целительницы, знахарки не были редкостью, так почему именно эту обвинили в колдовстве?
Уриен толкнул дверь комнаты бесстрашно – после дружбы с Мелеагантом и встречи с Морганой пленница не могла его уже удивить…
Во всяком случае, так он наивно полагал, пока лицом к лицу не столкнулся с Лилиан.
Имя Лилиан странно подходило к ней, она не могла бы носить другого. Невысокого роста, изящного сложения, сочетающая в себе какую-то холодную грациозность мраморной лилии и диковатую порывистость в движениях. Она не вела себя как знатная дама, но и не как простолюдинка. Слишком грубые движения перемежались с природной плавностью, она состояла из каких-то внутренних шипов и нежного зеленого стебля цветка в душе. В ее пшеничного цвета волосах запуталось солнце, и оно могло озолотить ее сложные прически не хуже, чем горные короны, но она свои волосы не собирала в косы и не украшала их лентами – держала просто.
Ее платье состояло из одной только юбки и одного слоя, оно было сшито из природных тканей и расшито не каменьями, а нитками, в виде деревьев и цветов. Она больше походила на гибкую, гордую, своенравную иву, чем на ведьму…
А глаза! Чего стоило ее глаза! Они запечатлели на дне своём тепло и невообразимую нежность по отношению к этому миру.
Увидев графа Уриена на пороге, она дернулась и вскочила, но не потому что так подобало – пленнице напугаться тюремщика, а потому, скорее, что она погрузилась в свои тяжелые мысли и ушла куда-то далеко-далеко и появление незнакомца порывисто вытолкнуло ее из этого мира.
-Тише! – Уриен выставил перед собою руки, призывая мир. – Я не враг. Я хозяин этого поместья, а ты Лилиан, верно?
-Ваши слуги назвали меня ведьмой! – она взглянула на него с вызовом и обратилась просто, без титула, без почтения – так могла обратиться она к равному себе.
-Ну, не встречали настоящих ведьм, — пожал плечами граф, — а ты…
-Я – целитель, — девушка выпрямилась, глядя на графа, не мигая, и почему-то проскользнула у последнего странная ассоциация с совою, но голос ее унес от этих мыслей – приятный, чуть ниже, чем можно было ожидать от этого хрупкого создания…
-Целитель с магией7 – уточнил Уриен, удовлетворенно замечая, что девушка больше не боится его.
-Меня воспитывала леди Озера, — отозвалась Лилиан, — но не так, как других…
Она замялась, лишь на мгновение, но его хватило, чтобы на щеки ее лег свежий румянец.
-Иначе, — вывернулась она, — я была всегда с магией и она воспитала меня целителем, граф.
-Уриен, называй меня так, — попросил Мори, садясь в кресло и предлагая жестом ей сесть напротив. – Тебя кормили?
-Я не хочу есть, — она покачала головой, — я хочу уйти отсюда.
-Куда? – удивился Уриен, — дальше, по городам и деревням? А если нам здесь нужна помощь целителя? Да и…я бы хотел, чтобы ты задержалась, в качестве извинений от меня лично за моих людей, за то, что напугали, назвали ведьмой, я предлагаю тебе быть лекарем здесь.
-За грубость? – она нехорошо усмехнулась, зацепившись за слово. – По вашим землям, Уриен, ходят многие странники, но их не всегда хватают так, как меня. Вы не за то просите прощения!
-А…за что? – теперь граф изумился по-настоящему, он чувствовал, что виноват, но пока не мог понять, в чем именно.
-Ваши люди…- Лилиан покраснела еще сильнее и отвернулась, закрыв рукавом лицо, и граф заметил вдруг, что рукав ее платья разорван. Догадка посетила его и он не удержался от гнева6
-Они напали на вас, Лилиан?
-Напали, — она повернулась к Уриену и странный огонек скользнул в ее глазах, — сами напали, сами и не отбились. Я училась у леди Озера, а не у торговки с рынка.
-Они живы? – без особой надежды спросил Уриен, думая, что ему, в общем-то, плевать – живы или нет. Мужчины, напавшие на бедную девушку, в случае своей смерти лишь очистили бы землю Мори.
-Я целитель, а не палач! – казалось, она даже обиделась.
-Ну, я тут знаю одну благодетельницу…- граф фыркнул, с трудом избавляясь от щемящего образа Морганы перед внутренним взором, — ладно. Ты останешься?
-Останусь, чтобы помочь, но продолжу путь сразу, как почувствую это возможным, — Лилиан была тверда. – Я понимаю, что вам нужен целитель в земли, но я кое-кого ищу. Я должна убедиться, что этот человек в порядке.
—А что, он тоже нападал на вас? – не удержался Уриен.
-Нет, — она улыбнулась, — мы выросли вместе, почти как брат и сестра. У нас была одна приемная мать, только он человек…полностью. Наши пути разошлись по…многим причинам, и я желаю его отыскать, чтобы знать, что он жив.
-Сдаюсь, — Уриен развел руками, — кто же он, не откроешь мне? Как его зовут?
-Он хочет стать рыцарем, может, уже стал. Его зовут Ланселот. Ланселот Озерный.

Глава 5
-Ланселот? – Уриену было от чего ужаснуться. Он, еще недавно забывший вообще о существовании светловолосого юноши, натыкался на него последние два дня с пугающей частотой. Сначала о нем заговорил Мелеагант, потом запавшая куда-то в глубину самых чувств Моргана проявила к нему какое-то особенное дружелюбие, а теперь еще и эта ведьма, которая пусть ведьмой и не была, но все же…
-Ланселот? Какой еще Ланселот? Опять Ланселот?! – Уриен обхватил голову руками, с ужасом и упреком глядя на Лилиан.
Та удивилась реакции графа и смутилась, но кивнула:
-Да, вы знаете его?
-Это тот Ланселот, что хочет быть рыцарем…- Уриен отнял руки от головы и печально подтвердил, — знаю. Кажется, знаю.
С Лилиан сделалось что-то удивительное. Она взметнулась, как птица, всколыхнулась всем своим телом, бросилась к графу, схватила его руки и порывисто вскричала:
-Где он? Ка кон? Расскажите, умоляю!
-Тише ты…- теперь смутился уже граф Уриен, не ожидавшей подобной бури чувств от этой сдержанной девушки. – Ну, кажется, я его знаю.
-Умоляю! – она заломила руки, в ее глазах светилась полная безысходность и слабая надежда, — умоляю…
-Хорошо, — Мори всегда испытывал слабость к умоляющим женщинам, чувство неловкости перед их восклицаниями делало его абсолютно покорным, и если бы Лилиан попросила сейчас графа сброситься с вершины собственной башни, он, может быть, и подумал бы…
Правда, по пути на вершину этой самой башни.
-Я друг Мелеаганта…принца де Горра, — Уриен расправил плечи, ожидая, что эта целительница удивится, пусть она и не нравилась ему, не нуждалась в завоевании, но хотелось произвести впечатление.
Но она скептически хмыкнула и спросила только:
-А он об этом знает?
Это обидело и возмутило одновременно. Уриен, не ожидавший такой реакции, растерялся и принялся порывистыми отрывками речи доказывать:
-Да мы с ним! Да я его названный брат…да мы росли…
Но Лилиан не оказалась так проста, она посмотрела на мучения графа и пожала плечами:
-Да мне всё равно, в общем-то, об этом Мелеаганте я слышу уже не в первый раз и все говорят примерно так же, как вы. Женщины, что прошли через его постель, клянутся, что завоевали его любовь, воины, что бились где-то с ним на турнирах, клянутся, что стали его друзьями…мне наплевать! Раздражает это почитание, но жить вам, расскажите о Ланселоте!
Уриен посмотрел на Лилиан очень внимательно, пытаясь угадать, шутит она или нет (теплилась надежда, что суровость её напускная), но лицо ее выражало презрение к Мелеаганту и ясно можно было прочесть по ее глазам, что она к дьяволу посылала всех этих Мелеагантов и его друзей и вообще ее интересует только судьба Ланселота.
«Познакомить их, что ли?» — мелькнула шальная мысль у графа, но он вернулся к повествованию и принялся рассказывать дальше:
-Мелеаганту нужна была помощь…некоторая. И Ланселот свел его с одной женщиной, что могла это сделать. Я Ланселота не помнил, но Мелеагант поддерживал, похоже, с ним общение и помог моему другу, устроив ему встречу с Морганой, это та…
-Морганой? – Лилиан передернуло, она в страхе взглянула на Уриена. – Ланселот устроил встречу Мелеаганту с Морганой? Ланселот с нею?
-Не с нею! – грубо оборвал взревновавший Уриен, — он ей друг.
-Ланселот друг Морганы! – Лилиан готова была лишиться чувств и соскользнула в кресло, обхватила руками голову, застонав как от боли, — о, господи…
-А что не так? – обозлился граф Мори. – Моргана – великолепная женщина! Я…
-Не знаете вы ее, граф! – Лилиан отняла руки от головы и в ярости стукнула рукой по подлокотнику кресла. – Вот дрянь!
-Это еще, почему она дрянь? – Уриен готов был отстаивать честь Морганы в споре с кем угодно, но он чувствовал, что ничего не знает о фее, но так глубоко лег ее образ в его сердце, что приходилось сражаться вслепую. – Она несчастна! Вы знаете, как она живет? Что ест? А что сделал с ее семьей Пендрагон?!
-Знаю! – Лилиан поднялась из кресла – легко и изящно, отошла к окну, обхватила себя руками за плечи, — боже, боже… Граф, вы не поверите. Но я знаю не только это о ней. Она – убийца, она – интриганка, она творила такое, что уже не отмолить и не отмыться от грязных историй!
Лилиан порывисто обернулась к графу, угадывая его бушующие чувства:
-Граф, умоляю, бегите от нее! Она не только не ангел, она – едва ли не сущее зло!
-Да хватит! – Уриен потерял терпение и тоже поднялся. – Прекрати сейчас же, ведьма! Ты не имеешь права говорить о ней…
-Уриен, — голос Лилиан дрогнул, она вся словно бы сделалась мягче, — я хочу помочь вам и уберечь от ошибки имени «Любовь Морганы!». Мерлин искал ее у леди Озера и мы…мы все слышали то, чего слышать не следует. Она убила подобных себе фей, она интриговала, она воровала и лгала столько, что Утеру и не снилось. Да, жизнь жестоко обошлась с нею и мы должны быть снисходительны к ней, и мы готовы на это, но за нею идет кровавый след, связанный с уже ее решениями! Вы думаете, граф, у нее не было шанса начать все с нуля? Начать лечить людей и действовать во благо? Выйти замуж, вернуть поместья законно и требовать справедливости у Утера? Все было, но она ушла, гордо и рвано…ушла в темноту, убежала от наших рук.
-Значит так, — Уриен вдруг почувствовал абсолютное спокойствие и решимость, — милая моя Лилиан, дорогая моя целительница, ты можешь говорить все, что угодно, о прошлом Морганы Корнуэл – ее прошлое – это ее грехи. Но судить тебе ее настоящее и ее будущее я не позволю. К слову, ты, кажется, ищешь Ланселота? Он с нею, так что…
-Он ошибся…- Лилиан отвернулась с отчаянием к окну, — боже, бедный Ланселот! Он всегда был таким…
-Раздражающим? – подсказал Уриен, прикидывая, куда бы следовало отправить помешавшего ему и Моргане юношу.
-Что? – Лилиан обернулась к графу, — нет! Он был всегда таким доброжелательным, романтичным и наивным. И влюбчивым до жути!
Она улыбнулась каким-то воспоминаниям, а к горлу Уриена покатил холодный склизкий комок.
-Как это, влюбчивым? – настороженно спросил он.
-А так! – Лилиан рассмеялась, глядя в окно, в самые небеса, — стоило пройти мимо какой-то юной девице и всё! Ланселот наш сочиняет стихи, пишет оды и ищет незнакомку в лицах чужих. Однажды он и вовсе полез на балкон ночью с букетом фиалок, желал признаться в любви, только ошибся этажом и попал в спальню старшего брата возлюбленной – криков и воплей было!
-Вот как…- тон Уриена не предвещал ничего хорошего, дремавшая ревность выпустила когти прямо во внутренности графа, принялась с упоением их рвать.
-Нет! – спохватилась Лилиан, — у него один типаж! Хрупкость, высокий рост, светлые волосы и глаза… он всегда выбирал таких, капризных и нежных. Называл их «Ледяными Эдельвейсами»
-А почему Эдельвейс? – не понял вконец потерявшийся Уриен.
-На языке цветов это значит «Потрясающая красота» или «Холодная красота», — Лилиан отвечала уже спокойно, ее яростный запал прошел, уступая место размеренности.
-А твое имя идет от Лилии? От цветка? – Уриен неожиданно решился на этот вопрос.
-Да, — Лилиан поморщилась, — но лилии разные. Вообще, лилия – это скромность, чистота. Алая лилия – возвышенность, желтая – легкомысленность, оранжевая – кокетка, тигровая – гордячка, а Священная лилия – связь с миром мертвых и уважение.
-Потрясающе! – Уриен отозвался искренне, разглядывая целительницу с восхищением. – Думаю, ты больше…
-Я не Цветок! – Лилиан упрямо тряхнула головой.
-Извини! – Уриен капитулировал. – А как-то можно выразить цветами, что я влюблен?
-Влюблен? – переспросила Лилиан, склоняя голову набок, изучая лицо графа, — можно, да. Я помогу тебе, как, но ты проведешь меня к Ланселоту.
-Думаю, Мелеагант знает, как с ним связаться! – отмахнулся Уриен, — хорошо. Скажи мне, как…
-Просто! – Лилиан взяла деловитый тон и принялась загибать пальцы, — запоминай, граф: астра – нежная любовь, белая акация – невзаимная, красная хризантема – любовь, тюльпан – признание в любви, красная роза – любовь настоящая, бордовая – страсть…
-Подожди! – Уриен почувствовал, как к его щекам неожиданно подступила краска, но и в мыслях не держал мыслей о страсти к Моргане и осознанию того, что она снизойдет до него, как простая смертная. – Есть какой-то цветок, который будет означать: «я весь твой, пожалуйста, не смотри в сторону других мужчин»?
Теперь уже Лилиан посмотрела на него очень внимательно и, с трудом сдерживая смех, сказала:
-Венерин башмачок ей подари…
-А что это значит? – Уриен оглянулся, бешено обвел взглядом комнату. Словно надеялся, что нужный цветок появится здесь сию минуту.
-Она поймет, — усмехнулась Лилиан и поднялась из кресла, — веди меня, граф к Ланселоту.
-Через Мелеаганта! – Уриен все еще искал взглядом цветок, — а как он выглядит?
-В твоем саду растет, — Лилиан ткнула пальцем в окно, — пойдём…покажу.
***
-Ваше высочество! – Уриен почти впихнул Лилиан впереди себя в залу, в которой работал Мелеагант.
В замок графа Уриена допустили без проблем, дали понять, что у того особое разрешение от принца – появляться в любое время и быть проведенным прямо к нему (определенно, Мелеагант не терял времени даром), потому Уриен, неловко прижимая к себе букет, собранный с помощью Лилиан, и представляя, как вручит его Моргане, тащил целительницу за собой, по знакомым коридорам.
Целительница знатно обалдевала, оглядывая высокие, как бы воздушные, но вместе с тем, возвышенно-грозные своды, изящное плетение змей и диких зверей-барельефов по стенам, серебряный кант под самыми потолками и огромное количество свечей…
Прежде Лилиан не была в столь роскошном и изящном убранстве замка. Здесь многое изменилось, как знал Уриен (и только удивлялся одному: когда Мелеагант успевал?), но Лилиан не могла этого знать и потому заворожилась замком с первых минут.
В этом замке изящность и грубость сплетали странную атмосферу. Тяжелый дух древнего рода, крови и жестокости, которая взращивалась годами и поколениями в окрестностях смешивалась с легкостью серебра и отточенностью внутреннего содержания. Статуи, доспехи, прекрасные виды оружия, портреты и угнетали, и восхищали изящностью выделки, и точностью. Тяжесть хода по коридору смягчалась таинственность внезапных переходов и Лилиан ощущала себя маленькой девочкой, по ошибке оставленной где-то в сказочной стране. Она шла, с опаской глядя на тяжелые двери и удивлялась тому, как можно запомнить все эти хитрые угловатые и круглые лестницы, все переходы и галереи…
Иногда она пыталась вообразить себе хозяина этого замка – принца Мелеаганта де Горра, которого уже успела возненавидеть из-за многочисленных восторгов среди женщин. Он виделся ей могучим и огромным, страшным, со шрамами на лице, жутким взглядом и смехом…
Поэтому, когда граф Уриен внезапно остановился у одной из дверей и вежливо впихнул Лилиан внутрь, а затем зашел следом и произнес: «Ваше высочество! – Лилиан остолбенела.
Она никак не ждала, что от коридоров и галерей попадет в круглую, свободную, освещенную по всей площади серебряными свечами залу, в центре которой расположился большой стол из черного дерева, покрытый лаком, а вокруг скамьи…
Во главе же стола, возвышаясь над двумя присутствовавшими советниками, стоял трон. А на троне сидел совсем еще юноша, едва ли намного старше Лилиан, отвлекшийся от бумаг на восклицание графа.
Лилиан не сразу поняла мозгом, что это принц де Горр и есть. Когда же это простая мысль дошла до нее – было уже поздно. Она встретила взгляд принца – яркие темно-изумрудные глаза смотрели в самую глубину ее души, и почему-то в горле целительницы резко пересохло, изящные черты лица, в которых угадывалась легко древняя порода, чистая кровь, тонкая линия губ, складывающая легкую полуулыбку-полуусмешку, темные волосы, чуть ниже плеч, которых ей внезапно захотелось коснуться…
Принц был облачен в простые черные бархатные одежды, расшитые легкими серебряными стежками и Лилиан почувствовала странное головокружение, когда, смутившись под взглядом принца, перевела взгляд на узор и осознала почти сразу, что легко угадывается под этими одеждами развитая мускулатура.
-А! Мой друг! – Лилиан не поднимала головы, упрямо теперь глядя себе под ноги, и пытаясь не слышать неожиданно мягкого и вкрадчивого голоса, обратившегося к ее спутнику, — с гостьей? Что же…я рад!
Лилиан сглотнула помимо воли комок, вставший в горле, но глаза так и не подняла, боясь, что к лицу ее прильет краска.
-Свободны! – вкрадчивый голос обратился к советникам, и целительница услышала в нем металл, вздрогнула…
Прошло около двух мучительных минут прежде, чем советники бочком протиснулись с бумагами мимо гостей своего принца, и целительница искоса взглянула на Мелеаганта, уже не испытывая к нему предвзятого раздражения и злясь лишь на себя.
«Дура! Какая же я дура! Просто потеряла голову, как последняя…»
-Это и есть пойманная ведьма! – радостно возвестил Уриен, подталкивая Лилиан вперед. – Она совсем не опасна и вообще – целитель.
-Целитель? – Мелеагант взглянул с интересом на девушку, и бесовской огонек целительница без труда прочла в его глазах, но принц поспешно поцеловал ей руку с изящной простотой, что есть только в крови аристократов. – Как это прекрасно! Как тебя зовут?
Вопрос не было особенно сложным, но Лилиан прежде, чем ответить, облизнула пересохшие губы:
-Мое имя Лилиан.
-И почему тебя назвали ведьмой? – Мелеагант бесстыдно разглядывал гостью, размышляя вслух, — совсем не похожа.
-Мои люди напали на нее, — признался Уриен, мрачно глядя в сторону, — она их…потрепала.
-Казни их! – жестко обрубил Мелеагант.
-Нет! – Лилиан подняла голову, решительно противясь слову принца. – Нет! Нельзя их казнить только лишь за это!
Она поймала усмешку на лице Мелеаганта и мрачное выражение Уриена и понизила голос до шепота, смущаясь:
-Пожалуйста…
-Браво! – Мелеагант расхохотался – добродушно и искренне, затем коснулся лица Лилиан (отчего она вздрогнула, словно по ее телу прошла молния), но принц только отбросил упавшую золотистую прядь с ее лица. – Уриен, она мне нравится!
Вот теперь Лилиан захотела провалиться на месте. пусть даже в пекло ада – там все равно ее так не жгло бы…
-Но зачем она здесь? – Мелеагант обернулся к Уриену. – Мне, конечно, нужен целитель…
-Не дождешься! – фыркнул Уриен, — мне тоже нужен и поймали ее в моей земле. Я уже договорился, а она…
-Откажешь принцу? – развеселился Мелеагант, и так лукаво подмигнул Лилиан, что у нее возникло сразу два желания: отвесить пощечину ему и себе. Ему за его наглые выходки, себе – за то, что поторопилась пообещать графу Мори работать с ним.
-Лилиан ищет Ланселота! – закончил Уриен торжествующе.
-Пожалуйста, не возбраняю! – Мелеагант пожал плечами, глядя на пунцовую Лилиан. – А кто он тебе, моя дорогая гостья?
-Друг и названный брат! – выпалила она, пряча в своем порыве яростный стыд перед взглядом принца и перед своими растерянностями.
-А, — Мелеагант усмехнулся, — пожалуйста, ищи.
-Ты же знаешь, где он! – Уриен украдкой взглянул на Лилиан, понял, что все ее слова о Мелеаганте, как о раздражающем человеке благополучно забыты и решил не острить на эту тему.
-Моргана явно лучше знает! – возразил Мелеагант. – Скоро состоится турнир, Ланселот должен был отправиться в Камелот по ее приказу.
-Приказу! – охнула Лилиан. – Боже…
-Что не так? – Мелеагант с любопытством обернулся к девушке. – Приказу, да. Моргана и Ланселот работают вместе.
-Она ужасна! – Лилиан возвысилась над своим стыдом и взглянула Мелеаганту в глаза. – Ланселот может попасть в авантюру и потерять свою честь, если будет продолжать работать с нею!
-Лилиан, Цветочек…- Мелеагант включил в своем тоне поражающую и обескураживающую мягкость и вкрадчивость, и Лилиан даже не успела отреагировать на Цветочек, но успела отметить, что из его уст это слово, прозвище не звучит так…уничижительно. – Ланселот сам должен разбираться в том, что ему следует делать. Он хочет стать рыцарем и помогает Даме, что находится в самых тяжелых условиях жизни. Почему ты так переполошилась из-за этого?
-Моргана использует всегда и всех! – Лилиан выдержала взгляд Мелеаганта, но помимо воли облизнул губы еще раз. – Ей нельзя верить! Любая сделка с нею – это провал, это…лишний ход!
-Это прекрасная возможность для разрешения многих…- начал было Уриен, осознав, что Лилиан снова начала свою недружелюбную кампанию по отношению к Моргане, но Мелеагант взмахом руки попросил его остановить свои слова и вежливо обратился к гостье:
-Продолжай!
-Она хочет найти своего брата-бастарда Пендрагона и сжить его со свету!
-Я бы тоже хотел, — Мелеагант не стал возражать. – Он не причем, но я бы не удержался от мести. Хотя бы для того, чтобы сделать больно Мерлину.
Лилиан дернулась, странно посмотрела на Мелеаганта, но не сдалась:
-Она говорит, что хочет вернуть титулы и земли, но у нее была возможность сделать это…
-Она скрывалась! – возмутился Уриен, но Мелеагант взглядом попросил его помолчать.
-Что Моргана обещала тебе? – в лоб спросила Лилиан, не контролируя себя, она схватила длинными тонкими пальцами своей руки руку принца, но тотчас осознала и отдернулась. – Что она обещала…вам?
Мелеаганту понравилась ее дерзость – это было видно в его глазах, но лицо его проявило озадаченность – он над чем-то размышлял, уже о чем-то своем, но связанном со словами Лилиан.
-Она пообещала мне победу на турнире за меч короля Утера Пендрагона! – наконец, вымолвил он угрожающе тихим голосом.
-В обмен на возвращение титула герцогини, земель Корнуэл и розыск брата-бастарда, — влез Уриен.
Лилиан не взглянула на графа, и, продолжая тонуть в глазах принца, который смотрел на нее, не моргая, промолвила тихо:
-Если бы она хотела титул – она вернула бы его, если бы хотела земли – получила бы их, и найти бастарда…несложно. У стен замка есть уши. Она обманывает всех вокруг. Она держит какую-то свою цель и свою мысль, играет тысячу ролей и носит маски, выбирая удобную: от жертвы, до мстительницы.
-Тогда что ей нужно? – спросил Мелеагант, оглядываясь на Уриена. – На твой взгляд, Лилиан?
Девушка пожала плечами:
-Я не знаю, ваше высочество. Но могу вас спросить? Моргана пообещала вам победу в турнире или то, что вы станете королем после него?
-Это одно и то же! – не выдержал снова Уриен, чувствуя, как в его груди разрастается зеленовато-ядовитый огонек.
Зато Мелеагант возражать не стал. Он уже понял, что хочет Моргана. Поражаясь очевидности происходящего, собственному доверию по отношению к магическому роду, принц понял вдруг, что Моргане не нужно отыскивать брата специально – он так или иначе будет на турнире, и возвращение земель ей не нужно, и титулы.
Она горит. Горит изнутри. Отравленная прошлым, пытается она забыться в голосе мести и разрушить все, что сможет, чтобы вылить свою боль на других. Использует, играет так, как хочет и, чтобы остаться в глазах других жертвой, чтобы выиграть, она придумывает воистину пугающие многоходовки.
-Нет, — Мелеагант покачал головой, отзываясь на собственные мысли. – Вот же дрянь!
-Что ты понял? – Уриен с тревогой смотрел на своего названного брата, хотя в его груди кипело все от злости (никто не смел, называть Моргану дрянью), возражать Мелеаганту он не смел, понимая, что тот видит больше, чем Уриен и, возможно, имеет право на выводы больше, чем граф.
Мелеагант жег взглядом Лилиан, и та не выдерживала этого, но принц словно бы не замечал ее реакции.
-До турнира оставайтесь оба в моем замке. На турнир поедем вместе, — промолвил Мелеагант холодно, борясь со странным огнем, разгорающимся в груди, — Ланселот должен быть там…комнаты вам дадут.
Лилиан кивнула, понимая, что не особенно и хочет уезжать от Мелеаганта и злясь на себя за это еще сильнее.
Явилась тонкая юркая служанка, чуть смугловатая, насмешливая и ловкая в своих движениях. Она поманила Лилиан и повела за собою. Странно, но Лилиан не успела заметить, когда Мелеагант вызвал ее.
-А мне все равно…- Уриен, оставшись с Мелеагантом один на один, решился на честность, — Моргана…кем бы она ни была, она моя. Моя и точка.
-Если она меня вынудит…- хрипло отозвался Мелеагант, но не договорил, отмахнулся.

Если жизнь Морганы Корнуэл обратилась адом в один миг, и она всё же умела из этого ада порою подниматься, во всяком случае, по мере надобности находить союзников, то жизнь Гвиневры Кармелид с этого ада и началась.
Она появилась на свет в маленьком герцогстве, волею судьбы, оказавшимся между границами Камелота и землями де Горра. В дни перемирия опасаться было нечего, но перемирие не могло длиться вечно, и периодически герцогство занимали то одни армии, то другие. Это было едва ли не традицией. Правда, потом, отвоевавшись, принц де Горр и король Камелота помогали восстанавливать все, что сожгли и разрушали, но положение герцогов Кармелид всегда было шатким, они не могли примкнуть ни к одному из лагерей противостояния, и не могли быть равными. Не имея собственных ресурсов, вынужденное унижаться и просить, лавировать, герцогство несло тяжелое бремя, и было для обоих величественных домов кем-то вроде шута.
Гвиневра – дочь герцога Леодогана Кармелида появилась на свет в относительно спокойное время и в теплую летнюю пору. Разродившись, ее мать – измученная жизнью с герцогом Кармелидом и унижениями, оставила свет и дочь на воспитание мужу.
Ошибкой было бы сказать, что Леодоган не любил дочь. Напротив, он ее обожал, и желал ей всего самого лучшего. Жестокий на поле боя, он был заботливым отцом, но забота его принимала пугающие формы. Например, он, пока Гвиневра была совсем маленькой и только-только начинала ползать по полу, запретил детям ее возраста быть поблизости к наследнице, боясь, что она привяжется душою к тем, кого должна оставить в скором времени.
Конечно, когда время прошло и оказалось, что ей нужно общение с ровесницами, Кармелид, как заботливый отец, провел строгий отбор для служанок и «подружек» своей дочери. Все девочки ее возраста (плюс-минус год-два), проходили не только осмотр придворного целителя «на предмет чистоты», но были лично опрошены герцогом. Вдобавок, девушки, что приходили к Гвиневре, должны быть хуже ее по внешности, глупые и покладистые. Первые два качества были взяты для того, чтобы Гвиневра не печалилась, встретив кого-то умнее или красивее себя, а третье – чтобы у герцога появились собственные шпионки от отдалявшейся дочери.
Но это было не все. Кармелид понимал, что Гвиневре не место в прозябающем герцогстве и поэтому ставил первичной своей задачей – выдать ее замуж. Благо, Гвиневра родилась красивой, но Леодоган боялся, что что-то может испортить ее красоту и понизить ее шансы на ярмарке невест. Он хотел отдать ее за знатного графа или герцога, никак не меньше, и не мог положить за нее достойного приданного, потому разработал свод жестоких норм и правил для своей кровинки.
Гвиневре запрещалось много есть (растолстеет), сладости вообще были под запретом. Наследнице герцога повезло в том, что ее кормилица – толстая, добродушная Агата, была по-житейски мудрой женщиной и, не переча герцогу, который брызгал слюной и требовал не давать Гвиневре хлеба, умудрялась сунуть тайком девочке пряничек или кусочек сахара из цветастого передника.
-Но мне же нельзя…- Гвиневра с опаской смотрела на угощение и боялась взять, потому что до жути пугалась наказов отца. – Папа запретил, говорит, что я стану уродиной, если буду есть все, что захочу.
-Он не узнает, — кормилица Агата смаргивала слезы и украдкой вытирала их рукавом, в голове своей, прикидывая, каких ласковых слов она скажет герцогу…когда-нибудь.
Гвиневре нельзя было пить компоты и морсы чаще одного раза в день, потому что от этого у нее могла начаться чесотка (вообще – ни разу не началась, но герцог был уверен, что начнется). Ей нельзя было ложится спать позже вечерней молитвы (не выспится – будут глаза красные), но здесь снова на помощь приходила Кормилица, которая ложилась в постель с Гвиневрой, лежащей без сна и тихим голосом рассказывала ей сказки. Строго запрещалось вставать позже, чем встанет солнце (иначе будет бледна!) – связи в этом не видел даже придворный лекарь, но не перечил, зная крутой нрав герцога.
Гвиневре полагалось умываться ледяной водой, съедать в день не больше кусочка хлеба, не сутулиться, не говорить громко, не смеяться над глупыми шутками, даже если ей смешно, не влезать в разговор без дозволения, не поднимать глаза на мужчин, что посещали замок отца, много молиться, учить песни и тренировать голос, быть выносливой, уметь шить и вышивать разные дивы, обходя лучших ткачих герцогства и многое-многое…
-Хочу быть крестьянкой! – не выдержала Гвиневра, когда ей было десять лет, и получила бурю от отца.
-Многие мечтают о том, чтобы жить как ты, неблагодарная дрянь! Многие душу бы продали…- бушевал отец, а закончив, велел читать ей Библию у себя в комнате до тех пор, пока она не поймет, как важно почитать родителей и слушаться отца.
Гвиневра пошла читать, но чтение не шло. Она смотрела в окно, и видела крестьянскую жизнь – босоногих девушек, бегающих по траве (ей отец строго-настрого запрещал снимать обувь, говоря, что от босого хождения, ноги кривятся), полных жизнью и дышащих жаром тел. Крестьянки не имели тонкой талии Гвиневры, хрупкости рук, не ухаживали за волосами так, как она и весело смеялись наравне с мужчинами и это было совершенно дико и заманчиво.
Однажды Гвиневра неосмотрительно поделилась этим наблюдением с одной из своих служанок-подружек и та тотчас донесла слова наследницы до отца, не забыв приукрасить их так, что выходило, будто Гвиневра в крестьянки хочет податься, да за крестьянина идти.
-Запорю! – заорал Кармелид и, выхватив кожаный ремень, действительно ударил один раз донесшую эти слова служанку, и уже после этого отправился разбираться к дочери…
Но странное дело, чем больше хотел Кармелид выдать Гвиневру замуж, тем меньше охотников было до нее.
-Господин, да пусть в девичестве посидит! – не выдержала Агата-кормилица. – Ей хоть и четырнадцать весен, а как тростиночка…
-Прочь! – Леодоган понимал, что пытается распорядиться совершенно несозревшим и неготовым существом, и варварская его мысль, но он хотел ей счастья как можно быстрее и потому зверел все сильнее.
-Грехи мои…- всхлипывала Агата, стоя над постелью спящей Гвиневры и осеняя её крестным знаменем – мелко и быстро, — господи, возьми мою жизнь и мое счастье, да ей прибавь!
У Агаты были свои дети – двое сыновей, погибших во время саксонских набегов и с тех пор, Гвиневра была ее единственной радостью.
Так и шло время, но однажды каким-то ветром Багдамаг де Горр проезжал в Камелот через герцогство Леодогана и решил остановиться. Ко двору вез он и своего сына – Мелеаганта – юношу, которому не было и двадцати лет, а между тем о нем уже много говорили.
Гвиневру в тот вечер долго собирали к столу, Леодоган суетился больше всех и постоянно пытался поправить на ней то платье, то прическу, чем страшно злил Агату и портил все сборы. Наконец, она вышла…
Странное сделалось с Мелеагантом, который не ожидал, что в этих грубых и бедных землях может проживать такое нежное и тонкое, робкое существо, что вздрагивало от того, как к ней обращались по имени и боялось поднять взгляд. Эта невинность, этот трогательный цветок запал в душу Мелеаганту и он обратился вскоре к отцу, рассчитывая, что тот откажет ему в помолвке.
Но Багдамаг повел себя неожиданно. Он спросил:
-Ты уверен? из нее никакая опора. Своего голоса не имеет, а я твою натуру вижу – ты с ней тоску изведаешь лютую. Но, впрочем, будь по-твоему. Пусть так: даю год тебе, поезди к ней, познакомься, с Леодоганом я поговорю, объясню. А как год пройдет, и не раздумаешь жениться, если – дам согласие.
Леодоган решил, что свихнулся, когда в один из вечеров к нему приехал Багдамаг де Горр и объяснил свое условие. Кармелид уже нарисовал золотые горы и после отъезда принца велел позвать Гвиневру.
-Веди себя так, чтобы заинтересовать его и удержать подле себя! – наставлял уже в десятый раз Леодоган побелевшую от страха Гвиневру (она очень боялась неожиданного внимания от Мелеаганта, который показался ей красивым, но чем-то ужаснул ее…чем-то потаенным, что дремало в его взоре)
-Как можно…- у Гвиневры пересохло во рту, — я ведь не…
-Делай что хочешь, но он должен на тебе жениться! – постановил Кармелид и потрепал Гвиневру по волосам, — умница моя! Я уже не чаял, что выдам тебя куда-то, а тут…принцессой будешь!
-Может, и не нравлюсь я ему! – попыталась воззвать Гвиневра, — может быть, он и не разглядел меня!
-Дура! – рявкнул Кармелид, — такой шанс! Такой шанс…
С тех пор Леодоган повелел Гвиневре и ее служанкам больше следить за одеждами и внешностью наследницы, а сам поторопился заказать несколько нарядов для дочери, выкроив с большим трудом деньги на это. И тут…
И тут, оказалось, что Гвиневра, пока шили платье, немного вытянулась в росте и платье коротко. Это привело герцога в страшное бешенство, ведь выходило, что платье необходимо перешивать.
Пришлось Леодогану ехать на поклон к Утеру Пендрагону, он не хотел ехать к Багдамагу и обнажать бедность своего двора. Утер принял его, выслушал и спросил:
-Дочь тебе не жаль?
-О чем вы, ваше величество? – не понял Леодоган, растерявшись от подобной речи.
-Мелеагант…- Утер, подперев подбородок, задумчиво глядел на Леодогана, — он натура страстная, жадная до власти, амбиций и ласки. Дочь же твоя, не в обиду сказано, ни опорой ему не станет, ни верной подругой, ничего – одним словом. Пожалей ее – тяготиться же станет!
-Пусть тяготится лучше сидя в золотой клетке! – возразил Леодоган, — чем прозябать в нищете! С ее-то красотой!
-Да ты бы мне сказал, — пожал плечами Утер, — я бы ей таких женихов сыскал! Хочешь – графа бери, хочешь – барона какого или герцога. Нет, ты же не пришел, сам все искал…
-Нам этих графов и баронов не надо, — надулся возмущением Леодоган, — нам принц почесть оказал! А я к тебе, король, как к другу, за помощью…
-Денег, я тебе, кончено, дам, — Утер равнодушно махнул рукою, — не проблема, но пострадаешь ты от такого брака с дочерью своею, Леодоган!
Леодоган не внял. Он взял выданные монеты и принялся тратить их на уборы Гвиневры, заворачивая ее в шелка и бархат, который стеснял ее дыхание. Корсеты ужимали тонкую талию, юбки тяготили движения, но она терпела, а если слеза скатывалась по безучастному лицу, то мгновенно раздавался упрек:
-Не реви, дура! Глаза красные станут, нос распухнет, кому нужна будет уродина?
И Гвиневра терпела. Терпела, улыбалась Мелеаганту неживой улыбкой, которую он замечал и, кажется, тоже начинал тяготиться и скучать. Если он не навещал герцогство Кармелида больше недели, Леодоган наступал на дочь:
-Говори, что вытворила, дрянь!
Не говоря уже о том, что после каждого визита Мелеаганта Леодоган оттаскивал Гвиневру за локоть в ближний кабинет и строго выспрашивал до тонкостей то, о чем они говорили.
Они не говорили о любви. Больше не говорили. Мелеагант в первую встречу пытался признаться ей в том, что она потрясал его, но почувствовал скуку и не почувствовал отклика, и потому их беседы сводились к рассказам Мелеаганта о мире, об истории, географии, оружии, а Гвиневра показывала ему свои вышивки…
Ей было неинтересно слушать о войнах, но рассказы о мире потрясали. А Мелеаганту не было дела до ее шитья, но он, прозрев, увидел, как ей тяжко живется и понимал, что если он перестанет приезжать – Леодоган просто доведет Гвиневру до срыва. И приезжал.
-Ну и что, теперь женишься на ней всерьез? – поражался Уриен, — слушай, ты не из тех, кого устроит…
-Может, и женюсь, — упрямо отзывался Мелеагант. – Кармелид не дал еще согласия, но он трус и хочет выдать ее как можно скорее, потому – цену набивает.
-И что ты станешь с ней делать? – граф действительно не понимал, — ну скажи? Что? Она ребенок совсем и запуганная, как черт знает что!
-А кто достойнее? – вопрошал Мелеагант, — эта хоть красивая, из знатных, обманывать не полезет.
-С тоски с ней вздернешься! – пророчествовал Уриен, страшно вращая глазами.
Мелеагант отмахивался, но навещал Гвиневру редко.
А потом умер Багдамаг.
-Везет вам, госпожа, скоро станете принцессой! – ворковала служанка, которым Гвиневра потеряла счет в именах, так часто менялись они, не позволяя ей привыкнуть к одному и тому же лицу.
-Да-а, сразу принцессой! – другая мечтательно закатила глаза.
«К Дьяволу вас!», — Гвиневра не изменилась в лице, продолжая вышивать с застывшей улыбкой на лице.
А потом умер и Утер Пендрагон.
-Мелеагант будет на турнире за меч короля! – Леодоган бешено радовался, — он победит! Я знаю! Он станет королем…да, мы едем, мы едем! А ты будешь королевой!
Гвиневра также неживо улыбалась и думала про себя: «Как же я ненавижу свою жизнь…»
***
Тонкая девушка вела ошалевшую Лилиан по коридору, ловко сворачивая то в один проход, то в другой.
-Господи, я здесь потеряюсь! – Лилиан не выдержала обилия поворотов и коридоров.
-Не бойтесь, госпожа! – девушка тонко и весело рассмеялась, — нужно будет – освоитесь.
-Госпожа? – переспросила Лилиан, когда девушка остановилась у одной из деревянных дверей и отперла ее ключом, висевшим на огромной связке-кольце.
-Вы гостья, — девушка поклонилась и пригласила жестом войти.
Лилиан оказалась в огромной светлой комнате, в которой было сразу же два витражных окна, выложенных причудливой мозаикой. Также здесь расположились два кресла, между которыми стоял стол, на котором уже расставили чьи-то заботливые руки тарелки с фруктами, свежими овощами, мясом и изящные кувшины с узкими горлышками.
у одной из стен ютилась библиотека. Лилиан, не удержав любопытства, скользнула к ней, но, едва не наступив на мягкий пушистый ковер, остановилась, и скинула туфли, не раздумывая, прошла к шкафу, и провела пальцем по корешкам книг, вчитываясь…
-В основном здесь история или география, — продолжала служанка, — лекарственные травы, если вам интересно, выше.
-Богатая коллекция! – оценила Лилиан, оглядываясь на девушку, — правда.
-Ваша постель, — лучезарно улыбнулась та, указывая на большую заправленную балдахином постель. Лилиан охнула:
-Это для меня одной?
-Желаете пригласить кого-то еще? – то ли шутливо, то ли серьезно спросила служанка и Лилиан закраснелась.
-Простите, — нашлась служанка, поняв, что сконфузила гостью. – Прошу вас, садитесь, я буду прислуживать вам.
-Прислуживать? – целительница удивленно воззрилась на нее, — зачем? Я не принцесса и не королева. Садись со мною.
-С вами? – теперь уже служанка удивленно воззрилась на нее, но кивнула, медленно, — если вы хотите…
-Как тебя зовут? – Лилиан с удобством села за стол и принялась оглядывать аппетитно выглядящие тарелки.
-Лея, — служанка улыбнулась, — я танцовщица и служанка принца де Горра.
-И любовница? – предположила Лилиан, оглядывая фигурку Леи и про себя прикидывая, что с такой-то ладной фигуркой уж конечно…
-Нет, — покачала головой Лея, — принц де Горр не нуждается в моих услугах.
-А говорят, он охотник до женщин! – Лилиан сама не могла понять, что ее так злит в этом сочетании, разве принц не предложил ей покои, помочь отыскать Ланселота и все прочее? Что ж она так бесится?
-А говорят, что все целительницы – хорошо замаскированные ведьмы! – не осталась в долгу Лея и тут же извинилась, — простите.
-Ты прости, — Лилиан тоже смутилась, — это было…
-Грубо?! – Лея ловко разлила по двум кубкам вина.
-Бестактно, — Лилиан не сдалась, и подняла кубок, — за примирение?
-Прекрасно! – одобрила Лея.
Обе выпили в молчании. Лилиан плохо понимала в вине, предпочитая пить темный эль, но и даже ее неискушенного вкуса хватило, чтобы понять – вино превосходнейшее!
-А ведь ты, Лея, не просто служанка! – вдруг заметила Лилиан, — делаешь вид, что смущена приглашением за стол, а между тем – спокойно отвечаешь гостье…
-Не просто, — пожала плечами девушка, — но я не привилегированная – напрасный намек. Мелеагант спас меня.
-Расскажи, — попросила Лилиан, которая хотела, и узнать больше о принце, и не знать ничего, но устоять против истории не могла.
-А нечего особенно, — Лея отпила еще, отломила кусочек сырной лепешки, — я – подкидыш. Какая-то женщина принесла меня в пеленках, оставила в саду. Мелеаганту было лет восемь, он играл в саду, и наткнулся на меня, отцу не понес – он был скор на расправу с приблудными, понес кухарке…
-Кухарке? – поперхнулась Лилиан, — почему?
-Проще всего! – Лея усмехнулась, — кухарка на то и кухарка… на кухне мало охотников до ушей лишних: там шумно и тепло. Да и я плакала от голода. Кухарка меня сохранила, за свою дочь выдавала и слуги, что знали, молчали.
-Ужас! – Лилиан передернуло, она представила, как маленький ребенок надрывается от плача в саду, и как Мелеагант…
Она попыталась представить его младше своих лет и поняла, что не может, потому что стоило ей вспомнить глаза принца, как что-то в желудке совершало кувырок, и мысли разумного толка шли к черту.
-Влюбилась в него, да? – прозорливо спросила Лея, она понимающе улыбалась.
Лилиан с яростью взглянула на нее:
-Чтобы я? Влюбилась? В этого надменного, тщеславного, властолюбивого мальчишку?
Лилиан пыталась всем своим видом показать, как ее покоробило заявление Леи, а Лея молча пила вино и улыбалась. Она была опытной обитательницей двора и видела больше, чем люди сами о себе видели.
Закончили ужин за какими-то пустяковыми разговорами, затем Лея поднялась, и сообщила вежливо:
-Благодарю за компанию, Лилиан. Я думаю, вам нужно отдыхать. Завтра утром я принесу взамен вашего потрепанного платья новое. Если что-то понадобится – пожалуйста, позовите…
Лилиан тепло кивнула ей, поражаясь тому, как легко эта девушка попала в круг ее общения, обычно закрытый для всех.
Целительница еще побродила по комнате, оглядывая ее, подумала о том, как и что, скажет Ланселоту, чтобы вразумить его и заставить отказаться от общения с Морганой.
-Нет, сначала я ему нос сломаю! – пообещала Лилиан и тут же, взглянув на свое отражение в зеркале, висевшей на стене, подумала, — ага, мне же потом и лечить! Что ж за человек-то, даже не ударишь его толком!
Лилиан вздохнула, подошла к зеркалу ближе. Она не уделяла много времени своей внешности, не считая это важным для себя лично, но внезапно что-то новое проснулось в ней.
Она критически принялась оглядывать себя и, что хуже – начинала замечать недостатки.
-Нос мог бы быть и меньше! – Лилиан нашла первый недостаток в себе и приподняла золотистые волосы над шеей, — а шея длиннее…и губы слишком тонкие. И зубы не так ровны…
Чем больше она смотрелась, тем сильнее расстраивалась, наконец, поймав себя на том, что пялится в зеркало уже пятнадцать минут и ругает себя, разъярилась еще больше и отошла от зеркала.
-Господи, что же со мной?! – Лилиан нашла взглядом кубок с остатками вина и залпом опрокинула его. – Господи…
Перед ее внутренним взором снова появился Мелеагант.
-Какого черта…- прошипела Лилиан. – Самовлюбленный, надменный, тщеславный…
Но голос ее выдавал и предавал перед самой собою. Не выдержав, Лилиан опустилась на кровать под балдахином, и выругалась, закрывая горящее лицо руками.
-Дура…я просто дура!
Тем временем Лея уже вошла в залу, где Мелеагант и Уриен склонились над планом перестройки столицы земли де Горр, и была не сразу замечена за смехом и шутками двух названных братьев.
Мелеагант заметил ее и спросил:
-Лея, как ты вовремя! Как наш целитель?
-Мой! – напомнил Уриен, — я нашел ее в своих землях! Ищи себе целителя в своих.
-Присоединю завтра твое графство к де Горр и посмотрим, — не оборачиваясь, пообещал Мелеагант, удерживаясь от смешка, — ну?
-Устроила, ваше высочество! – покорно доложила Лея, усмехаясь, — напоила, накормила, спать уж сама ляжет.
-А что тогда за зловещая усмешка? – поинтересовался Уриен. – Наговорила ей чего?
-Нет, просто получила оценку принцу де Горру, — Лея не скрывала издевательского смешка, — вы, ваше высочество, надменный, тщеславный, властолюбивый мальчишка!
Уриен захохотал первым. Мелеагант, не вовремя отпивший из своего кубка, поперхнулся от смеха и закашлялся.
-Глаз – алмаз! – проговорил Уриен сквозь слезы. – Боже…
Лея широко улыбалась и ничего не говорила, ожидая продолжения реакции. Мелеагант, отсмеявшись, сказал:
-Забавница! Пусть говорит, я ценю своих целителей…
-Моих! – Уриен всерьез начал беспокоиться. – Лилиан – мой целитель.
«Это вряд ли», — мрачно подумала Лея, глядя на Мелеаганта, склоняющегося над картой перестройки города, — «он если позовет, она наверняка останется…»
но Лея была умной и вслух ничего не сказала. Из коридора позвали графа Уриена и он поспешно вышел, а Лея, не удержавшись, проследила его уход взглядом затравленного зверька. Мелеагант заметил это и, когда за Мори дверь закрылась, спросил тихо:
-Всё страдаешь по нему?
Лея вздрогнула, пойманная на месте собственного преступления и, потупившись, кивнула.
-Он попал в сети Морганы, — с жалостью отозвался Мелеагант, — Лея, милая, мне жаль тебя и твоей любви, но если ты посмотришь на рыцарей и…
-К черту, — прошипела Лея, вскидывая голову, — Мелеагант, ты дал мне шанс на жизнь, спасибо. Не говори, однако, что мне лучше делать и как поступить! Ты мой господин, и мои руки – твои, мой голос – твой, мои танцы – твои и жизнь моя – тоже твоя. Но сердце – только мое и только моё!
-Пока он влюблен в Моргану, не вижу для тебя шансов, — честно признал Мелеагант, — ты, Лея, хоть и служанка при моем дворе, танцовщица, но не безразлична мне судьбой. Я спас тебя и несу ответственность за твою жизнь.
-А ты сам…- Лея понизила голос, оглянувшись на дверь, — много ли о любви знаешь? Что с Гвиневрой этой решил? Что ты знаешь о шансах?!
-Лея, милая…- Мелеагант предпринял еще одну попытку, бессчётную, на его памяти, но одинаково болезненную для Леи.
-Простите, ваше высочество, мне должно идти! – Лея, не дожидаясь окончания фразы, вывернулась в двери с ловкостью ящерицы, метнулась вспугнутой тенью по коридорам, пробежала до своей комнатки, которая всегда казалась ей самой какой-то сиротливой и бросилась в постель, не раздеваясь.
Ее хрупкое тело сотрясли рыдания. Граф Уриен был ее болезненной любовью, и она знала, что граф смотрит на нее как на смешную танцовщицу, служанку. Он заботлив к ней, но забота эта идет скорее, как к слабому существу, как к другу, а не объекту любви и от этого было еще больнее. Она получала тепло от человека, которого любила больше, чем кого-либо или что-либо на свете и тепло это было обманным, но не настолько, чтобы иметь возможность создать иллюзию чувства.
Но когда сильное чувство овладевает яростной юностью – приходит безумство и рьяность. Лея давно гнала от себя мысли,… но мысли подлые, их нельзя изгнать насовсем.

Глава 6
Если жизнь Морганы Корнуэл обратилась адом в один миг, и она всё же умела из этого ада порою подниматься, во всяком случае, по мере надобности находить союзников, то жизнь Гвиневры Кармелид с этого ада и началась.
Она появилась на свет в маленьком герцогстве, волею судьбы, оказавшимся между границами Камелота и землями де Горра. В дни перемирия опасаться было нечего, но перемирие не могло длиться вечно, и периодически герцогство занимали то одни армии, то другие. Это было едва ли не традицией. Правда, потом, отвоевавшись, принц де Горр и король Камелота помогали восстанавливать все, что сожгли и разрушали, но положение герцогов Кармелид всегда было шатким, они не могли примкнуть ни к одному из лагерей противостояния, и не могли быть равными. Не имея собственных ресурсов, вынужденное унижаться и просить, лавировать, герцогство несло тяжелое бремя, и было для обоих величественных домов кем-то вроде шута.
Гвиневра – дочь герцога Леодогана Кармелида появилась на свет в относительно спокойное время и в теплую летнюю пору. Разродившись, ее мать – измученная жизнью с герцогом Кармелидом и унижениями, оставила свет и дочь на воспитание мужу.
Ошибкой было бы сказать, что Леодоган не любил дочь. Напротив, он ее обожал, и желал ей всего самого лучшего. Жестокий на поле боя, он был заботливым отцом, но забота его принимала пугающие формы. Например, он, пока Гвиневра была совсем маленькой и только-только начинала ползать по полу, запретил детям ее возраста быть поблизости к наследнице, боясь, что она привяжется душою к тем, кого должна оставить в скором времени.
Конечно, когда время прошло и оказалось, что ей нужно общение с ровесницами, Кармелид, как заботливый отец, провел строгий отбор для служанок и «подружек» своей дочери. Все девочки ее возраста (плюс-минус год-два), проходили не только осмотр придворного целителя «на предмет чистоты», но были лично опрошены герцогом. Вдобавок, девушки, что приходили к Гвиневре, должны быть хуже ее по внешности, глупые и покладистые. Первые два качества были взяты для того, чтобы Гвиневра не печалилась, встретив кого-то умнее или красивее себя, а третье – чтобы у герцога появились собственные шпионки от отдалявшейся дочери.
Но это было не все. Кармелид понимал, что Гвиневре не место в прозябающем герцогстве и поэтому ставил первичной своей задачей – выдать ее замуж. Благо, Гвиневра родилась красивой, но Леодоган боялся, что что-то может испортить ее красоту и понизить ее шансы на ярмарке невест. Он хотел отдать ее за знатного графа или герцога, никак не меньше, и не мог положить за нее достойного приданного, потому разработал свод жестоких норм и правил для своей кровинки.
Гвиневре запрещалось много есть (растолстеет), сладости вообще были под запретом. Наследнице герцога повезло в том, что ее кормилица – толстая, добродушная Агата, была по-житейски мудрой женщиной и, не переча герцогу, который брызгал слюной и требовал не давать Гвиневре хлеба, умудрялась сунуть тайком девочке пряничек или кусочек сахара из цветастого передника.
-Но мне же нельзя…- Гвиневра с опаской смотрела на угощение и боялась взять, потому что до жути пугалась наказов отца. – Папа запретил, говорит, что я стану уродиной, если буду есть все, что захочу.
-Он не узнает, — кормилица Агата смаргивала слезы и украдкой вытирала их рукавом, в голове своей, прикидывая, каких ласковых слов она скажет герцогу…когда-нибудь.
Гвиневре нельзя было пить компоты и морсы чаще одного раза в день, потому что от этого у нее могла начаться чесотка (вообще – ни разу не началась, но герцог был уверен, что начнется). Ей нельзя было ложится спать позже вечерней молитвы (не выспится – будут глаза красные), но здесь снова на помощь приходила Кормилица, которая ложилась в постель с Гвиневрой, лежащей без сна и тихим голосом рассказывала ей сказки. Строго запрещалось вставать позже, чем встанет солнце (иначе будет бледна!) – связи в этом не видел даже придворный лекарь, но не перечил, зная крутой нрав герцога.
Гвиневре полагалось умываться ледяной водой, съедать в день не больше кусочка хлеба, не сутулиться, не говорить громко, не смеяться над глупыми шутками, даже если ей смешно, не влезать в разговор без дозволения, не поднимать глаза на мужчин, что посещали замок отца, много молиться, учить песни и тренировать голос, быть выносливой, уметь шить и вышивать разные дивы, обходя лучших ткачих герцогства и многое-многое…
-Хочу быть крестьянкой! – не выдержала Гвиневра, когда ей было десять лет, и получила бурю от отца.
-Многие мечтают о том, чтобы жить как ты, неблагодарная дрянь! Многие душу бы продали…- бушевал отец, а закончив, велел читать ей Библию у себя в комнате до тех пор, пока она не поймет, как важно почитать родителей и слушаться отца.
Гвиневра пошла читать, но чтение не шло. Она смотрела в окно, и видела крестьянскую жизнь – босоногих девушек, бегающих по траве (ей отец строго-настрого запрещал снимать обувь, говоря, что от босого хождения, ноги кривятся), полных жизнью и дышащих жаром тел. Крестьянки не имели тонкой талии Гвиневры, хрупкости рук, не ухаживали за волосами так, как она и весело смеялись наравне с мужчинами и это было совершенно дико и заманчиво.
Однажды Гвиневра неосмотрительно поделилась этим наблюдением с одной из своих служанок-подружек и та тотчас донесла слова наследницы до отца, не забыв приукрасить их так, что выходило, будто Гвиневра в крестьянки хочет податься, да за крестьянина идти.
-Запорю! – заорал Кармелид и, выхватив кожаный ремень, действительно ударил один раз донесшую эти слова служанку, и уже после этого отправился разбираться к дочери…
Но странное дело, чем больше хотел Кармелид выдать Гвиневру замуж, тем меньше охотников было до нее.
-Господин, да пусть в девичестве посидит! – не выдержала Агата-кормилица. – Ей хоть и четырнадцать весен, а как тростиночка…
-Прочь! – Леодоган понимал, что пытается распорядиться совершенно несозревшим и неготовым существом, и варварская его мысль, но он хотел ей счастья как можно быстрее и потому зверел все сильнее.
-Грехи мои…- всхлипывала Агата, стоя над постелью спящей Гвиневры и осеняя её крестным знаменем – мелко и быстро, — господи, возьми мою жизнь и мое счастье, да ей прибавь!
У Агаты были свои дети – двое сыновей, погибших во время саксонских набегов и с тех пор, Гвиневра была ее единственной радостью.
Так и шло время, но однажды каким-то ветром Багдамаг де Горр проезжал в Камелот через герцогство Леодогана и решил остановиться. Ко двору вез он и своего сына – Мелеаганта – юношу, которому не было и двадцати лет, а между тем о нем уже много говорили.
Гвиневру в тот вечер долго собирали к столу, Леодоган суетился больше всех и постоянно пытался поправить на ней то платье, то прическу, чем страшно злил Агату и портил все сборы. Наконец, она вышла…
Странное сделалось с Мелеагантом, который не ожидал, что в этих грубых и бедных землях может проживать такое нежное и тонкое, робкое существо, что вздрагивало от того, как к ней обращались по имени и боялось поднять взгляд. Эта невинность, этот трогательный цветок запал в душу Мелеаганту и он обратился вскоре к отцу, рассчитывая, что тот откажет ему в помолвке.
Но Багдамаг повел себя неожиданно. Он спросил:
-Ты уверен? из нее никакая опора. Своего голоса не имеет, а я твою натуру вижу – ты с ней тоску изведаешь лютую. Но, впрочем, будь по-твоему. Пусть так: даю год тебе, поезди к ней, познакомься, с Леодоганом я поговорю, объясню. А как год пройдет, и не раздумаешь жениться, если – дам согласие.
Леодоган решил, что свихнулся, когда в один из вечеров к нему приехал Багдамаг де Горр и объяснил свое условие. Кармелид уже нарисовал золотые горы и после отъезда принца велел позвать Гвиневру.
-Веди себя так, чтобы заинтересовать его и удержать подле себя! – наставлял уже в десятый раз Леодоган побелевшую от страха Гвиневру (она очень боялась неожиданного внимания от Мелеаганта, который показался ей красивым, но чем-то ужаснул ее…чем-то потаенным, что дремало в его взоре)
-Как можно…- у Гвиневры пересохло во рту, — я ведь не…
-Делай что хочешь, но он должен на тебе жениться! – постановил Кармелид и потрепал Гвиневру по волосам, — умница моя! Я уже не чаял, что выдам тебя куда-то, а тут…принцессой будешь!
-Может, и не нравлюсь я ему! – попыталась воззвать Гвиневра, — может быть, он и не разглядел меня!
-Дура! – рявкнул Кармелид, — такой шанс! Такой шанс…
С тех пор Леодоган повелел Гвиневре и ее служанкам больше следить за одеждами и внешностью наследницы, а сам поторопился заказать несколько нарядов для дочери, выкроив с большим трудом деньги на это. И тут…
И тут, оказалось, что Гвиневра, пока шили платье, немного вытянулась в росте и платье коротко. Это привело герцога в страшное бешенство, ведь выходило, что платье необходимо перешивать.
Пришлось Леодогану ехать на поклон к Утеру Пендрагону, он не хотел ехать к Багдамагу и обнажать бедность своего двора. Утер принял его, выслушал и спросил:
-Дочь тебе не жаль?
-О чем вы, ваше величество? – не понял Леодоган, растерявшись от подобной речи.
-Мелеагант…- Утер, подперев подбородок, задумчиво глядел на Леодогана, — он натура страстная, жадная до власти, амбиций и ласки. Дочь же твоя, не в обиду сказано, ни опорой ему не станет, ни верной подругой, ничего – одним словом. Пожалей ее – тяготиться же станет!
-Пусть тяготится лучше сидя в золотой клетке! – возразил Леодоган, — чем прозябать в нищете! С ее-то красотой!
-Да ты бы мне сказал, — пожал плечами Утер, — я бы ей таких женихов сыскал! Хочешь – графа бери, хочешь – барона какого или герцога. Нет, ты же не пришел, сам все искал…
-Нам этих графов и баронов не надо, — надулся возмущением Леодоган, — нам принц почесть оказал! А я к тебе, король, как к другу, за помощью…
-Денег, я тебе, кончено, дам, — Утер равнодушно махнул рукою, — не проблема, но пострадаешь ты от такого брака с дочерью своею, Леодоган!
Леодоган не внял. Он взял выданные монеты и принялся тратить их на уборы Гвиневры, заворачивая ее в шелка и бархат, который стеснял ее дыхание. Корсеты ужимали тонкую талию, юбки тяготили движения, но она терпела, а если слеза скатывалась по безучастному лицу, то мгновенно раздавался упрек:
-Не реви, дура! Глаза красные станут, нос распухнет, кому нужна будет уродина?
И Гвиневра терпела. Терпела, улыбалась Мелеаганту неживой улыбкой, которую он замечал и, кажется, тоже начинал тяготиться и скучать. Если он не навещал герцогство Кармелида больше недели, Леодоган наступал на дочь:
-Говори, что вытворила, дрянь!
Не говоря уже о том, что после каждого визита Мелеаганта Леодоган оттаскивал Гвиневру за локоть в ближний кабинет и строго выспрашивал до тонкостей то, о чем они говорили.
Они не говорили о любви. Больше не говорили. Мелеагант в первую встречу пытался признаться ей в том, что она потрясал его, но почувствовал скуку и не почувствовал отклика, и потому их беседы сводились к рассказам Мелеаганта о мире, об истории, географии, оружии, а Гвиневра показывала ему свои вышивки…
Ей было неинтересно слушать о войнах, но рассказы о мире потрясали. А Мелеаганту не было дела до ее шитья, но он, прозрев, увидел, как ей тяжко живется и понимал, что если он перестанет приезжать – Леодоган просто доведет Гвиневру до срыва. И приезжал.
-Ну и что, теперь женишься на ней всерьез? – поражался Уриен, — слушай, ты не из тех, кого устроит…
-Может, и женюсь, — упрямо отзывался Мелеагант. – Кармелид не дал еще согласия, но он трус и хочет выдать ее как можно скорее, потому – цену набивает.
-И что ты станешь с ней делать? – граф действительно не понимал, — ну скажи? Что? Она ребенок совсем и запуганная, как черт знает что!
-А кто достойнее? – вопрошал Мелеагант, — эта хоть красивая, из знатных, обманывать не полезет.
-С тоски с ней вздернешься! – пророчествовал Уриен, страшно вращая глазами.
Мелеагант отмахивался, но навещал Гвиневру редко.
А потом умер Багдамаг.
-Везет вам, госпожа, скоро станете принцессой! – ворковала служанка, которым Гвиневра потеряла счет в именах, так часто менялись они, не позволяя ей привыкнуть к одному и тому же лицу.
-Да-а, сразу принцессой! – другая мечтательно закатила глаза.
«К Дьяволу вас!», — Гвиневра не изменилась в лице, продолжая вышивать с застывшей улыбкой на лице.
А потом умер и Утер Пендрагон.
-Мелеагант будет на турнире за меч короля! – Леодоган бешено радовался, — он победит! Я знаю! Он станет королем…да, мы едем, мы едем! А ты будешь королевой!
Гвиневра также неживо улыбалась и думала про себя: «Как же я ненавижу свою жизнь…»
***
Тонкая девушка вела ошалевшую Лилиан по коридору, ловко сворачивая то в один проход, то в другой.
-Господи, я здесь потеряюсь! – Лилиан не выдержала обилия поворотов и коридоров.
-Не бойтесь, госпожа! – девушка тонко и весело рассмеялась, — нужно будет – освоитесь.
-Госпожа? – переспросила Лилиан, когда девушка остановилась у одной из деревянных дверей и отперла ее ключом, висевшим на огромной связке-кольце.
-Вы гостья, — девушка поклонилась и пригласила жестом войти.
Лилиан оказалась в огромной светлой комнате, в которой было сразу же два витражных окна, выложенных причудливой мозаикой. Также здесь расположились два кресла, между которыми стоял стол, на котором уже расставили чьи-то заботливые руки тарелки с фруктами, свежими овощами, мясом и изящные кувшины с узкими горлышками.
у одной из стен ютилась библиотека. Лилиан, не удержав любопытства, скользнула к ней, но, едва не наступив на мягкий пушистый ковер, остановилась, и скинула туфли, не раздумывая, прошла к шкафу, и провела пальцем по корешкам книг, вчитываясь…
-В основном здесь история или география, — продолжала служанка, — лекарственные травы, если вам интересно, выше.
-Богатая коллекция! – оценила Лилиан, оглядываясь на девушку, — правда.
-Ваша постель, — лучезарно улыбнулась та, указывая на большую заправленную балдахином постель. Лилиан охнула:
-Это для меня одной?
-Желаете пригласить кого-то еще? – то ли шутливо, то ли серьезно спросила служанка и Лилиан закраснелась.
-Простите, — нашлась служанка, поняв, что сконфузила гостью. – Прошу вас, садитесь, я буду прислуживать вам.
-Прислуживать? – целительница удивленно воззрилась на нее, — зачем? Я не принцесса и не королева. Садись со мною.
-С вами? – теперь уже служанка удивленно воззрилась на нее, но кивнула, медленно, — если вы хотите…
-Как тебя зовут? – Лилиан с удобством села за стол и принялась оглядывать аппетитно выглядящие тарелки.
-Лея, — служанка улыбнулась, — я танцовщица и служанка принца де Горра.
-И любовница? – предположила Лилиан, оглядывая фигурку Леи и про себя прикидывая, что с такой-то ладной фигуркой уж конечно…
-Нет, — покачала головой Лея, — принц де Горр не нуждается в моих услугах.
-А говорят, он охотник до женщин! – Лилиан сама не могла понять, что ее так злит в этом сочетании, разве принц не предложил ей покои, помочь отыскать Ланселота и все прочее? Что ж она так бесится?
-А говорят, что все целительницы – хорошо замаскированные ведьмы! – не осталась в долгу Лея и тут же извинилась, — простите.
-Ты прости, — Лилиан тоже смутилась, — это было…
-Грубо?! – Лея ловко разлила по двум кубкам вина.
-Бестактно, — Лилиан не сдалась, и подняла кубок, — за примирение?
-Прекрасно! – одобрила Лея.
Обе выпили в молчании. Лилиан плохо понимала в вине, предпочитая пить темный эль, но и даже ее неискушенного вкуса хватило, чтобы понять – вино превосходнейшее!
-А ведь ты, Лея, не просто служанка! – вдруг заметила Лилиан, — делаешь вид, что смущена приглашением за стол, а между тем – спокойно отвечаешь гостье…
-Не просто, — пожала плечами девушка, — но я не привилегированная – напрасный намек. Мелеагант спас меня.
-Расскажи, — попросила Лилиан, которая хотела, и узнать больше о принце, и не знать ничего, но устоять против истории не могла.
-А нечего особенно, — Лея отпила еще, отломила кусочек сырной лепешки, — я – подкидыш. Какая-то женщина принесла меня в пеленках, оставила в саду. Мелеаганту было лет восемь, он играл в саду, и наткнулся на меня, отцу не понес – он был скор на расправу с приблудными, понес кухарке…
-Кухарке? – поперхнулась Лилиан, — почему?
-Проще всего! – Лея усмехнулась, — кухарка на то и кухарка… на кухне мало охотников до ушей лишних: там шумно и тепло. Да и я плакала от голода. Кухарка меня сохранила, за свою дочь выдавала и слуги, что знали, молчали.
-Ужас! – Лилиан передернуло, она представила, как маленький ребенок надрывается от плача в саду, и как Мелеагант…
Она попыталась представить его младше своих лет и поняла, что не может, потому что стоило ей вспомнить глаза принца, как что-то в желудке совершало кувырок, и мысли разумного толка шли к черту.
-Влюбилась в него, да? – прозорливо спросила Лея, она понимающе улыбалась.
Лилиан с яростью взглянула на нее:
-Чтобы я? Влюбилась? В этого надменного, тщеславного, властолюбивого мальчишку?
Лилиан пыталась всем своим видом показать, как ее покоробило заявление Леи, а Лея молча пила вино и улыбалась. Она была опытной обитательницей двора и видела больше, чем люди сами о себе видели.
Закончили ужин за какими-то пустяковыми разговорами, затем Лея поднялась, и сообщила вежливо:
-Благодарю за компанию, Лилиан. Я думаю, вам нужно отдыхать. Завтра утром я принесу взамен вашего потрепанного платья новое. Если что-то понадобится – пожалуйста, позовите…
Лилиан тепло кивнула ей, поражаясь тому, как легко эта девушка попала в круг ее общения, обычно закрытый для всех.
Целительница еще побродила по комнате, оглядывая ее, подумала о том, как и что, скажет Ланселоту, чтобы вразумить его и заставить отказаться от общения с Морганой.
-Нет, сначала я ему нос сломаю! – пообещала Лилиан и тут же, взглянув на свое отражение в зеркале, висевшей на стене, подумала, — ага, мне же потом и лечить! Что ж за человек-то, даже не ударишь его толком!
Лилиан вздохнула, подошла к зеркалу ближе. Она не уделяла много времени своей внешности, не считая это важным для себя лично, но внезапно что-то новое проснулось в ней.
Она критически принялась оглядывать себя и, что хуже – начинала замечать недостатки.
-Нос мог бы быть и меньше! – Лилиан нашла первый недостаток в себе и приподняла золотистые волосы над шеей, — а шея длиннее…и губы слишком тонкие. И зубы не так ровны…
Чем больше она смотрелась, тем сильнее расстраивалась, наконец, поймав себя на том, что пялится в зеркало уже пятнадцать минут и ругает себя, разъярилась еще больше и отошла от зеркала.
-Господи, что же со мной?! – Лилиан нашла взглядом кубок с остатками вина и залпом опрокинула его. – Господи…
Перед ее внутренним взором снова появился Мелеагант.
-Какого черта…- прошипела Лилиан. – Самовлюбленный, надменный, тщеславный…
Но голос ее выдавал и предавал перед самой собою. Не выдержав, Лилиан опустилась на кровать под балдахином, и выругалась, закрывая горящее лицо руками.
-Дура…я просто дура!
Тем временем Лея уже вошла в залу, где Мелеагант и Уриен склонились над планом перестройки столицы земли де Горр, и была не сразу замечена за смехом и шутками двух названных братьев.
Мелеагант заметил ее и спросил:
-Лея, как ты вовремя! Как наш целитель?
-Мой! – напомнил Уриен, — я нашел ее в своих землях! Ищи себе целителя в своих.
-Присоединю завтра твое графство к де Горр и посмотрим, — не оборачиваясь, пообещал Мелеагант, удерживаясь от смешка, — ну?
-Устроила, ваше высочество! – покорно доложила Лея, усмехаясь, — напоила, накормила, спать уж сама ляжет.
-А что тогда за зловещая усмешка? – поинтересовался Уриен. – Наговорила ей чего?
-Нет, просто получила оценку принцу де Горру, — Лея не скрывала издевательского смешка, — вы, ваше высочество, надменный, тщеславный, властолюбивый мальчишка!
Уриен захохотал первым. Мелеагант, не вовремя отпивший из своего кубка, поперхнулся от смеха и закашлялся.
-Глаз – алмаз! – проговорил Уриен сквозь слезы. – Боже…
Лея широко улыбалась и ничего не говорила, ожидая продолжения реакции. Мелеагант, отсмеявшись, сказал:
-Забавница! Пусть говорит, я ценю своих целителей…
-Моих! – Уриен всерьез начал беспокоиться. – Лилиан – мой целитель.
«Это вряд ли», — мрачно подумала Лея, глядя на Мелеаганта, склоняющегося над картой перестройки города, — «он если позовет, она наверняка останется…»
но Лея была умной и вслух ничего не сказала. Из коридора позвали графа Уриена и он поспешно вышел, а Лея, не удержавшись, проследила его уход взглядом затравленного зверька. Мелеагант заметил это и, когда за Мори дверь закрылась, спросил тихо:
-Всё страдаешь по нему?
Лея вздрогнула, пойманная на месте собственного преступления и, потупившись, кивнула.
-Он попал в сети Морганы, — с жалостью отозвался Мелеагант, — Лея, милая, мне жаль тебя и твоей любви, но если ты посмотришь на рыцарей и…
-К черту, — прошипела Лея, вскидывая голову, — Мелеагант, ты дал мне шанс на жизнь, спасибо. Не говори, однако, что мне лучше делать и как поступить! Ты мой господин, и мои руки – твои, мой голос – твой, мои танцы – твои и жизнь моя – тоже твоя. Но сердце – только мое и только моё!
-Пока он влюблен в Моргану, не вижу для тебя шансов, — честно признал Мелеагант, — ты, Лея, хоть и служанка при моем дворе, танцовщица, но не безразлична мне судьбой. Я спас тебя и несу ответственность за твою жизнь.
-А ты сам…- Лея понизила голос, оглянувшись на дверь, — много ли о любви знаешь? Что с Гвиневрой этой решил? Что ты знаешь о шансах?!
-Лея, милая…- Мелеагант предпринял еще одну попытку, бессчётную, на его памяти, но одинаково болезненную для Леи.
-Простите, ваше высочество, мне должно идти! – Лея, не дожидаясь окончания фразы, вывернулась в двери с ловкостью ящерицы, метнулась вспугнутой тенью по коридорам, пробежала до своей комнатки, которая всегда казалась ей самой какой-то сиротливой и бросилась в постель, не раздеваясь.
Ее хрупкое тело сотрясли рыдания. Граф Уриен был ее болезненной любовью, и она знала, что граф смотрит на нее как на смешную танцовщицу, служанку. Он заботлив к ней, но забота эта идет скорее, как к слабому существу, как к другу, а не объекту любви и от этого было еще больнее. Она получала тепло от человека, которого любила больше, чем кого-либо или что-либо на свете и тепло это было обманным, но не настолько, чтобы иметь возможность создать иллюзию чувства.
Но когда сильное чувство овладевает яростной юностью – приходит безумство и рьяность. Лея давно гнала от себя мысли,… но мысли подлые, их нельзя изгнать насовсем.

Глава 7
Утро пришло в замок де Горр не только лучами света и тепла, но и почти физическим ощущением напряжения. Насторожены были все, начиная от поварят и заканчивая его высочеством принцем Мелеагантом.
Но у всех, конечно, на то были разные причины.
Слуги, в большинстве своем, готовились к празднеству по случаю победы принца де Горра на турнире, ибо никто не сомневался, что победа будет за ним, да гадали об изменениях, которые уже неумолимо настигали каждую каморку замка. Одни приветствовали эти новшества, другие же испуганно перешептывались: не к добру, а третьи держали нейтралитет, полагая, что дальше будет видно и говорить похвалу или же ругать изменения – наживать себе неприятностей.
Что касается двора – то дамы тоже нервничали, переживая кто за мужей и братьев своих, кто за самих себя в большей степени. Очевидно было, что скоро Мелеагант решит жениться и постепенно дамы подбирали и сплетали клубки зловещих сетей и интриг, норовя выцепить себе место поближе к золотому свету счастья в роли принцессы (а может и королевы!) – жены Мелеаганта.
Напряжение царило и среди министров, Мастеров над делами и рыцарями. Было ясно, что Мелеагант значительно и безжалостно сокращал численность своего совета, выкапывал все давние дела и не боялся ни гнева советников, ни слез и мольбы – он уничтожал все, что нужно было уничтожить уже давно.
Что до гостей Мелеаганта – в данном случае графа Уриена и Лилиан – те тоже были в напряжении. Уриен нервничал перед встречей с Морганой на турнире и перед битвой Мелеаганта за меч короля, он не сомневался в том, что тот уцелеет, но ядовитый страх за друга вползал в душу и терзал ее беспощадно.
У Лилиан было схожее метание. Она думала о том, что выскажет Ланселоту, если встретит его и боялась, что так и не может придумать достойной речи, которая сухо и по фактам разложит заблуждения Ланселота и заставит его отвернуться от дружбы с Морганой. Саму Моргану Лилиан тоже не хотела бы встречать, но боялась, что если встретит, то не удержится и…
И тогда что-нибудь да будет.
Но что хуже и сильнее терзало мысли целительницы – это постоянное напоминание Мелеаганта о себе. Если его появление за обедом и молитвой было логичным, ровно, как и голос его в коридорах, то вот возникновение его образа перед мысленным взором Лилиан – это было уже чересчур. Лилиан пыталась изгнать его, бросаясь к книгам и разговорам со странно настроенной Леей, то задумчивой, то возбужденной без видимой причины, но не помогало ничего. Проклятый принц все равно раз за разом появлялся в ее сознании, усмехался, отвлекал…
-Какого черта! – не выдержала Лилиан и захлопнула книгу, когда уже в третий раз появление принца де Горра в ее мыслях выбило у нее смысл читаемой строки. – Дьявольщина! Ненавижу!
Кого конкретно она в этой ситуации ненавидела – сказать было сложно, доставалось всем: и Мелеаганту с его удивительным взглядом, и книге, которая не отвлекала ее, и солнцу, что раздражающе светило прямо в зеркальную поверхность, и Лилиан, что как дура…
-Дура и есть! – Лилиан обхватила голову и сидела так, пытаясь унять дрожь в пальцах и холодок, блуждающий где-то в груди, холодок обжигающий и жуткий, пьянящий.
Казалось, все в замке в один миг разладилось. У Леи все валилось из рук. Она постоянно засматривалась то на облака из окна, то на цветок. У Мелеагант мысли вообще блуждали к турниру – уже завтра в послеобеденный час ему предстояло отправиться в Камелот. Уриен думал о Моргане и о битве, и о том, что, наверное, зря он так напрасно тратит свое жизненное время и не сделал еще ничего особенно важного.
Мучиться пришлось недолго. Мелеагант объявил празднество в замке, и замок вздохнул с облегчением – расслабиться не мешало бы всем.
-Дельная мысль! – одобрил Уриен, у которого руки чесались от бездействия, но стоило взяться за что-нибудь, наваливалась апатия.
Собрали столы и музыкантов быстро. Лея обрадовалась пуще других и стрелой помчалась в свои покои, пару раз, едва не упав на лестнице, чего с ней сроду не было раньше.
-Дожили! – вслед бросил ей Мелеагант, и крикнул, — Лилиан позови тоже.
Лилиан, услышав о приглашении на празднество, нахмурилась и почти отказалась, представив, что там будет снова принц де Горр, но Лея, угадав ее мысли, спросила:
-А не лучше ли отвлечься? Что, одной в башне сидеть?
-Ну, — слова служанки были логичны, и Лилиан согласилась, — от пары кружек эля большой беды не будет.
Пиршественный зал встречал жаром, музыкой, смехом расслабляющихся обитателей и весельем. Все, доведенные до какого-то внутреннего предела, резко расползались в этой зале, теряя свои каркасы стали. Каждому хотелось жить, буйно стучало сердце, и звенела посуда.
Лилиан хотела сесть где-нибудь в уголке, чтобы остаться незамеченной, посидеть немного и пойти к себе, но Мелеагант (вот же черт, как поджидал!), крикнул:
-Госпожа целитель, пожалуйте к нам…
И указал на место подле себя, по левую руку. Уриен сидел по правую и приветственно кивнул ей.
Лилиан, как во сне, приблизилась, пытаясь не замечать любопытствующих взглядов двора и села, держа спину так прямо, как могла. Она не смотрела вокруг, лишь в золоченую тарелку…
-Не тушуйся, — посоветовал чей-то быстрый и легкий шепот, и тонкая рука поставила перед Лилиан бокал с темной жидкостью. Жидкость пахла медом и перемолотой корицей и на вкус оказалась очень легкой…
Обманчиво легкой. Лилиан выпила два бокала, дивясь легкости вкуса, и потянулась к третьему, как поняла, что захмелела сильнее, чем рассчитывала – напиток выбил ее рассудок, уступив место хмелю.
-Упс, — хихикнула Лилиан, когда рукав ее платья случайно залез в ее же тарелку. Она решила пить теперь что-то безалкогольное, но у нее уже не было мысли о том, чтобы уйти – ей здесь нравилось: тепло, хорошо и все вокруг внезапно очень милые.
-А скажите…- заметно окосевшим голосом спросила она громко, — это с алкоголем?
Она ткнула пальцем в один из изогнутых кувшинов.
-Да какое там, — расхохоталась напудренная седовласая женщина, — ягоды одни, да чуть-чуть…
-А налейте! – потребовала Лилиан и тотчас разъедающий голос, от которого душа ушла куда-то в пятки, отозвался тоже изрядно хмельно:
-А как скажешь, госпожа целитель!
Его изумрудно-темные глаза встретились с ее глазами, и она улыбнулась ему, слегка смущаясь, что в нетрезвом виде ее выглядело весьма забавно. Но Мелеагант и сам уже был нетрезв, а потому тоже улыбался и не замечал странности.
«И вовсе он не надменный…очень даже милый и хороший»,- подумала Лилиан и выпила то, что налил ей Мелеагант.
-Ох…- выдохнула целительница, когда на медовую легкость первого напитка наслоилась сладость фруктового вина, и немножечко поплыло перед глазами.
-Вы что пили, душечка? – та же седовласая женщина доверительно склонилась к ней. – Этого?
-Эт…о, — Лилиан, не привыкшая к резким перепадам алкоголя и не умеющая пить много, еле ворочала языком.
-Крепость понижать нельзя! – авторитетно заявила седовласая женщина и сунула отточенным жестом стакан под нос целительнице. – Выпей, душечка, полегчает.
Душечке полегчало. Минут на десять ее сознание прояснилось, а потом душечке кто-то предложил еще что-то опробовать, а потом она нашла эль… ее развезло от смеси напитков и обильной закуски, тепла и жара, исходившего от близости к Мелеаганту.
Но не ее одну. Мелеагант все еще был в нормальном состоянии, не заливаясь по самое горло вином, но прикладываясь к кубку, а вот Уриен…
Уриену подливала Лея. Подливала усердно, часто и много. Она мешала ему напитки, потому что так требовалось для того, что она задумывала. Благо, подавляющая часть гостей уже была не в том состоянии, чтобы отвлечь или заподозрить неладное, кое-кто и вовсе уже свалился с лавок.
Мелеагант видел их краем глаза, но его мозг, затуманенный вином, тоже не отмечал ничего необычного. Он не мог даже подумать, что Лея подпаивает графа не из дружеского побуждения.
Лея же, убедившись, что граф еще может идти, но уже не в состоянии думать, залпом выпила сама первый попавшийся кубок, чтобы унять дрожь и потащила его из пиршественной залы, дрожа от страха и от мыслей, подлых и змеиных… подлых по отношению к себе же самой.
Мелеагант взмахом руки велел оставшимся музыкантам, мужественно пытавшимся играть, правда, играть разное, расходиться, и поднялся, покачиваясь, из-за стола.
Он встал и задел стол, отчего грохот по левую сторону раздался незамедлительно. Мелеагант перевел взгляд налево и увидел задремавшую за столом Лилиан, уронившую голову с руки при сдвиге стола, на столешницу.
-Целитель, — пьяно фыркнул Мелеагант и сбросил со своего плеча мантию, прикрыл ею девушку, по собственному опыту зная, что в зале ночами холодно и не спасает даже камин. Девушка сонно заворочалась, залезая рукой в чью-то тарелку, но не проснулась.
Мелеагант перешагнул через угадывающиеся тела советников и дам, некоторые из которых поднимались и расползались-расходились по своим местам и покинул залу.
Тем временем Лея уже притащила Уриена в его покои. Хотела сначала вести в свои, так как вероятность, что кто-то бросится, если что, искать графа к ней, была меньше, но по дороге Уриене окосел совершенно и пришлось спешно менять план.
Лея ввел его в комнату, и толкнула в сторону постели, тот повалился на нее мешком, а девушка выглянула в коридор, воровато огляделась и закрыла дверь за собою, не поворачиваясь, задышала, прислонившись лбом к двери, глубоко и тяжко.
Еще была возможность все изменить, исправить, не пытаться вмешаться в собственную судьбу, не испытывать и не дразнить жизнь, но Лея слишком сильно любила графа Уриена и понимала, что если не подтолкнуть того, если не изменить его отношение к себе самым радикальным и грубым способом, если избежать обмана…
Моргана явно овладела его сердцем, но Лея была готова бороться и принести в жертву все что угодно ради этого.
-Любовь, как и власть, терпит любой метод, — прошептала Лея и собралась с духом, обернулась к кровати, прислушалась – граф Уриен крепко спал. – Черт.
По ее плану граф не должен был быть пьян настолько, чтобы уснуть мертвецким сном, но раз уже сложилось так, ладно!
Лея скользнула к нему, стаскивая и расстегивая одежду, разбрасывая ее так, чтобы было видно, что раздевались в спешке. Немного постояла, глядя в ночь, и решаясь, затем, стянула и с себя платье, швырнула его в дальний угол, чтобы не передумать, и бросилась исступленно в постель к графу, натянула одеяло до самого подбородка и попыталась не думать…
Сон, на удивление, сморил ее почти мгновенно, унося в мир искристых грез. Она верила, что утром все будет иначе, все будет по-другому.
***
Следующее утро встретило обитателей замка де Горра жесткой болезнью. Многие заснули за столами, под лавками и на полу в разных неудобных позах и потому к головной боли, сухости и раздражению на свет прибавились еще и ломота в костях вместе с затекшими конечностями.
Лилиан вообще проснулась одна из первых из-за того, что ее рука дернулась в сторону и впечаталась во что-то мягкое и склизкое. Мозг не смог идентифицировать это и послал тревожный сигнал. Сигнал разорвался тысячью болевых иголочек, и целительница со стоном сползла под стол, где тотчас ударилась головой о деревянную столешницу и выругалась, просыпаясь.
-А…- хрипло простонала Лилиан, выбираясь из-под стола и жмурясь от яркого света, проникавшего в залу.
Рядом с нею медленно шевелились тела, собираемые в подобия почтенных придворных принца Мелеаганта де Горра. Сам же принц тоже был здесь и приветствовал всех добродушным весельем.
-Доброе утро, мадам Лезер! – приветствовал он, склоняясь в почтении перед седовласой женщиной, которая склонилась в поклоне, но тотчас едва не упала на пол, ее придержали и увели.
-Лазарь, Гарсон, Элая, Истер… — Мелеагант приветствовал всех, некоторым давал какие-то шутливые рекомендации, некоторых сочувственно похлопывал по плечу. Он выглядел раздражающе бодрым.
-Госпожа целитель! – Мелеагант насмешливо приветствовал Лилиан, и та приоткрыла один глаз, боясь представить, что видит сейчас принц перед собою.
-Я в аду…- простонала Лилиан, и осознала, что на ней что-то надето поверх платья. Она опознала мантию Мелеаганта и испуганно сдернула ее с плеча, отчего, собственно, едва не потеряла равновесие.
-Тише, — горячая ладонь принца легла ей на талию, удерживая, и желудок Лилиан предательски перекувырнулся от этого жара. Она почувствовала, что краснеет, представив, как опухло ее лицо, как перепачкана она сама в еде и черт знает, чем еще, и растрепана, и вообще…
-Утренние цветы особенно прекрасны, — Мелеагант поставил целительницу в вертикальное положение, — мы выдвигаемся после обеда, пожалуйста, приведи себя в норму. Нет…
Он отступил на шаг, оглядывая ее:
-Мне и так нравится, но Камелот не поймёт.
«Знала бы Леди Озера, какая я свинья…» — подумала Лилиан, ковыляя к выходу из залы, — «господи, какой позор. Больше не пью».
-Лилиан, — позвал Мелеагант, заставляя сердце целительницы вздрогнуть, — сходи на кухню. там есть кухарка – Фира, она даст тебе средство на помощь.
-Спасибо, ваше высочество, — Лилиан качнуло, она поспешно закрыла рот, чувствуя, как содержимое желудка поднимается вверх.
-Иди уже, — отмахнулся Мелеагант, усмехаясь, — так, где Уриен? Живо найдите мне графа!
Граф, между тем, проснулся, почувствовав острую боль и отвратительное состояние всего тела. Но это немного отлегло, когда он увидел, что рядом с ним, спиной к нему, лежит очаровательное, складное женское тело.
Граф попытался припомнить, кто это носит такую копну темных волос и имеет такую шелковую кожу, провел пальцем по плечу ее, пытаясь угадать, но не смог.
-Ну-ка…- граф приподнялся на постели и развернул девушку к себе лицом, рассчитывая увидеть, с кем провел он эту ночь и немой крик застыл у него в горле.
Кто угодно, только не она! Кто угодно, только не эта маленькая, тоненькая и юркая, похожая скоростью и резвостью движений на ящерицу, только не Лея!
Не Лея, которую он, нашел вместе с Мелеагантом в саду, в пеленках, еще маленькой, не младенческой, но очень крохотной от голода и холода.
Не Лея, которую граф вместе с наследником принца уговаривал спрятать на кухне. Не Лея, что почти росла на его глазах, не так, как рос бы Мелеагант, что был немного младше Уриена, но…
Но все же! Лея была не просто красивой девушкой, не просто служанкой или босоногой девчонкой, что бегала когда-то по траве земель де Горр. Это была ЛЕЯ!
Лея, от которой Уриен отгонял особенно назойливых кавалеров, Лея, которой он привозил из своих земель платья, достойные и принцесс, но бегала в них служанка.
Это была Лея, которую никак нельзя было тронуть, к которой нельзя было испытывать даже намека на романтический интерес – Уриен запретил себе это давным-давно и не собирался нарушать этот запрет, но это была Лея!
Лея лежала на шелковой простыне – белоснежной, и лицо ее казалось еще белее от этого шелка и полотна черных блестящих волос.
-Я подлец…- прошептал Уриен, в ужасе отодвигаясь от нее.
Он представил в своем пульсирующем головной болью сознании, как в пьяном угаре тащит тоненькую и слабую Лею за собою по темному коридору, а она…
Сопротивлялась ли она ему? Или доверчиво, как за другом, пошла за ним, не подозревая, какой Уриен подлец?
Графу было мучительно думать об этом, мучительно было находиться рядом с Леей, он боялся даже взглянуть на нее.
Уриен заставил себя взглянуть на простыню, но тотчас стыдливо отвел взгляд. Ему – любимцу женщин невыносима была даже мысль о том, что он мог поступить так с Леей. Он не знал, как быть и что делать, панический ужас и отвращение к самому себе взяли верх, граф торопливо, не дожидаясь пробуждения девушки, быстро собрал те вещи, что попались ему на глаза и вышел в коридор, нос, к носу столкнувшись с Мелеагантом и уже почти отошедшей от ночи Лилиан.
-Дожили…- изрек Мелеагант, глядя на фигуру своего названного брата, заметавшегося по коридору. Лилиан же отвернулась в сторону и чужим голосом промолвила:
-Доброе утро, граф.
-Ага, — бешено стучало сердце Уриена, пока он одевался, как попало перед удивленным взором Мелеаганта.
Приведя себя в человеческий вид, Мори медленно поднял взгляд на Мелеаганта, тот же толкнул локтем Лилиан, призывая ее повернуться назад.
-Я всё-таки спрошу, и, полагаю, за нас двоих? – Мелеагант вопросительно взглянул на Лилиан, та не поняла, но на всякий случай кивнула. – Какого черта, Уриен?
-Я подлец…- прошептал Уриен, роняя голову на грудь.
-Может, вам тоже рассола, граф? – Лилиан вытащила из кармана фляжку и предложила ее Уриену, но тот даже не взглянул в ее сторону.
-Погоди, — Мелеагант мягко отодвинул руку Лилиан в сторону, и целительнице показалось, что его рука на ее пробыла гораздо дольше, чем нужно. А может быть, ей просто хотелось этого. – Уриен, взываю! Какого черта происходит?
-Я подлец…- повторил Уриен тоном, каким мог бы объяснять что-то идиоту.
-Это мы поняли, — кивнул принц, — мы тебя искали не для этого. Что произошло?
-Я предатель! – граф не мог прийти в себя, Мелеагант переглянулся с Лилиан, что-то в духе: «видела, с кем приходится работать?»
Объяснений от графа не следовало, и Мелеагант взялся за ручку двери, ведущую в покои Уриена, но тот резко схватил его за руку:
-Не надо! Не заходи! Там…Лея.
-Лея? – переспросила Лилиан, глядя на дверь, — мы все видели Лею, разве нет?
Мелеагант, сообразивший быстрее, взглянул на Лилиан и та медленно осознала, краснея под взглядом принца.
-Ой…
Мелеагант грубо схватил друга и названного брата за локоть и оттащил его в сторону, в какой-то закуток между галереями. Лилиан осталась стоять у дверей, не зная, следует ли ей идти, или вернуться в свои покои, но Мелеагант шепот позвал ее:
-Госпожа целитель?!
Лилиан приблизилась с опаской, и на кивок Мелеаганта, встала рядом, оглядываясь по сторонам.
-Как ты посмел? – Мелеагант обратился к Уриену. – Ты…
-Я не помню! – Уриен не оправдывался, он почти плакал. – Я не помню ничего.
-Не помнишь? – внезапно гнев Мелеаганта сменился удивлением, он хлопнул Уриена по плечу, — ты, что ей сказал утром, приятель?
-Ничего, она еще спит, — Уриен сглотнул комок, панически взглянул на Лилиан, ища поддержки, но та хранила нейтралитет.
-Но ты же объяснишься с нею, верно? – в голосе Мелеаганта прорезались стальные нотки. – Верно?
-Объяснюсь…- прошептал граф,- только, что я ей скажу? О боже!
Уриен в испуге закрыл рот руками – до него дошло еще одно жуткое, сбившее его с толку, обстоятельство.
-Что еще? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил Мелеагант.
-Я же изменил Моргане! – с ужасом воскликнул граф. – Боже…
Лилиан не удержалась от тихого ругательства, но Мелеагант внезапно поддержал ее:
-Согласен, госпожа целитель. Уриен, вы, оказывается, еще и изменник? Тьфу ты…
Мелеагант больше не злился, он понял, что бесполезно, что Уриен сам себя не простит и накажет гораздо сильнее. Да и кое-что смущало принца – Уриен раньше, как бы ни напивался, а все равно мог сказать утром кое-что о произошедшей ночи, если он не помнил о Лее ничего…
Мелеагант знал женское коварство и Лею гораздо лучше, чем Уриен. А еще, знал он и то, что Лея любит Уриена. К тому же, Мелеагант решил, что она достаточно самостоятельна, чтобы решать сама такой вопрос – если ей нужна будет помощь, она может обратиться к нему.
-Дурак ты, Уриен,- неожиданно продолжил Мелеагант. – Лея хороша, тонка, красива. А ты все на Моргану смотришь. Сдалась она…впрочем, дело твое. Объяснись с Леей и забудь – не казнись, она…
-Она пострадала из-за меня…- не унимался граф. – А если я ее…силой?
-Это вряд ли, — скептически хмыкнула Лилиан, — на вас, граф, как мы заметили из вашего утреннего выброса из спальни, нет ни царапин, ни следов сопротивления – ничего. Не думаю я, что Лея та, кто сдается без боя.
-К тому же, пир вы вчера покидали вместе, — вспомнил Мелеагант, и вспомнил то, что Лея усиленно подливала графу. – Более того, она тебе подливала постоянно вина. Объяснись и не казнись.
-Легко сказать…- слова Мелеаганта возымели некое действие, но Уриену все еще было тошно от самого себя. – Что я ей скажу? Извини, Лея, я люблю другую, а с тобою я так…обознался?
Несмотря на трагизм тонна, Мелеагант усмехнулся, и Лилиан внезапно заметила, как он кривит губы, как мгновенно его мимика переходит от одной эмоции к другой и почему-то улыбнулась.
-А что, — произнес Мелеагант, — она Лея, другая тоже..Моргана. Волосы у обеих темные – легко спутать.
-Тогда вы бы тоже остерегались, ваше высочество…- Лея не думала, что скажет это вслух, но сказала, и в их уголочке грохнул смех, пугая пробуждающихся жителей.
-Вернемся из Камелота, я с ней поговорю, — пообещал несчастный Уриен. – Всё равно она спит еще.
-Так мы еще не сейчас едем, — напомнил Мелеагант, — лишь после обеда. Проснется!
-Нет, ни к чему нервы травить перед такой дорогой, — Уриену очень не хотелось говорить с Леей, ему было тошно от себя, от своего поступка, от того, что он посмел ее коснуться, хоть и не должен был, ведь она была ему едва ли не сестренкой, он заботился о ней, а тут…
Упоминание о дороге вернуло всех в мрачную действительность. Лилиан с тревогой взглянула на Мелеаганта, странный страх сжал ее горло.
-Ваше высочество, — прошептала она, забыв сразу же и про Лею, и про Уриена, — вы правда будете биться? Вы…
-Меч короля на кону, — Мелеагант отозвался мягко и в его глазах полыхнул странный огонек, внезапно Лилиан подумалось с опаской, что такой огонек мог быть и колдовским. – Я обязан биться за него. Я обязан сделать все для спасения Камелота и де Горр.
Он не сказал больше и слова, оставил закуток и вышел в коридор, не дожидаясь слова Лилиан или Уриена. Мелеаганту не было страшно – он был уверен в своей победе на турнире, вот в том, что Моргана обставила все так, чтобы меч достался ему – сомневался, но не в победе, нет. Он был рожден для битв и битвы торопливо появлялись в его жизни.
-Какая глупая…- Мелеагант вспомнил тревожный взгляд Лилиан, — какая глупая! Я обязан биться! Это мой трон и мой меч. Какая…наивность в ее взгляде.
В чистом взгляде. В сильном взгляде. Так смотрят те, кто может еще во что-то верить.
-Нужно ехать… готовить лошадей, готовить путь…
Нет, ну с чего бы ей так тревожиться? Ей, недавно восставший от похмельного пробуждения, беспокоиться не о встрече с Ланселотом, а о нем!
-Нужно ехать!
Какая светлая эта Лилиан! Какая трогательная в своем румянце и смущении. Какая наивная, какая…
-Какого черта, Мелеагант?!

Глава 8
Лея проснулась с ощущением счастья, и некоторое время полежала с закрытыми глазами, впитывая в свою душу это чувство и боясь его растворения. Она лежала, прислушиваясь, надеясь услышать дыхание Уриена или же угадать его присутствие рядом, но не могла уловить и движения.
«Должно быть, он проснулся и не знает, как быть, ждет моего пробуждения», — Лею осенило, и она сладко потянулась, делая вид, что проснулась лишь сейчас, открыла глаза, заботясь о том, чтобы вышло как можно красивее и непринужденнее и села в постели, чувствуя, как внутреннее счастье внутри нее гаснет.
Комната была пуста. Кроме Леи, привычных предметов мебели и одежды, валяющейся на полу в беспорядке, не было никого.
Лея обернулась, словно надеялась, что Уриен притаился за кроватью, но, разумеется, не увидела никого. Она поднялась, поправляя волосы, и мрачно принялась одеваться.
Лея не была глупа и сразу же отметила, что половина постели рядом с нею неразобрана и смята так, как если бы собирались в спешке. Также на полу остались некоторые предметы одежды графа, что говорило о том, что он едва ли не убегал из комнаты.
-Проклятие…- Лея бессильно рухнула в кресло, подпирая щеку. Она чувствовала себя ужасно от того, что не сработало задуманное ею и что Уриен либо понял ее план, либо не понял, принял все за чистую монету и тогда еще хуже, решил бежать.
В замке всюду глаза и уши, поэтому Лея, конечно, не удивилась тому, что когда она выходила из покоев Уриена, то встретила множество «мимо проходящих» служанок и некоторых дам из свиты де Горра. Кто-то откровенно косился, кто-то смущенно отводил глаза.
Лея, облаченная во вчерашнее платье, с пунцовыми щеками, чувствуя себя обнаженной до самой души, уверенная, что каждый видит ее обман с графом Уриеном, с трудом нашла в себе силы сделать первый шаг и тут же встретила сочувственно-ехидный взгляд одной из служанок – Рози.
Рози была смазлива и глупа. Уже два этих качества обеспечили ей своеобразный рост авторитета в замке. Она начинала как помощница на кухне, а потом была кем-то замечена и приставлена к рыцарю личной горничной, а затем была уже замечена у него… суть сводилась к тому, что Рози умела восторженно смотреть на мир, хлопая большими голубыми глазами и обожать своего нынешнего господина или госпожу, напрочь забывая прошлого своего благодетеля и не ценя некоторых тайн, что становились известны всякой прислуге.
Любая горничная, служанка или наперсница, вышивальщица, подруга хоть сколько-нибудь титулованной особы обязана иметь свой кодекс чести и сохранять некоторые интимные подробности жизни своей госпожи только в своей памяти, не пытаясь обличать тайн перед двором и новой хозяйкой. Любая умная девушка так и поступала, по необходимости кое-что, выдавая, но всегда, если и выдавала, то старалась обставить все дело так, чтобы ее слова можно было толковать двойным смыслом или загадкой.
Рози умной не была. Её время было ограничено. Она не попалась на своей неблагодарности, не была поймана и по-настоящему, ничего ценного наблюдать еще не научилась, но этого уже хватало, чтобы сделать вывод о ее будущем. Оно виделось Лее и любому зрячему ясно: попасть в страшную опалу, забвение и все прочее…
Таких, как Рози много, каждая думает, что идя по головам, она зацепится, останется, сдюжит, но это не так. Каждая такая Рози ошибается.
-Лея, душечка, — Рози лучилась ядовитой доброжелательностью, — вы совсем бледны. Должно быть, не спали?
-Не ваше дело, милая, — Лея ответила змеиной улыбкой, думая про себя, что не спи она всю ночь по тем причинам, которые предполагала Рози, была бы счастлива, и жаловаться бы на недосып не посмела.
-А граф Уриен скоро вернется? Он вам не сказал этого утром? – Рози обнажила карты грубо и пошло, вызвав шелест среди юбок придворных дам.
-Вернется…- Лея подумала немного, затем ласковым тоном отозвалась, глядя прямо в наивные преданно-восторженные голубые глаза, — а пошла ты к черту, Рози!
Лея слегка толкнула девушку в сторону и та упала, с громким стоном и тут же захныкала. Но Лея уже не обратила внимания на ее всхлипы и на переполох среди дам.
кто-то из них крикнул:
-Я пожалуюсь принцу! Он накажет тебя, подстилка ты дрянная!
-Да пошла ты тоже к черту, — негромко, себе под нос произнесла Лея и прокричала, уже скрываясь в галерее, — жалуйтесь…ваше право.
Конечно, Уриен не мог видеть и знать всего этого. Он бежал от объяснения с Леей в дорогу и теперь три всадника направлялись в Камелот по пыльной дороге.
Лилиан ехала неуверенно и напрягалась всем своим телом, боясь свалиться с лошади. Лошадь была верной, выносливой и боевой, а Лилиан не привыкла к разумному транспорту и к транспорту вообще, предпочитая пешие путешествия.
-Не натягивай ты так поводья, расслабь руку! – не выдержал Мелеагант, заметив, что целительница держит ремни почти у самой груди, боясь их выпустить, — она не убежит от тебя, самую смирную выбирали.
Лилиан с недоверием взглянула на принца, но руку медленно опустила, пальцами, крепко держа ремни.
-Не привыкшая к лошадям, да? – угадал Уриен, пытаясь отвлечься хоть в чем-то от насмешливых намеков и взглядом Мелеаганта и собственных размышлений о Лее.
-Да, — проблеяла Лилиан, едва живая от ужаса. Она умела обращаться с животными, но разом вдруг растеряла все свои около магические и магические навыки, превратившись в слабый и хрупкий цветочек.
-А как же ты путешествовала? – спросил Мелеагант, помогая Лилиан выровнять шаг лошади вернее. Он действовал спокойно, ровно и лишь слегка касался загривка лошади Лилиан, не слезая со своей, но животное слушалось даже легкого этого касания.
-Пешком, — уже увереннее ответила Лилиан, отвечая, чисто не задумываясь, глядя лишь на руку принца в перчатке.
-Пешком? – переспросил Уриен, а Мелеагант хмыкнул:
-По лесам?
-Да, — легко ответила Лилиан на оба эти вопроса и названные братья переглянулись. – Меня растили в близости к земле и травам, Леди Озера дала мне образование и я стала целительницей. Вернее, у меня были задатки, она развила их и вот…
Лилиан хотела было развести руками, но стоило ей оторвать руку от ремней крепления, как ей почудилось, что она вот-вот упадет.
-Чудеса, госпожа целитель! – усмехнулся вновь Мелеагант. – Впрочем, дело ваше. Близость к земле – пожалуйста, но неужели не страшно идти по трактам и лесам самой?
-Раньше меня провожал Ланселот от селения к селению, — Лилиан смутилась от воспоминаний, но продолжала. – Мы ходили вдвоем, он защищал меня, мы искали место, где он может стать рыцарем, а я – целителем. Однажды мы…немного поссорились и разошлись разными дорогами. Потом я пыталась отыскать его…
-А он? – грубо оборвал Уриен, чувствуя, что Ланселоту лучше не попадаться на его пути.
-А он, наверное, тоже, — Лилиан встретила его взгляд спокойно, — я не знаю. Но теперь мне повезло, следы привели меня в северный край, и я попала в ваши леса, граф, а вы знаете того, кто может знать, где Ланселот и вот теперь я надеюсь, что все сложится.
-Всегда рад услужить милой леди, — отозвался Мелеагант, переключая внимание Лилиан на себя, — уже решила, что скажешь ему при встрече?
-Она заплутала в моих лесах! – запоздало возмутился Уриен, но Мелеагант отбрил его:
-Я рад, что и ты решил, что скажешь Лее при встрече и присоединился к моей беседе с прекрасной Лилиан.
Уриен сник и замолчал. Лилиан почувствовала, что жар бросился ей в лицо, но она пыталась сдержать себя и ответить на вопрос принца:
-Я долго думала над тем, что сказать ему. Но так и не могу решить…
Она помедлила, затем нехорошо, как-то совершенно по-мелеагантовски усмехнулась:
-Не могу решить, сразу ему какую-нибудь кость сломать или сначала просто высказать, что думаю о его делах с Морганой?
-Это можно делать одновременно, — Мелеагант не сдержал искренней улыбки и даже с каким-то восхищением взглянул на целительницу,- ломать и говорить ему за что.
-Несправедливо наказывать человека за дела с Морганой! – Уриен не выдержал и влез вновь.
-Молчи, изменник, — фыркнул принц.
Съехали по последнему пологому холму, и Лилиан охнула – прежде она не видела завидневшихся вдали белых каменных стен Камелота.
-Вперед! – Мелеагант блеснул опасным взглядом, и его лошадь вырвалась вперед, более он не слышал ни препирательств, ни насмешек, уверенно направляясь к стенам, которые должны были через несколько часов стать его стенами.
-Ну…Дьявол! – Уриен оглянулся на Лилиан, — съедешь?
-Думаю да, — Лилиан поехала первой, чтобы Уриен, если что, имел возможность ей помочь, но обошлось без приключений.
***
Камелот был задуман как город-крепость, столица столиц, а на деле, если бы кто спросил Лилиан, что она думает о Камелоте, целительница, не задумываясь, ответила бы:
-Рынок!
В самом деле, несмотря на свисавшие траурные ленты и знамена с каждого, хоть сколько-нибудь значимого здания, закрытые ставни домов и прощальные стихи и оды к Утеру Пендрагону от уличных бардов, город явил собой один большой рынок.
Казалось, здесь не было того, чего не могла бы найти душа. Магические зелья торговали прямо с рук, подозрительные торговцы рассовывали по карманам покупателей травы и жуткого вида когти, толстые торговки кричали о том, что лучшие шелка, пряности, ленты, овощи, вина лишь у них. На одном прилавке с рыбой лежала пряжа, а с мехами запросто могло соседствовать масло. Здесь торговали бурно, весело и живо.
Украшения, какие-то каменья, потертые книги, обувь и хлеб, яркость и дурман звуков и цветов – все смешивалось в один большой калейдоскоп безумного праздника жизни и это…
Это пугало Лилиан и всякого редкого гостя. Так их и вычисляли, гостей – по дерганому виду и рваным движениям, да бегающему взгляду от лавки к лавке, стремящемуся охватить необъятное…
-Рыцарские шатры! – Уриен крикнул Лилиан, потому что в веселии звуков, обилии криков и песен, выкриков о турнирах и слухах – ничего нельзя было расслышать.
К шатрам проехали с большим трудом, но Лилиан задышалось свободнее. Здесь был хоть какой-то порядок и структура. Почетные гости, рыцари, кони и оруженосцы – все хоть и смешивалось, рябило в глазах от переплетений гербов, но, по крайней мере, здесь все вели себя как-то…тише.
-О, Мерлин! – Уриен бесцеремонно пихнул Лилиан под локоть и она увидела, наконец то, что между шатров, бродит маг довольно моложавого сложения и вида, лишь волосы его седы, да одежды…
-Друид… — прошептала Лилиан, много слышавшая о Мерлине, но не имевшая возможности познакомиться с ним лично.
-Нам сюда! – Уриен ориентировался лучше. Он взял целительницу за локоть и потащил куда-то за собою, к самому большому, богато расшитому шатру, но Лилиан, пробегая мимо поля грядущей битвы, остановилась, как вкопанная.
Ее потрясли трибуны! Полукругом стояли они вокруг огороженной площадки, и толпа стекалась к ним. Кто не вмещался – толпился тут же, рядом. Лилиан представила, как сюда сейчас стечется весь рынок и на миг ей стало дурно, но Уриен потащил ее дальше, и Лилиан успела краем глаза заметить то, что не видела раньше – огромный серый камень в центре площадки не бросился ей в глаза при осмотре трибун, но сейчас она видела громадную глыбу с трещиной посередине и торчавшей из нее рукояти меча…
-Это…Экскалибур? – у Лилиан даже голос пропал от волнения. Она не видела ничего подобного прежде, такой меч, украшенный россыпью рубиновых камней, в камне… среди трибун – это пугало и восхищало, и даже Лилиан, далекая от жажды турнирного кровопролития, возжелала начала битв.
-А? – Уриен обернулся в легком раздражении, пытаясь выяснить причину задержки, но улыбнулся, заметив ее восторг. – Да, это Экскалибур, меч Короля, меч Пендрагонов! Пойдём, пожалуйста.
Лилиан, все еще заворожено глядящая на меч, позволила все же себя увести к шатру Мелеаганта, но внутрь благоразумно не пошла, оглядываясь по сторонам. Она понимала, что сейчас принцу де Горру будет не до нее и Ланселота, а потому мешать ему при подготовке к битве – было не просто глупо, но и опасно.
Лилиан одного лишь желала сейчас, чтобы Мелеагант вытащил-таки этот Экскалибур, который почему-то в мысленном представлении Лилиан, очень подошел бы к нему.
Но стоять долго на одном месте впустую Лилиан не пришлось. Туда-сюда забегали, засновали оруженосцы, кто искал хозяина, кто какой-то нужный предмет вооружения – Лилиан очень сильно толкнул молодой мужчина с темными короткими волосами и мечтательным взором. Девушка чуть не упала и в сердцах бросила ему, незаметившему препятствия:
-Идиот!
-Лилиан? – тотчас услышала она за своею спиной родной голос и обернулась почти мгновенно, забыв оправить от толчка незнакомца свои одежды.
-Ланселот! – тотчас забыт был и турнир, и незнакомец-грубиян и зрелищность турнира. Она бросилась на шею своему другу и почти брату и ткнулась доверчиво ему в плечо, но тут же, не успел он в ответ ее также крепко обнять, как она выпустила его и со злостью пихнула его локтем в бок:
-Паразит!
-Ладно, — Ланселот охнул и скривился от боли, — это заслуженно.
-Предатель! – не отступала Лилиан, отвешивая юноше оплеуху.
-Заслужено, — согласился Ланселот.
-Идиот! Свинья! Козел! Мальчишка! – Лилиан сыпала словами и ударами так часто и быстро, что Ланселот не успевал, а, впрочем, и не особенно желал успевать, закрываться от нее.
-Девушка, оставь юношу в покое! – ледяной женский голос за спиной Лилиан должен был привести ее в чувство, но и Моргане Лилиан тоже могла кое-что сказать.
-А не пошла бы ты, проклятая ведьма, от него подальше? И руки свои не смей к нему тянуть! – Лилиан обернулась, с вызовом глядя в худое, изможденное страданием, нищетой и голодом лицо Морганы. – Ты…
Моргана не дернулась, спокойно смотрела, не моргая.
-Лили, — Ланселот дернул целительницу, — прекрати сейчас же.
-Ничего, — также холодно отозвалась Моргана, — я…привыкла.
Это «привыкла» прозвучало полным уничижением, и фея двинулась прочь, не оглянувшись даже на Лилиан и Ланселота, и была тут же перехвачена радостно-сконфуженным Уриеном.
-Какого черта, Ланселот? – в ярости спросила Лилиан, почувствовав, что руки ее похолодели от одного присутствия Морганы. – Почему ты…
-Пошли подальше, — позвал юноша и поманил целительницу в глубину шатров и лавок подальше от лишних глаз и ушей.
***
Турнир отошел для Лилиан куда-то на задворки сознания. Она стояла, прислонившись к стене какого-то деревянного хиленького здания-лавчонки, и краем уха слышала горн, возвещавший начало нового состязания и выкрики толпы, и стон и лязг мечей.
Она слышала все это, но совершенно не осознавала. Впервые за долгое время Лилиан видела Ланселота так близко и была счастлива от того, что находится рядом со своим другом детства.
Тот мялся, растерянно улыбаясь и конфузясь, переступая с ноги на ногу.
-Ну…- он неуверенно взглянул на нее, — ты хотела спросить меня?
-Да, — дурман стряхнулся. Лилиан для верности потрясла головой и, взяв Ланселота за руку, словно боясь, что что-то снова разлучит их, спросила, — почему ты оставил дом Леди Озера?
Ланселот мрачно посмотрел себе под ноги и с тяжелым вздохом ответил:
-Её дом – это Эдемский сад. Ты живешь в нем, как в клетке, живешь и любуешься цветами, а все кажется, что они ненастоящие. Она излучает обаяние и добродушие, но на деле…она лицемер, Лилиан!
Юношеское горделивое упрямство прочла Лилиан в его взгляде и мягко отозвалась:
-В игрищах жизни никто не выигрывает справедливо. Она ушла от политики и интриг двора, посвятила жизнь воспитанию магии и взращиванию, а также…вырастила нас.
-Оставила, вырастила…- Ланселот взглянул в глаза Лилиан и печально улыбнулся, — Лили, цветочек, ты не понимаешь? все эти слова звучат здорово, когда слышишь их со стороны. Ты занималась с нею, входила в круг ее любимиц, обучалась у нее, а я – подкидыш, без роду и племени, без титулов и знаний, лишь мальчишка.
-Она любила тебя! – поспешно вставила Лилиан, успокаивающе положила руку на плечо юноше.
-Верно, — он кивнул, — любила, как могла. Любила, потому что это ее маска и ей так положено. Ты говоришь, что она отошла от политики? Ты веришь в это?
-Да, — солгала Лилиан, чувствуя у горла холодный комок.
-Правда? – Ланселот прищурился. – Веришь? Веришь, что интриганка, та, что хлеще Мерлина, просто вдруг взяла и ушла? в любовь к детям подалась?
-Ну…- Лилиан замялась, — я не знаю, чему верить, но…
-Ты знаешь, что случилось с Морганой? – жестко спросил Ланселот и его лицо исказилось.
-Про ее отца и мать? Про Утера? – уточнила Лилиан, с трудом подавляя дрожь от неприятия Морганы. – Знаю. Это деяние Мерлина.
-А кто его научил такому трюку? А кто ему подсказал? – Ланселот наступал, и Лилиан почувствовала себя вдруг совершенно беспомощной. Взревела толпа совсем рядом, празднуя чью-то победу и отмечая чье-то поражение и Лилиан, чтобы попытаться найти слова, сделала вид, что прислушивается, но Ланселот истолковал это по-своему:
-Думаешь, не он ли бьется?
-Кто? – голос предательски дрогнул, и Лилиан поняла, что выдала себя.
-Мелеагант, — хмыкнул Ланселот. – Я знаю, ты приехала с ним. И Уриеном.
-Он помог отыскать тебя, я здесь для этого! – Лилиан мгновенно вспыхнула, но надеялась, что в гневе Ланселот поймет свою бестактность, но его уже изменило общение с Морганой, и он хмыкнул:
-Поверил бы, но глаза твои выдают! Влюбилась?
-Не твое дело! – ситуация пошла не по сценарию Лилиан. Предполагалось, что это она будет наступать на Ланселота и требовать его отлучения от работы с Морганой, но выходило что-то совсем сумасшедшее. – Что у тебя за дела с Морганой? как тебя вообще угораздило?
-Как…- Ланселот вдруг разом охрип и его странным образом качнуло. Он на мгновение снова очутился в сыром осеннем лесу, на тропинках Тракта, и снова будто бы пахнуло дурманящим запахом крови и перепуганный взгляд изможденной девушки в самом растрепанном и жалком виде:
-Пожалуйста, помоги…
И лязг стали…а может это сейчас бьются за меч короля? За шатрами? На поле, под рев зрителей, а не в лесу?
И, наконец, победа. Благодарный взгляд, какое-то готовое сорваться с тонких губ слово и девушка падает в обморок, не от испуга, от голода и Ланселота пронзает чувство невосполнимой горечи.
-Эй, — Лилиан щелкнула пальцами у него перед носом, — я задала вопрос!
-Да, — Ланселот с трудом кивнул, вырываясь из того леса, — я…просто познакомились. Ей нужна была помощь, я помог. Потом она помогла мне. Сработались. Не думай, Лилиан, она не так плоха.
-Да, всего лишь отравительница, убийца…- целительница закатила глаза. – Я не хочу, чтобы ты с ней общался.
-То ли дело Мелеагант, — вдруг злобно подхватил Ланселот, перенимая тон Лилиан, — сердцеед, властолюбец, интриган, самовлюбленный…
-Он не самовлюбленный! – вступилась Лилиан, понимая, что отрицать остальное точно глупо. – И вообще, он просто сопроводил меня сюда. А я…
-Что? Пришла, чтобы повидаться со мною или заставить вернуться к прежней жизни? жизни по лицемерию Леди Озера?
Толпа яростно взревела, а затем раздался приглушенный стон, от которого душа целительницы оборвалась, и почему-то ей показался вкус крови во рту.
-Что там? – она вытянула шею, безуспешно пытаясь разглядеть через строения, что происходит на поле.
-Идем ближе! – отрывисто бросил Ланселот и уверенно потащил Лилиан за собою поближе, по пути заканчивая свою мысль, — Лилиан, я не прежний. У меня есть свои планы и свои цели. Я не лечу людей, я просто хочу быть…
Он не договорил. Остановился, пораженный, глядя на поле.
Лилиан налетела на рыцаря и оббежала его, чтобы увидеть, что происходит, так как он точно не мог шевельнуться – так был удивлен.
А было с чего прийти в изумление. Огромные трибуны застыли в молчании, и даже природа словно бы застоялась в своем страхе, забилась, пораженная и напуганная. Воздух замер…
Лилиан увидела у огромного Священного Камня Мелеаганта и выдохнула с облегчением – жив, потрепан, конечно, немного – сбились одежды чуть в сторону, но жив! Жив…Это принесло ей огромную радость, но она отметила, как он мрачен и яростен. И только взглянув вверх, на камень, увидела, что меч вынут, но держит его не Мелеагант, а тот паренек, что едва не сбил ее с ног перед встречей с Ланселотом.
Судя по всему, парень сам удивился не меньше толпы. Мерлин стоял тут же, довольный, с вечной полуулыбкой. Мелеагант же словно оплеван…чуть поодаль, в трибунах, на первых рядах – Моргана со страшным выражением на лице.
-Это мой братец! Мой оруженосец! – ликовал, тыча пальцем и прыгая на одной ножке какой-то юродивый бедный рыцарь.
Ланселот громко выругался, но Лилиан даже не заметила этого.

Глава 9
Дальнейшее походило на бред. Лилиан не успевала отмечать мозгом все события, сменяющие одно другое. Всё поле турнирного сражения превратилось на мгновение в ее представлении в кипящее пламя, растерянность легла на плечи полукруглых скамеек и каждый ждал. Обрывочность информации не укладывалась так сразу в голове и Мерлин оставался единственным, кому удавалось сохранить спокойствие.

-Сын Утера Пендрагона…- спокойно вещает друид, глядя прямо на изумленного юношу, что едва не сбил с ног Лилиан и теперь стоит, замерев, с мечом короля и сам не верит происходящему, поражаясь сверх меры тому, что его называют сыном короля, что его рука обжигается от стали древнего меча…

-Герцогиня Корнуэл… — на лицо Морганы страшно посмотреть. Кажется, она готова броситься прямо сейчас на юношу или на Мерлина, а может быть и на обоих сразу и разорвать их в клочья. Лилиан замечает, что от собранного ее рукой букета Венериных башмачков, врученного Уриеном, в руках феи уже не осталось ничего, зато платье ее все в зеленом и желтоватом соку. Сам же Уриен пораженно и напряженно смотрит куда-то вперед.

-Господи, Моргана! — Ланселот спохватывается, Лилиан разворачивается, угадав движением, но юноши уже нет. Лилиан, однако, не успевает мозгом отметить еще и это, она оборачивается на Уриена, пытаясь понять, почему ей так важно, что Уриен напряженно смотрит на…

-Мелеагант! — губы пересыхают, мгновенно трескаются, но Лилиан не замечает этого.

Мелеагант, как оплеванный и униженный, он бешено и яростно смотрит на Мерлина, его губы кривятся в усмешке, от которой веет пугающей тьмой и каким-то решением.

-Победитель Мелеагант, принц де Горр, — Мерлин птыается подвести черту, но лишь ухудшает ситуацию, Мелеагант с отвращением отворачивается и от этого немного мутит даже Лилиан, которая почти физически ощущает исходящую от него угрозу.

Мерлин пытается благодушной улыбкой подсластить горькую пилюлю, но лишь ухудшает все:

-Но в Артуре… в нем кровь Пендрагона.

«Чтоб он этой кровью и захлебнулся!» — с ненавистью, неположенной светлой целительнице, воспитаннице Леди Озера думается Лилиан и она сама пугается такой неожиданной мысли, бледнеет.

-Это все твоя магия, Мерлин! — Мелеагант яростен и, что много хуже, его ярость принимает не крик, а тихую, зловещую форму.

-Это ложь! — не выдерживает Уриен. Лилиан переводит взгляд на графа и замечает, как тот с поразительной легкостью перемахивает через ограждение. Его трясет от гнева. Люди Мелеаганта поднимают одобрительный гул, но лилиан глуха к этому, она увидела светлую голову Ланселота подле Морганы, заметила, как он что-то яростно, постоянно оглядываясь, выговаривает ей, а она стоит, как мраморная статуя, как…

-Подлец!

-Предатель!

-Трус!

Крики обрушиваются со всех сторон. Лилиан смотрит за криками, но теряется в лицах, в знаменах, в словах. Она замечает бледную красивую девушку со светлыми волосами, испуганную и затравленную так, словно каждый из этих криков предназначен именно для нее. Рядом с нею стоит мужчина, который пытается принять решение и смотрит то на Мелеаганта, то на этого…бастарда Артура.

-Обман!

-Я верен тому, кто вытащил меч из скалы…

Лилиан надоедает это мельтешение. Она пытается найти взглядом Мелеаганта, но обнаруживает вдруг, что его окружили верные люди, видимо, решив защищать честь своего принца, друга, соратника…

Лилиан бросает попытки встретиться с ним взглядом. В сердце саднит от уязвленного самолюбия, она понимает, что для него она последняя, на кого он обратит внимание в эту минуту. Лилиан ищет глазами Ланселота и замечает его почти сразу на трибуне подле Морганы.

Моргана вдруг с яростью, понятной немногим, бросается на ограждение, но Ланселот грубо перехватывает ее за талию и оттаскивает в сторону, свободной рукой надевая на ее голову капюшон. Уриен не замечает этого, напряженно глядя на Мелеаганта и готовясь, если потребуется, вступиться за него любым образом.

Мужчина, стоящий рядом со светловолосой тоненькой затравленной девушкой вдруг делает шаг, очевидно, принимая сторону. Мерлин снисходит до взгляда на него и отступает, позволяя мужчине обратиться к кому-то.

-Я, герцог Леодоган Кармелид, — медленно, с расстановкой заговорил мужчина и Лилиан обращает свой взор на него, надеясь, что хоть этот человек скажет что-нибудь, что будет предельно простым и понятным, ясным…

-Я верен…. — он выдерживает паузу, останавливает свой взгляд на Мелеаганте и его людях, облизывает пересохшие губы, — доставшему меч из скалы!

Вопли, крики. Ярость и восторг, ненависть и обожание. Всё сливается в единый организм, становится одним целым, сумасшедшим, пугающим пятном из эмоций и чувств.

-Я, граф Уриен Мори! — Уриен перекрывает гул, залезая на камень и спихивая с него локтем обалдевшего бастарда-короля, все еще растерянного, по-мальчишески покинутого и брошенного один на один со своей участью, — я верен тому, кто победил в турнире!

И снова грохот. И снова взрыв, и визг, и ярость, и восторг, и обожание.

-Правды нет! — объявляет Мерлин и Лилиан хочется заснуть этому друиду какого-нибудь огромного паука в воротник. В эту минуту даже Моргана не кажется целительнице злом. Вся ненависть ее сосредоточена на том, спокойном лице…

-Бритты, вот ваш король! — подводит итог Мерлин. — Славься Артур!

-Славься! — вторит толпа и взрывается настоящей бурей.

Кто-то хватает Лилиан за руку и оттаскивает в сторону, к выходу из ограждений, где, с трудом пробивая дорогу, пытаются найтись соратники Мелеаганта. Толпа сметает их, или почти сметает, торопясь приветствовать своего короля…

Короля Артура Пендрагона, бастарда Утера, который для своей победы не сделал ровным счетом ничего.

-Уезжаем! — без предисловий рявкнул Уриен, заметив Лилиан, — Эдмонд, подсади девушку.

-Я и…- Лилиан попыталась возмутиться, но сильные руки усадили ее в седло, придержали, вручили поводья — вежливо, но настойчиво.

-Мелеагант! — Уриен был на земле и попытался отыскать своего друга и нашел. Тот стоял подле герцога Кармелида и, взглянув на его лицо, Лилинан поняла, что более зловещего образа не видела никогда.

Уриен бросился туда, и лилиан увидела, что граф появился вовремя, потому что Кармелид, видимо, бросивший какое-то резкое и грубое слово, не ожидал, что на него за это слово могут броситься…

-Мелеагант! Он еще заплатит за всё! — Уриену удалось отвести принца в сторону и заставить его сесть в седло.

Ни на кого не глядя, Мелеагант пришпорил свою лошадь и помчался вон из Камелота, поднимая дорожную пыль серыми клубами.

-Не отставай! — бросил Уриен и тоже пришпорил свою лошадь.

Лилиан ничего не оставалось, как поехать следом.

***

Лилиан безумно хотелось каким-нибудь словом или взглядом, или прикосновением поддержать Мелеаганта. В эту минуту она хотела забрать всю его боль, без остатка, на себя, но не могла, боясь встретить отвращение в его взгляде.

Он ехал впереди, Лилиан и Уриену доставались лишь клубы пыли. Позади них, впрочем, ехали верные соратники принца де Горра, желающие доказать ему свою преданность. Лилиан чувствовала себя лишней, смешной на этой лошади, в этой компании и не могла все время не оглядываться на скакавших следом графов и герцогов, что входили в альянс земли де Горр…

-Ты Ланселота-то нашла своего? — Уриену не хотелось говорить о произошедшем на турнире, только не с Лилиан — у нее уже слишком потерянный взгляд.

-А? — Лилиан тряхнула головой и вгляделась в графа, пытаясь осознать, не шутит ли он. — Нашла.

-Поговорили? — граф пытался быть дружелюбным, но Лилиан не могла думать сейчас о Ланселоте и только тихонько кивнула.

-Испугалась? — предположил Уриен, заметив ее деревянность. — Или…

-Как это вышло? — тихо и дрожа спросила Лилиан. — Как это могло выйти?

Уриен дернул поводьями и признался, подъехав чуть ближе к ней:

-Я сам не понимаю. Моргана всё же…

Граф не смог закончить — ему тоже было тяжело от происходящего, и он дернул плечом, раздраженно отъезжая в сторону.

До земель де Горра доехали почти в молчании. Уже на подъезде к замку Лилиан вдруг вспомнила кое-что:

-Граф Уриен?

-Что? — спросил он, коротко взглянув на нее.

-А что герцог Кармелид сказал…ему?

Она понизила голос, но ей показалось, что все равно сказано было слишком громко, что ее все равно услышали.

-Сказал, что выбрал сторону и что не отдаст Гвиневру…- Уриен заметил ее взгляд и уточнил, — это его дочь, за Мелеаганта, раз он так быстро теряет свои позиции. Унизил…

Уриен со злостью сплюнул, и хотел было рвануться вперед, но лилиан позвала его:

-Граф Уриен…

-Да, Лилиан? — Мори уже с интересом взглянул на нее и тут же угадал по раскрасневшемуся лицу девушки. — Хочешь про Гвиневру узнать?

Лилиан так быстро взглянула на него, что граф понял, как точно угадал и ответил, немного подумав:

-Эх, Лилиан… не ты первая влюбляешься в Мелеаганта. А что до него…он не любит, увлекается — да, но до любви ему еще долго идти. А Гвиневра… не поверишь, мало кандидатур, красивых и покорных, тут важнее факт унижения.

-Он унизил Мелеаганта…при всех! — Лилиан только сейчас поняла, что Кармелид сделал. — мелеагант же…

-Хорошо, если просто задушит, — подтвердил ее опасения граф, — но полно, Лили!

Замок показался уже давно. Странное это было дело. Мелеагант уезжал отсюда совсем недавно преисполненный чувством грядущей победы, все еще веря в то, что Моргана поможет ему полностью, но нет. Победа в турнире была, да что с неё пользы, если победа не определила победителя?

Слухами быстро полнится земля. Не успели быстрые кони коснуться земли родной, а уж слуги и двор Мелеаганта знал о случившемся. Странное и это было дело, но только Лилиан уже знала о подобном фокусе в других землях и потому не удивилась даже почтенному молчанию высыпавших придворных и слуг.

Удивилась лишь тому, что все, как один, не сговариваясь, вышли засвидетельствовать свою преданность Мелеаганту и тому, как угадали они его желание. Не перешептываясь, не

переглядываясь, не вопрошая, они действовали слаженно и так легко, словно продумывали ход действий своих и на случай поражения.

Мелеагант вошел в залу пиршественную, велел гостям своим веселиться и славить жизнь, а сам, не дожидаясь никакого внимания к себе, поднялся по широким лестницам, не обращая ни на кого и взгляда, и не одаривая никого словом. Он был разбит, но как гордая натура и как принц своих земель, как властитель, должен был переживать свой крах в одиночестве — так поступали его кумиры и так он собирался поступать.

Уриен заметил. Он бросился было за ним, но Мелеагант едва заметным жестом для окружающих и ясно видимым тому, кто знает эти жесты лучше своих, дал понять, что присутствие Уриена на пиру более желательно, чем в компании Мелеаганта.

-Расскажи мне! — Лея требовательно схватила Лилиан за рукав в тревоге глядя на преувеличенно громко веселящихся гостей, которые, как нарочно, говорили обо всем, кроме турнира и Артура-бастарда.

-Лея…- Уриен, обернувшись, увидел Лею и вдруг вспомнил, что так и не объяснился с нею. — Милая…

Граф легко утратил способность мыслить логически, едва увидел жертву своего ночного разгула. Жар бросился ему в голову, он отшатнулся. Лея молча смотрела на него, ожидая реакции. Лилиан аккуратно вывернулась от девушки-служанки и графа, понимая, что сейчас она здесь будет очень лишней и с опаской взглянула на лестницу, по которой поднялся принц. Конечно, если он не захотел видеть Уриена, не захочет видеть и ее, но, с другой стороны — она же должна ему помочь, убедиться…поблагодарить, в конце концов, за помощь в поисках Ланселота! И вообще — она гостья, могла и заблудиться. Хотя, надо постараться заблудиться, чтобы наткнуться на него.

Воспользовавшись тем, что Лея отвлеклась от нее, Лилиан, не отдавая себе отчета в том, что скажет, сделает и не прогневает ли этим она владыку земли де Горр, бросилась за ним по ступеням, оставаясь незамеченной…

Лея и Уриен остались один на один. Сложно было сказать, кто из них больше боялся этого. Лею гнуло к земле осознание того, что она совершила обман любимого человека, а Уриена — факт предательства Морганы и Леи, объекта любви и девушки, что выросла на его глазах…

-Лея, мы…- начал было Уриен, заметив, что кое-кто из придворных дам смотрит на них с интересом — ну точно, пойдут слухи! — Лея, не мы, нет. Я совершил ошибку.

-О чем ты говоришь? — Она оскорблено взглянула на него. — Разве связь со мною — это ошибка? Разве я настолько недостойна?

-Нет. Что ты! — Уриен всерьез испугался и, на всякий случай, с опаской для огласки двора, оттащил ее в темный угол. — Ты… Лея, милая, ты потрясающая! Ты красивая, ты умная, ты…хорошо танцуешь.

Уриен сам чувствовал, что несет полный бред, но что он мог сделать? Им владело странное чувство. Девушка, что выросла у него на глазах, виделась ему то девочкой, что с азартом собирала у местного пруда лягушек и тритонов, отлавливала ящериц и танцевала босой по траве,

то в настоящем своем виде — обладательницей гибкого и юного, приятно округлого тела, атласной кожи и горячей россыпи шелковых волос по смугловатым узким плечам.

-Господи…- не выдержал Уриен, — я, наверное, спятил, Лея. Я не должен был прикасаться к тебе…

-Почему? — она с вызовом взглянула на него, и Уриен только сейчас заметил, что она ниже его на голову, если не больше.

-Ты молода, — не подумав, брякнул граф и тут же поправился, — то есть, тебе нужен не тот мужчина, который, как я. Тебе нужен мужчина, как ты. То есть, твоих лет. То есть, надежный, но из твоего круга. Не в смысле, что я сноб…

Графа пробрал озноб. Он чувствовал, как утопает в темной воде, чувствовал, как из слов его уходит здравый смысл, но ничего не мог сделать с этим, робея перед нею страшно, как будто это она старше, как будто это он — нашкодивший мальчишка.

-Разве тебе не понравилось? — она изогнулась, грациозная в своей диковатости повадок и вот уже Уриен поймал себя на том, что смотрит в ее глаза и тяжко отвести ему взгляд.

-Э…я…- Уриен облизнул губы, с силой заставил себя отвернуться, — я не помню. Я был слишком пьян, Лея, так бывает, прости. Мне очень жаль, что все произошло именно так, но я не помню ничего.

Лея вскинула голову, словно бы в немом удивлении, но тут же в глазах ее проскользнул бесовской огонек. Она змейкой скользнула к нему еще ближе, и граф попытался было отступить, но уперся в стену.

Горячая ладонь легла на грудь графу, и тут же он услышал вкрадчивый голосок Леи:

-Я не злюсь, нет. Мы всё можем исправить…

Ее рука расчетливо скользнула вниз, умудряясь на ходу расстегивать пуговицы, но Уриен резко перехватил ей ладонь и все же вывернулся.

-Нет! — как бы ни загорелось его тело желанием, как бы ни манила его перспектива вкусить сладость этой диковатой юности, граф устоял. Он мягко, но настойчиво отодвинул Лею в сторону и молча ушел прочь, на ходу застегивая пуговицы.

Лея закусила губу, чтобы не разрыдаться, но сумела сохранить лицо и сделала глубокий вдох.

-Кто так строит-то…- Лилиан запнулась об одну из каменных ступеней и едва не упала носом прямо на пол, но сумела ухватиться за выступ в стене. Она бродила по замку уже почти час и постепенно понимала, что заблудилась всерьез, но, похоже, не в ту сторону, чтобы наткнуться на принца Мелеаганта.

У нее было острое ощущение, что она уже проходила через этот коридор и видела эти двери, но не могла понять — действительно это так или же просто провидение подсказало кому-то и- владельцев замка де Горр отстроить одинаковые части в замке, чтобы, очевидно, наслаждаться тем, как

гости блуждают по этажам.

К слову, Лилиан не могла сказать даже точно, на каком она находится этаже, потому что лестницы шли вверх и вниз, вбок и галереи иногда поднимались плоскостью, а не ступенями и это пугало, путало.

Лилиан могла найти дорогу домой в любом лесу, но смешно потерялась в замке. Она не выдержала, скользнула по стене на пол и оперлась о холодную неживую материю, тихонько вздохнула, всхлипнула, и грохотом отозвался ее тоненький всхлип.

Но не успела она испугаться, как внезапно часть стены за ее спиной провалилась и Лилиан, потеряв равновесие, больно упала прямо на пол…

Под ноги Принцу де Горру.

-Впечатлен, — промолвил принц, помогая ей подняться, — какого черта?

-Заблудилась, — Лилиан ощупала затылок, понимая, что, скорее всего, вскочит шишка на месте удара, и взглянула в проем, в который провалилась. — Это была дверь…

-Дверь, — Мелеагант неохотно оглянулся назад, — да. Я велю проводить тебя до покоев.

Но не успел Мелеагант сделать и шага в проем, чтобы вызвать слугу, как Лилиан, не контролируя себя, схватила его за рукав мантии и выкрикнула:

-Я хотела сказать спасибо за Ланселота!

-Пожалуйста, — он холодно взглянул на нее, но вдруг, словно сам не осознавая, что делает, накрыл ее руку своей и тут же отнял ее. Отдернул рукав мантии.

-Это несправедливо, то, что произошло, — уже в спину, очень тихо закончила Лилиан, и Мелеагант с усмешкой обернулся к ней:

-Первый раз при дворе? Здесь нет справедливости. И не будет.

-Вы король, ваше величество, — Леди Озера учила Лилиан, что целительница не должна признавать над собою короля или, тем более, выказывать к нему почтение или неуважение. Но она сделала это. Она определила своего короля.

Может быть, он что-то прочел в ее глазах, может быть просто угадал в ее тоне тяжесть, с которой далось ей это решение, но покорился…кивнул:

-Заходи.

И Лилиан, совершенно точно понимая, что заходить не следует, что пути назад уже не будет, зашла, позволяя судьбе свершиться так, как должно было свершиться.

-Здесь мой кабинет, — Мелеагант скользнул следом, закрывая коварный проем. — Тайный.

Лилиан оглядела шкаф с большим количеством рукописных книг, свитков, пергаментов и кусочков кожи с выцарапанными символами, стол, заставленный перьями, чернильницами…

-Вино будешь? Фландрийское? — Мелеагант уже суетливо доставал что-то из незамеченного Лилиан сразу кованого железного сундука.

-Буду, — кивнула она, и попыталась вспомнить, куда делось ее недавнее: «больше не пью».

***

-Ну что ты так дернулась? — недоумевал Ланселот, укладывая ослабевшую Моргану в постель. — Спятила совсем? Знала ведь…

-Я здорова, — слабым голосом попыталась возразить фея, но рука юноши настойчиво накрыла ее одеялом:

-Лежи уже. Здесь никто не потревожит. В мой шатер мало кто вхож.

Моргана, в самом деле, выглядела больной. Вернее, больше больной, чем обычно. К ее худобе и изможденности лица добавилось еще и то, что она совершенно не могла унять дрожь в руках и ее шатало. Ланселот подозревал, что уже не от голода, а от нервного перевозбуждения, потому что лично следил за ее завтраком.

День выдался длинным. Она взбесилась на трибуне, увидев Мерлина и Артура. Ланселоту стоило огромного усилия удержать ее и увести так, чтобы не привлекать особенного много внимания к ее персоне.

Первое же место, куда он смог ее спрятать — было шатром. Его собственным, бедным и маленьким, но, хотя бы, безопасным для этой спятившей фурии.

-Ненавижу…- простонала Моргана. — Он все мои годы испортил.

-Тише, — убеждал Ланселот, оглядываясь на вход в шатер, хотя прекрасно знал, что никто не полезет к нему — не было причины. — Тише, Моргана, скоро он за все заплатит, скоро Мерлин…

-Причем тут Мерлин?! — она с гневом отбросила его руку, попыталась вскочить, но не смогла, — Артур… вот, кто виновник всех моих бед.

-Что? — тут даже Ланселот растерялся. — Виновник всего — Утер и Мерлин, Артур только…

-Смерти, смерти, смерти…- плакала извивающаяся, залихорадившаяся Моргана.

-Господи, — Ланселот уже по-настоящему испугался и бросился к общей кухне за бульоном для Морганы, но она не смогла проглотить и ложки — страшно отбивалась, даже когда он хотел покормить ее сам.

-Вот бы друзей можно было бы выбирать, — мечтательно вздохнул Ланселот и попытался разжать Моргане челюсти, чтобы влить в нее бульон, но она вдруг затихла на его руках и безучастно уставила в переплетение палок-опор.

-Эй, — Ланселот с опаской потряс фею за плечо, — Моргана…

-Они же заплатят? Они все попадут в мои сети? — она спросила так тихо и как-то свершено по-детски наивно.

-В сети, — проворчал Ланселот, — тебе повезло, что Мелеагант не прибил тебя на месте. Кстати, я, наверное, это исправлю, ну-ка, открой рот.

Моргана отвернулась от него, но ненадолго. Она повернула голову и позволила себе проглотить три ложки бульона прежде, чем ее сдавил сумасшедший горячечный сон.

***

Мерлин вздрогнул, увидев просвете опустевшей тронной залы знакомую фигуру. На мгновение ему почудилось, что сам Утер Пендрагон вернулся к своему трону. Но наваждение прошло также быстро, как и захватило друида.

-Вот я и король…- с печалью, странной для столь знаменательного события отозвался Артур, услышав шаги Мерлина по каменным плитам. — Вот я и король! Еще утром я был оруженосцем своего юродивого брата-рыцаря Кея, а теперь…

Артур замолчал, поймав себя на какой-то мысли и быстро обернулся к друиду:

-Где Кей? Он мне нужен.

-Я отрядил его к твоей свите, — мягко улыбнулся Мерлин, — мой король.

-Верно, — Артур вздрогнул от непривычного уху обращения, — я всё думаю, что это сон!

-Могу ударить посохом, и ты поймешь, что не спишь, — Мерлин всегда умел предложить самую милую и дружелюбную перспективу.

-Спасибо, — Артур поморщился, — не надо, я…просто пытаюсь осознать. Брат, который мне не брат, отец, который не отец… всё запуталось, и я будто бы теряюсь в плетениях жизни, задыхаюсь, а это только начало. Теперь я должен править народом.

-Всё образуется, король, — Мерлин успокаивающе положил руку на плечо новоиспеченному королю, пытаясь продемонстрировать свое всяческое расположение. — Всё образуется, нужно лишь… ты не один, Артур.

-Да, Мерлин! — Артур перехватил руку друида и благодарно пожал ее. — Ты со мною.

-Скоро к тебе присоединится и твоя сестра, — мрачно отозвался Мерлин.

-Моя…кто? — охнул Артур, оглядываясь, словно решил, что она войдет в залу прямо сейчас.

-Сестра. Сводная, — спокойно объяснил Мерлин. — Она — дочь герцогини Корнуэл. Она все потеряла от любви твоего отца, осталась несчастной, один на один с кошмарами, магическими своими силами и ненавистью. Она придет мстить, Артур, но ты должен быть мудрым правителем, а потому послушай, что я тебе скажу…

Глава 10
-Твоя очередь идти к нему! – Лилиан легонько пихнула графа Уриена под ребра. – Он же твой друг!
-Ага, — не стал спорить граф Мори, — но он ведь с тобою пить изволил по возращении!
Лилиан прикусила губу и зарделась. Она вспоминала позавчерашний вечер как нечто сладостное и тягучее, обнадеживающее, хотя, ничего особенного и не случилось. Мелеагант, будучи в расстроенных чувствах от произошедшего на турнире, наткнувшись на нее (неважно, что она сама желала этого!) предложил ей выпить с ним по бокалу фландрийского вина. Лилиан вино не любила, предпочитая темный эль, но в компании Мелеаганта можно было бы, и потерпеть это маленькое неудобство.
Они выпили по паре бокалов, Лилиан почувствовала, что хмелеет стремительно и с непривычки, и Мелеагант тактично и галантно выпроводил ее в руки слугам, которые провели несчастную и зарекшуюся пить уже во второй раз целительницу в ее покои.
Граф Мори не смог добиться большего успеха, чем Лилиан. Мелеагант, как это часто бывало с ним, закрылся от всех вмешательств в свои думы и планы в какую-то раковину, в кокон. Он вел себя как обычно, и двор повиновался ему.
Впрочем, Уриен слишком хорошо знал своего друга, чтобы поверить, что тот, вот так просто, отдаст свой трон какому-то бастарду. Да и то, что Леодоган Кармелид грубо высказался в его адрес и до сих пор не расплатился за это – тоже вызывало опасения. Мелеагант не прощал никогда и никого. Он всегда помнил обиды и воздавал то, что считал должным воздать.
-Другими словами, Кармелид сказать-то сказал, а вот почему он жив – вот вопрос. – Уриен сблизился за это время с Лилиан. К тому же, после ситуации с Леей, граф пытался передвигаться по замку перебежками и прятками, а Лилиан стала невольной помощницей ему в этом. Мори, впрочем, понял, что испытывает целительница при дворе Мелеаганта и решил, что она заинтересована в возвращении прежнего Мелеаганта не меньше его, значит, ее можно брать в союзницы.
-Но он принц, а я без титула, рода и племени! – пыталась сопротивляться Лилиан, но граф уверенно теснил ее к дверям галереи, за которой начиналась часть замка, в которой принц де Горр теперь коротал большую часть дня, не спускаясь, порою, даже к молитвам и обеду.
-Это неважно, ты – целитель! – Уриен всерьез считал, что компания Лилиан была сейчас более подходящая для общества мрачного и явно затаившегося Мелеаганта.
-Я не его целитель! – из последних сил сопротивлялась Лилиан и толкнула, изловчившись, Уриена в бок.
Тот испуганно охнул и сложился пополам от внезапного тычка и пропустил момент, когда в коридоре появился Мелеагант.
Даже полутемный коридор не мог скрыть всех изменений, что произошли с принцем за последнее время. Он осунулся, под его горящими каким-то затаенным огоньком глазами залегли глубокие тени, движения стали рваными, бледность еще больше стянула…
-Ваше величество! – Лилиан распрямилась, едва заметила Мелеаганта и внутренне вдруг оробела перед ним.
-Что вы тут устроили? – спросил Мелеагант, бросая быстрый взгляд на Уриена. – Какого черта?
-Мы не могли решить, кто пойдет говорить к вам, ваше величество, — честно призналась целительница, поняв, что Уриен не находит, что сказать.
Мелеагант усмехнулся, и Лилиан внутренне сжалась, чувствуя, как странно беззащитна она перед этой усмешкой:
-Вот как? Не могли решить, кто пойдет ко мне? Оба не хотели?
Но тут Уриен решил, что будет делать хоть что-то и, руководствуясь уже своими планами, сказал нахально:
-Нет! Почему же! Лилиан хотела пойти, а я ей говорю, что она без роду и племени. А она мне в ответ, что если пила с тобой пару бокалов, значит, может, и сейчас ты захочешь с нею поговорить. И говорила всё, что она целитель и должна помогать, а я ей напоминаю, что она не твой целитель и…
-Бред! – не выдержал Мелеагант и оглянулся на Лилиан, — ты вхожа ко мне без доклада, если угодно.
Принц выдержал паузу, наблюдая за тем, как розовеет снова Лилиан и обернулся к Уриену:
-Я ценю твою заботу, мой нервный друг, но я не нуждаюсь в помощи. Все в порядке.
-Нет! – в один голос выкрикнули Лилиан и Уриен. Уриен жестом попросил целительницу помолчать и взял слово:
-Мелеагант, турнир тебя уничтожил. Ты сам знаешь. Я вижу, как ты горишь, я чувствую, что ты что-то готовишь для…всех. Но я боюсь за тебя, я…
-Мы все боимся, — тихо произнесла Лилиан. – Вы не стали каким-то другим, Мелеагант. вы тот же принц де Горр, замечательный…
Она осеклась, а про себя спохватилась запоздало: «это что, я его хвалю?»
-Она права, — поддержал Уриен, слегка удивленный внезапной паузой. – Мелеагант, мы…
-Верные друзья, как показывает жизнь, — перебил Мелеагант хладнокровно, — но я не собираюсь сносить то, что жизнь сделала со мной. Я не собираюсь сидеть и ждать того конца, которой пророчат нашим землям. Я не склонюсь перед этим бастардом и верну себе трон.
-Мы можем помочь, все мы можем…- Уриен приложил руку к сердцу, пытаясь обозначить чистоту своих слов.
-Можете, — легко согласился Мелеагант. – Но не сейчас. Пока нет. Я собираюсь на Совет. Нет, Уриен, сегодня тебе туда не стоит идти. Я в порядке и ценю вашу заботу, но рекомендую отдохнуть.
Мелеагант, не слушая бессвязные выкрики в спину, быстро прошел мимо Лилиан и скрылся в разветвлениях галереи. Лилиан и граф Уриен Мори мрачно переглянулись.
-Дьявол! – прокомментировал граф.
-Хуже…- предрекла Лилиан. – Я боюсь за него.
-Я больше боюсь за других. Мелеагант сильный, справится со всем, что угодно. А вот мы не все сможем вынести.
-Должны.
-Господи, меня больше пугает молчание и пропажа Морганы, если честно. Ну, после того, что Кармелид еще жив, конечно.
***
Лилиан, пользуясь тем, что в ее распоряжении были собственные покои и свободное время, а также надеясь отсрочить разлуку с принцем де Горром, принялась за излечение страждущих. Она хотела вначале взять себе в помощники графа Уриена, тот и был даже рад, но внезапно Мелеагант отозвал его и попросил посмотреть или реорганизовать армию де Горр.
-Армию? Он что, хочет пойти войной на Камелот? – Лилиан испуганно взглянула на Мори, услышав об этом.
-Нет, — уверенно возразил он, — надо быть безумцем и глупцом…ладно, в первом Мелеагант, может быть, и подходит, но глупцом его назвать нельзя. Я не знаю, Лилиан. Думаю, он просто хочет быть уверен, что после его провала на турнире армия все еще верит в него и остается преданной. И, если честно, чем бы он ни занимался, пусть делает хоть что-то, что поднимет его дух.
Лилиан подумала и согласилась с Уриеном. В помощницы она выбрала Лею, которая в эти дни стала тише воды и ниже травы, пытаясь казаться совершенной тенью в замке. Это ей, конечно, не особенно удавалось – повсюду были переглядки и насмешки (особенно после того, как становилось заметно, что Уриен избегает ее с такой же рьяностью), но Лея не сдавалась.
Услышав предложение Лилиан, Лея обрадовалась. Она была одинока и гостья ей нравилась своей открытостью и спокойствием, а также природной силой.
Вдвоем две девушки спустились в лазарет, чтобы узнать о состоянии больных. Лея при этом тащила в своих руках корзинку с припасами трав, хотя Лилиан предлагала ей нести корзину вдвоем, но служанка легко оборвала ее:
-Я знаю замок, а ты нет. Здесь всюду можно упасть.
Это было правдой. Лилиан уже пару раз чуть не сломала себе ноги на коварных ступенях замка.
Лилиан принялась за работу, осматривая больных. За работой она пыталась забыть о принце, но постоянно ее мысли возвращались к нему. Целительница пыталась представить, что он сейчас делает, как он смотрит в окно или ходит по зале, вздыхает…
-Ой! – толстая женщина с раскрасневшимся от постоянного стояния у печи лицом обиженно ойкнула, когда Лилиан, задумавшись в очередной раз, случайно ожгла ее слишком горячей припаркой.
-Простите! Простите, — Лилиан испугалась, мгновенно вернулась из своих мыслей и попыталась оценить степень ущерба. – Лея, дай мне мазь из древесной коры.
Лея, тоже вздрогнув от неожиданности, ушедшая в свои мысли, опрометью бросилась к корзинке и принялась рыться. Она нашла мазь минут через пять, хотя натыкалась на нее раза три, но не замечала, далекая от этого лазарета и всего прочего, всего земного.
Когда за женщиной закрылась дверь, Лея мрачно взглянула на Лилиан и, не совещаясь с нею, объявила, что на сегодня прием закончен и, если случай болезни не называется острым, то всех ждут завтра.
Лилиан попыталась возразить, но Лея, закрыв дверь в лазарет, спросила:
-Ты ведь не в себе. Как ты будешь работать?
-Я в нормальном…- Лилиан собралась уже возмутиться, но заехала локтем по шкафу, и заскрежетала зубами от боли. Пришлось признать: — ладно, я не в себе.
-И я тоже, — Лея села на одну из постелей, приготовленных для пациентов, и тяжело вздохнула.
Лилиан взглянула на ее тоненькие плечи под явно тесноватым уже платьем и испытала острый укол жалости холодной иголкой прямо в сердце.
-Это из-за Уриена, да? – прежде Лилиан не хотела лезть в этот вопрос, она по-прежнему держала нейтралитет на эту тему с Уриеном, понимая, что не стоит лезть ей в это, но Лею было так искренне жаль, что она не выдержала. Что-то победило в ней желание не лезть не в свои дела.
Лея кивнула головой.
-Он плохо поступил с тобою, — Лилиан села рядом, — но он к тебе хорошо относится. Он просто испугался, ты для него как…
Лилиан замялась, пытаясь подобрать должное сравнение:
-Ну, как сестра, наверное. Он видел, как ты росла, и когда увидел тебя рядом с собою, он почувствовал, что предал тебя. И себя.
Лея с печальной улыбкой взглянула на Лилиан и отозвалась очень тихо, но очень спокойно:
-А знаешь, что обиднее всего? Я ведь его люблю. У нас с ним ничего не было, я просто пыталась заставить его увидеть во мне не друга, а женщину.
Лилиан поперхнулась словами сочувствия и поддержки:
-То есть как? Он сказал, что вы…
-Я напоила его в тот вечер, привела, думала, что так что-то выйдет. Не вышло! – Лея закусила губу, чтобы не разреветься. Ее голос дрожал от унижения, но она продолжала, — я тогда просто разделась и легла рядом.
Лилиан хотела было что-то сказать, но не нашла нужного слова. Внезапно вспомнилось то, что Уриен отметил, как не помнит ничего из той ночи. Выходит…
-Скажи ему об этом! – нашлась Лилиан. – Скажи, он боится, что попадая тебе на глаза, причиняет тебе боль.
-Не скажу, — тихо возразила Лея, поднимаясь с постели, — он не увидел во мне женщину, а если я скажу — он перестанет видеть во мне человека. Мой поступок – это поступок жалкий, подлый и трусливый. Я неудачно люблю, Лилиан!
-А кто удачно-то… — тихо пробормотала Лилиан и покраснела под взглядом Леи.
Она помолчала, явно размышляя над ее словами, но затем кивнула понимающе:
-Мелеагант.
-Не говори никому, — испугалась Лилиан, тоже поднимаясь с места, — пожалуйста. Я такая дура…
-Обе хороши, — отозвалась Лея почти весело. – Эй, Лили, ты тоже молчи.
Связанные тайной, заметно сблизившись на почве одиночества и неудачности чувств своих, они вышли в коридор и направились по ступеням вверх, уже перешучиваясь между собой, когда на пути их появился Уриен.
Лея мгновенно превратилась в мраморную статую и потеряла способность к речи, явно норовя забиться в какой-нибудь дальний угол, но Лилиан подхватила ее под локоть и упрямо взглянула на графа. Тот выглядел озадаченно, но не из-за встречи с ними и это пугало.
-Где Мелеагант? – грозно спросил он у Лилиан. – Я не могу его найти.
-Я не знаю, — обалдела целительница, — он что, потерялся? Как иголка?
-Не знаю, — грубовато отозвался граф и обеспокоенно огляделся по сторонам, словно рассчитывая, что Мелеагант выскочит из-за угла. Не выскочил принц, но из-за поворота появился задыхающийся от быстрого бега паж.
-Не томи, проклятый! – налетел на невиновного слугу граф.
-Принц де Горр с небольшим отрядом отправился в земли Кармелида, — слуга перепугался не на шутку и Уриен со злостью пихнул его по ступеням. Паж едва не потерял равновесие – его подхватила Лея, освободив руку от застывшего захвата Леи.
-Я еду в земли Леодогана! – объявил Уриен и круто повернулся.
-Стой! – Лилиан решилась так быстро, что даже сама не успела того сообразить, — я еду с тобой.
Зачем она собиралась на заведомую войну? Кого она хотела там спасать? – Лилиан не знала. Лилиан ничего в этот момент не знала, кроме того, что должна ехать.
К ее удивлению, граф Уриен Мори кивнул, не говоря и слова.
-Ты спятила! – зашипела Лея, пытаясь удержать ее. – Лилиан!
-Пусти! – Лилиан грубо высвободилась от захвата служанки и бросилась перепуганной жизнью за графом, совершенно не путаясь в опасных ступенях.
Лея мрачно смотрела им вслед. Она не бежала от драки, когда драка приходила к ее дому, но идти за войной куда-то…
-Спаси их, Господи. – Лея прошептала тихо, но все равно была уверена, что стены замка услышали ее. – Спаси их всех!
***
Пожарище, обрушившееся на герцогство Леодогана Кармелида, походило на библейскую кару. Языки пламени лизали стены хрупких и немногочисленных построений, проникали в лавки и буйствовали по лесам. Пламя, вызванное гневом Мелеаганта, привезенное его небольшим отрядом, карало недальновидного герцога.
Леодоган совершил огромную ошибку, когда не сумел выстроить свою дипломатическую линию в своем несчастном и бедном положении. Но еще больший просчет его был в том, что герцог неосторожно высмеял Мелеаганта, выплескивая всю ненависть, передававшуюся из поколения к поколению в семействе Кармелидов.
Эти Пендрагоны и де Горры использовали его земли как поле битвы, пользуясь нищетой их. Они глумились над его знатной кровью из десятилетия в десятилетие, высмеивали и перебрасывали друг другу, словно шута. Они вынуждали Кармелидов лгать и притвориться, заискивать и снова лгать, и лгать…
Леодоган поклялся себе, что его дочь – Гвиневра не будет жить такой судьбой. Она родилась красивой, и он мог отдать ее Мелеаганту, и это даже устраивало его по первому случаю. А потом он начал узнавать, что тогда еще наследный принц не самая лучшая партия. Многие описывали его как потенциальное чудовище. То, что он сердцеед и властолюбец – было ясно и без этого, но Мерлин заметил как-то мимоходом, что Мелеагант куда опаснее, что он способен к некоторым видам темной магии, хоть никто его покуда этому и не обучал…
А потом и Утер Пендрагон, озадаченный и мрачный вызвал к себе Леодогана и попросил его быть осторожнее в своем взаимодействии с Мелеагантом.
-Почему? – напрямик спросил уязвленный герцог.
-Предчувствие, — уклонился король.
Говорят, нельзя обмануть родительское сердце. Леодоган видел Гвиневру с Мелеагантом и хотел, чтобы он немедленно убрался. Он понимал, что это самая богатая и знатная партия для Гвиневры и порою это сводило его с ума, тогда он сажал дочь на более строгую диету и велел ей не толстеть, не терять красоты и держать строгость в своем поведении, но внутри него нарастало противоречие.
Герцог чувствовал в Мелеаганте странную и пугающую силу. Силу, которую меньше всего хотел видеть подле своей дочери и пытался ее уберечь…
И не пытался.
И вот, в день, когда Мелеагант оказался повержен, когда набирающий силу молодой принц вдруг не смог вытащить меч из камня и это сделал бастард Утера, Кармелид не сдержался. Он прорвал в насмешке тонкую пленку самозащиты и сохранения и уязвил Мелеаганта.
И с тех пор жил в ожидании кары, не сомневаясь, что та прибудет.
Когда на герцогство обрушилось пожарище, Кармелид только прошептал:
-Свершилось.
И велел готовиться к срочной обороне, молясь лишь о том, чтобы Гвиневра не пострадала. Он, конечно, предусмотрел уже один вариант на случай своего поражения, рассудив, что Мелеагант надругается и унизит его дочь все равно, а так…
А так она хотя бы умрет молодой, красивой и неопозоренной.
Земля задрожала, предвещая скорое появление небольшого отряда Мелеаганта, который был примерно со всю армию бедного герцогства. Земля плакала кровавыми каплями огня, терзаемая в битве, и готовясь к новой стычке.
Гвиневра не знала о мыслях и планах своего отца. Она была удивлена не меньше поражением Мелеаганта, но не могла прогнать из мыслей другой образ – образ бастарда, что вытащил блестящий Экскалибур, что был освещен его магической силой. Этот юноша совсем не походил на тех, которых видела Гвиневра. Нет, она вообще видела мало мужчин, но те, кого ей представляли, были примерно одинаковыми: властными, алчными до страсти, любви и славы, какие-то самодовольные. А этот…
Он вытащил меч и стоял, удивленный этим обстоятельством. Его трясло. Он был…напуган! – напуган своей победой и это так удивительно оттеняло его мужественный образ! Гвиневра пыталась представить, как они смотрелись бы вдвоем, и мысленно обругала себя – замахнуться на короля! Ей! Да кто она вообще такая? Как она смеет думать о короле?
Хотя, картинка выходила неплохая. Гвиневра постоянно чувствовала, что она недостойна почестей и красоты, которые ей воздают и способствовало этому постоянное помешательство отца на ее худобе и тонкости талии, но сейчас она вдруг поймала себя на той мысли, что очень даже смотрелась бы рядом с тем юношей.
-Это гордыня! – Гвиневра обхватила голову руками, почувствовав страх. – Господи, прости!
-Не кори себя, дитя, — Агата наблюдала за своей воспитанницей, выкормленной и выхоженной, ставшей ближе всех ей на свете украдкой. – Не кори!
-Агата… — Гвиневра обернулась к кормилице, — мне так жаль моей жизни. Моей молодой жизни! Мне все время кажется, что я упускаю что-то, что счастье так ко мне и не…
Гвиневра не договорила, потому что в эту минуту на герцогство обрушилось пожарище. Она увидела вспышку краем глаза и бросилась прочь от окна, поражаясь кровавому зареву, вырывавшемуся совсем близко…
-Кормилица! Няня! – Гвиневра бросилась в объятия Агаты, пытаясь спрятаться от всего, как пряталась всю свою жизнь, уверенная в том, что Агата защитит ее от всего на свете. Порою, ей удавалось отбить ее и от отца, прознавшего, что Гвиневра опять съела что-то лишнее.
-Иди сюда, неблагодарная чертовка! – рычал Кармелид, пытаясь выхватить от Агаты маленькую, плачущую Гвиневру. – Не смей реветь, глаза покраснеют, лицо распухнет, станешь уродиной!
-Одумайтесь, милорд! Она всего лишь дитя! – Агата закрывала Гвиневру своим телом, бесстрашно подставляясь под его гнев.
-Она сегодня ела, как свинья! Три пряника! – бушевал герцог. – Иди сюда, дрянь, по-хорошему!
-Не трогайте ее, — голосила Агата, зная, что герцог не выносит истерического голоса, — вы ее напугаете или ударите, у нее будет синяк, и она станет уродиной!
Она голосила и применяла свое крестьянское и житейское коварство, и герцог отступал, бросив напоследок:
-Пять дней будешь есть все без хлеба!
Уходил, довольный своей смекалкой, не зная, что Агата, вытирая слезы Гвиневре, украдкой скармливала ей медовое яблочко, утешая…
***
Лошади земли де Горр были выносливы и быстры и довольно скоро граф Уриен и Лилиан были в землях Кармелида.
Первое, что бросилось им обоим в глаза – это следы пожарища. Еще недавно здесь явно бушевало пламя и пламя сильное – под ногами противно скрипел и рассыпался пепел, а Лилиан почти сразу испачкала свою одежду, неудачно наступив на прикрытую пеплом яму, Уриен успел ее вытащить сразу.
Они вышли, крадучись, избегая столкновений с крестьянами, к замку и застали там совершенно поразительную картину, понимая только сейчас, что прибыли уже к развязке побоища.
У замка лежали трупы. Лилиан быстрым и нервным взглядом насчитала около двух дюжин тел, разбросанных в смертельной агонии в разных своих видах, позах и безмолвиях. Но то, что происходило среди живых, было еще хуже.
Лилиан увидела Мерлина с перепачканным сажей лицом и измазанной в пепле мантии. Он стоял чуть в стороне и делал вид, что он проходил мимо и здесь вообще не причем, но глаза выдавали его. Его взгляд метался от одного участника действия к другому…
Основных участников же действа было двое. Мелеагант с пугающим видом, растрепанный, видимо, в бою, мрачный и горящий изнутри еще большим огнем унижения и юноша, в котором целительница узнала бастарда. Правда, он теперь не выглядел, как оруженосец юродивого и полубезумного рыцаря, который, кстати, был все еще рядом с ним. Теперь этот Артур, сын Утера от подлого обмана, походил на настоящего короля, облаченный в золотые одежды, зажимающий рану на боку, стоящий на коленях перед Мелеагантом.
Лилиан показалось, что он проиграл, что Мелеагант вернул все, что утратил, но скоро она поняла, что это не так, когда увидела, что помимо основных участников действия есть еще и второстепенные.
Чуть поодаль стояла бледная и тоненькая девушка с невообразимым чувством испуга на лице. Она жалась к своему отцу, в котором Лилиан узнала герцога Кармелида.
-Артур Пендрагон, — с ненавистью, которую можно было облечь в новое пламя, начал Мелеагант, занося меч над головой короля.
Лилиан зажмурилась, думая, что сейчас кровь польется на землю, голова полетит куда-то в сторону…
-Этим мечом, Экскалибуром… мечом королевской крови я посвящаю тебя в рыцари Камелота.
Грохот и лязг упавшего на землю меча.
Лилиан открыла глаза, в изумлении глядя на Мелеаганта, обернувшегося назад, к своей армии и застывшего, увидевшего их присутствие.
Маска ярости легла на его лицо, Лилиан едва успела заметить ожог от рукояти меча на его руке, а принц повернулся к теряющему сознание Артуру и прокричал:
-Бог сделал меня свидетелем подлости! Я отплачу за все! Я верну свое!
Лилиан увидела, как Артура подхватили на руки воины. Она заметила, что на его боку рана выглядит довольно серьезно и как бы ни хотелось ей сейчас быть рядом с Мелеагантом, профессионализм взял верх. Она взглянула на принца, приближающегося к ним, стремительного и готово рвать и метать…
-Прочь, — прошипел Мелеагант, на какого-то высунувшегося рыцаря и взглянул на Уриена, — какого черта?
-Ты мне скажи, — мрачно отозвался граф, взглядом указывая на пепелище под ногами.
Мелеагант не ответил, перевел взгляд на Лилиан:
-Тебе не следовало ехать сюда!
-Да, ваше высочество, — потупилась Лилиан. – простите.
-Иди, — мрачно бросил он, — это твой долг.
Конечно, он заметил, что Лилиан не сводит взгляд с раны на боку его врага.
-Вылечи его и возвращайся в мой замок, — приказал Мелеагант и пошел к своей лошади. – У нас много дел. В замок! Живо!
Лилиан не долго колебалась. Она осторожно вышла к напряженному герцогу Леодогану и его дочери:
-Я могу помочь королю…- начала Лилиан. – Пожалуйста, позвольте!
-Ты водишься с врагом моих земель! – рявкнул Кармелид, — радуйся, что жива!
-Леодоган, — мягко и очень спокойно позвал Мерлин, — рана Артура серьезна, а эта девушка может помочь ему. Она целитель. Если ты не хочешь стать причиной смерти короля – ты позволишь ей помочь и она уйдет. Уйдешь ведь?
-С великой радостью, — заверила Лилиан, — здесь слишком сильный смрад.
***
-Значит, мой проклятый братец не погиб, — Моргана шла по краю озера, задумчиво глядя под ноги. Она только что получила известия от герцогства Кармелида.
-Дуракам везет, — мрачно пошутил Ланселот, пытаясь угадать ее мысли, — но что теперь? Мелеагант тебя порвет за свой провал.
-Не порвет, — обворожительно улыбнулась Моргана.
-Порвет, — заспорил Ланселот, — ты плохо знаешь его! он не прощает таких насмешек.
-Ты плохо знаешь меня, — пожала плечами Моргана, — я знаю, как убедить его подождать с моей смертью. Мне есть, что ему предложить.
-Ты безумна, — констатировал юноша.
-Чего ты хочешь больше всего? – ласково отозвалась изможденная нищетой женщина.
-Стать рыцарем, найти любовь и сдать тебя на руки тому, кто сумеет справиться с тобой, фурия ты припадочная, — Ланселот даже не стал задумываться. Он не мог оставить Морганы и идти на поиски своего рыцарства и любви, не мог вернуться к дружбе с Лилиан, понимая, что у феи никого больше нет.
-Ты это получишь, — пообещала Моргана. – Но что еще?
-Мне этого хватит, — Ланселот дернул плечом, — я никогда не был так амбициозен, как ты.
-А что с той девушкой, что накинулась на тебя на турнире? – Моргана явно что-то просчитывала.
Вопрос Ланселоту не понравился:
-Её даже впутывать не смей, — с угрозой промолвил он. – Она мне как сестра. Мы росли вместе. Она мой друг.
-Хороша дружба, — Моргана расхохоталась и изобразила нанесение ударов Ланселоту, — хрясь-хрясь…
-Она мой друг, — уверенно повторил Ланселот, — и я не хочу, чтобы ты…
-Она все равно уже впуталась во все, что можно, — Моргана пощелкала пальцами, — Мелеагант! она явилась с его другом… может быть, она его полюбила?
-Лилиан разумна! – вспыхнул Ланселот. – она не станет любить того, кто рвется к власти и близок к опасности безумства. Он властолюбив, жаден до страсти и славы, он…
-Хорош собою, принц, — раздумывала Моргана, откровенно издеваясь.
-Я сейчас утоплю тебя в озере, — пообещал Ланселот, — угомонись и не впутывай ее!
-Ладно-ладно, — Моргана вдруг стала паинькой, и это напугало юношу. – Не буду.
-Это что, — напрягся он, — ты меня послушала?
-Да, друг мой, — Моргана расхохоталась и, пока Ланселот искал дар речи, она исхитрилась и шутливо столкнула его, не ожидавшего нападения, в воду…

Глава 11
-Ну что, водяной? – Моргана засмеялась, наблюдая за Ланселотом, и осторожно наклонилась над водой, касаясь глади озера.
-Я же вылезу! – Ланселот пытался быть угрожающим, но у него не получалось. Он редко видел улыбку на лице Морганы и слишком редко слышал ее смех, чтобы пытаться как-то препятствовать. Если издевательство над ним доставляло ей радость, пусть развлекается.
-Не утруждайся, — усмехнулась Моргана и, не раздеваясь, не снимая своего залатанного платья, скользнула в водную гладь, словно змея – стремительно и рвано в движении. Она побултыхалась в воде, привыкая к поверхности, а затем, загребая воду руками, поплыла…
-Сумасшедшая, — безобидно заявил Ланселот, проплывая рядом с нею. – Ты совершенно сумасшедшая.
-Ты меня боишься? – напрямик спросила фея, отфыркиваясь от воды. – Правда, боишься?
-А вот знаешь – совершенно не боюсь, — Ланселот поплыл к берегу, — зачем?
Моргана смотрела, как он плывет к берегу и пыталась понять, что чувствует в эту минуту и почему-то чем дольше она смотрела, тем сложнее было ей разобраться в своем восприятии. У нее не было друзей, не было близких людей столько лет. Она вынужденно скрывалась от Мерлина, от Пендрагона… Моргана бежала от самой себя, и бежала до тех пор, пока не влетела, в буквальном смысле, в полные неприятности, из которых ее вытащил случайный Ланселот.
-Я злая, — предупредила Моргана, принимая его руку, и выходя на берег. – Знаешь же.
-Знаю, — отозвался Ланселот, вытаскивая откуда-то с земли полотенце и протягивая его женщине. – Держи, с волос все течет, замерзнешь.
-Я тебе благодарна, — признала фея, вытирая волосы.
-Не так! – поправил Ланселот и сам вытер ей волосы, а полотенце оставил на плечах, аккуратно положил волосы поверх него, чтобы не намочить ей платья ещё больше, — вот. Так лучше, тебе нельзя болеть. Здесь холодные ветра.
-Нам с тобою придется расстаться на время, — Моргана села на траву, не замечая ни мокрых одежд, ни травы. – Придется, Ланселот!
-Как? – он с удивлением воззрился на нее. – Ты гонишь меня от себя? Почему?
-Я еду ко двору своего брата, знакомиться, — Моргана нехорошо усмехнулась, — я должна разобраться с ним. Я должна решить все свои кошмары.
-Я могу помочь, не гони, — Ланселот боялся, что едва он оставит ее, она сотворит что-то совершенно безумное, чего он не сумеет изменить и чему не сумеет помешать.
-Правда, хочешь помочь? – Моргана искоса взглянула на него. – Потому что я женщина?
-Потому что ты мой друг, — Ланселот сел рядом с нею. – Ты мой друг, Моргана! я хочу помочь тебе.
-И если я скажу тебе, что нужно замарать руки? – спросила она так быстро, словно ожидала его реакции, но Ланселот не был искушен в интригах и потому не понял этого ее вкрадчивого тона.
-Да, — кивнул он.
-И если я скажу, что нужно интриговать, лгать и предавать? – вопрос был роковым.
-Ты мой друг, — твердо заявил Ланселот. – Я могу не одобрять твоих деяний, но один на один скажу тебе об этом. Для других я стану твоим защитником, чтобы ты не натворила.
Моргана со странным выражением взглянула на него и отвернулась, изучая изумрудную траву под собою, а на деле – пряча выступившие слезы.
***
-Он будет жить? – Гвиневра дернулась к Лилиан, не взирая, первый раз в жизни, на строгость отца, стоявшего рядом и хранившего скорбное молчание.
-Не лезьте! – со злостью, смешанной и происходившей, по большей части, от ревности, — приказала Лилиан. Кармелида она не боялась. Он хоть и сверлил ее взглядом, полным недоверия и презрительно фыркал, но мешать не пытался.
Мерлин же смотрел за исцеляющими действиями Лилиан с нескрываемым интересом.
-Это поразительное умение! – признал Мерлин, когда Лилиан мастерски растолкала в ступке корни, и от них повалил желтоватый дым. – Леди может гордиться своей ученицей.
-Доспехи ему снимите, — устало промолвила Лилиан, не глядя на Мерлина, — я что, поверх железа его бинтовать буду?
Ей подчинились. С Артура стащили доспехи и Лилиан, преодолевая отвращение к победителю, принялась с должным усердием залечивать его рану. Она намазала рану мазью, пропитала ее полностью и зашла за края раны, обмазывая еще кожу вокруг, и накрыла поверх чистой тканью, а затем перевязала…
Артур застонал, видимо, Лилиан стянула его кожу слишком сильно. Гвиневра всхлипнула – тоненько и тихо, и Лилиан с раздражением обернулась к ней:
-Можно не мешать?
-Я…в раю… — простонал Артур едва различимо.
-Обойдешься! – со злостью отозвалась Лилиан и проверила плотность повязки. – Всё сделала, что могу. Теперь мне пора.
-Куда? – напрягся Кармелид. – К нашему врагу?
-К моему повелителю, — поправила Лилиан. Мелеагант не был ей повелителем, но сейчас она была готова уязвить кого угодно и как угодно, лишь бы уязвить, лишь бы не позволить ему задеть Мелеаганта.
-Перебежчиков мы казним! – рявкнул Кармелид.
-Рот закрой, Леодоган, — попросил Мерлин, — Мелеаганту передай, чтобы мириться приезжал в Камелот. И Моргану пусть возьмет. Пора королю Артуру познакомиться со своей сестрой.
-Передам, — мрачно пообещала Лилиан, не глядя на друида. – Хотя, мой повелитель не связан с Морганой.
-Конечно, — засмеялся Мерлин, — конечно-конечно…
Артур снова застонал, прерывая их слабую перепалку.
-Что с ним? – Гвиневра бросилась к постели пострадавшего и упала на колени, складывая в молитвенном жесте руки. Кармелид дернулся было, но махнул рукой, в его глазах пробежал смутно-знакомый Лилиан огонек.
-Видишь ли, дорогая, — тоном, полным ласкового презрения объявила Лилиан, — у него рана. В боку. От меча. От меча настоящего рыцаря.
-Вы самая красивая…- прошептал Артур едва слышно, он увидел Гвиневру, открыв глаза. Она была первой, кого он увидел, пробудившись.
-А…- мрачно кивнула Лилиан, — только очнулся, а уже…ладно. Лошадь найдется?
-Передай Мелеаганту, что если он еще раз явится в мои земли, я предам его смерти! – вставил свое слово Леодоган Кармелид.
Лилиан взглянула на него с жалостью и с трудом сдержалась от грубого смешка. Вместо нее ответил Мерлин:
-Предавай, только король будет занят. У наших ворот саксы. Деточка…Лилиан, верно?
Лилиан перевела взгляд на друида и кивнула с удивлением:
-Да, верно.
-Передашь ему мое письмо?
-И слова, и письмо, — Лилиан усмехнулась, — не много ли чести для бедной служанки?
***
-Она тебе не пара! – Мерлин пытался донести одну простую мысль до непростого короля и терпел поражение. На всякий случай, чтобы убедиться, что говорить на нужном языке, Мерлин обругал ни в чем неповинного рыцаря, попавшегося под руку, и по перепуганному виду его понял, что проблема не в языке. – Она предназначена для другого мужчины.
-Я люблю ее, и она станет моей женой! – с юношеским запалом возразил Артур и откинулся на спинку ложа кареты.
Они возвращались в Камелот от герцогства Кармелида и говорили о Гвиневре – дочери Леодогана. Только слепец не заметил бы, как смотрел на нее Артур, вернувшись из мира бессознательного, излечившись кое-как, чтобы можно было доехать до родного уже Камелота. И только тот, кто глух, не услышал бы обещания Артура и его клятвы обалдевшей от счастья дочери Леодогана.
-Вы станете моей женой? – спросил Артур, робея, отринув разом все то королевское, что пытался найти в нем Мерлин. Осталось только заикаться от волнения начать.
Гвиневра, пораженная доблестью короля, изгнавшего того, кого она боялась, того, кто жег её землю, сраженная его вниманием, обходительностью и неловким расположением в мантии короля, первый раз в жизни ответила, не взглянув на отца:
-Да.
И осознала. Зарделась, страшно перепугалась, обернулась к отцу, ожидая ругани. Но тот сиял едва ли меньше, чем она, искренне радуясь за свою дочь, освобождение ее и любовь.
Герцог, как и его дочь, перепутали благодарность и внезапную симпатию с настоящей любовью, но первый в принципе не знал чувства любви в той мере, чтобы не облекать ее в тиранию, а вторая была слишком юна, напугана и жаждала вырваться, спастись. Артур смутил ее мир, он показал ей что-то совершенно новое, и она готова была броситься следом за ним. Происходящее напоминало сказку, сказку, в которую Гвиневра боялась поверить. Артур пообещал ей, что будет ждать ее приезда в замок, и сразу же женится на ней…
Как просто складывалась судьба! Леодоган расщедрился на пир – он торжествовал! Он видел, что Артур неопытен и уже видел не только свою дочь королевою Камелота , но и себя политическим наставником короля. Это пьянило, это кружило голову так, что он позволил Гвиневре в этот вечер есть все, что она пожелает, и пообещал даже лично собрать ей приданое и заказать самое роскошное платье, расшитое золотой нитью.
-Это, конечно, удар по казне нашего дома, но для твоего счастья…- Леодоган уже понимал, что его жизнь складывалась как нельзя лучше. он не сомневался, что такое мотовство теперь позволительно, ведь Артур серьезно готов был жениться на его дочери и это было лучшим исходом!
-Молись со мною, няня! – Гвиневра бросилась в свои покои, едва усидев до конца пира, она сама встала на колени, осенила себя.
Агата выполнила просьбу своей любимицы и встала на колени рядом с нею, беззвучно плача и повторяя:
-Господи, благослови ей брак! Господи, сделай ее счастливой…
-Молись со мною, — шептала Гвиневра, в исступлении и сама молилась, совершенно путаясь в словах молитв – так бешено стучало сердце. – Милый бог, пожалуйста, помоги мне не разонравится моему возлюбленному, помоги мне не наскучить ему, помоги мне счастливо добраться до любви своей, благослови…
-Благослови, благослови это дитя, — Агата обнимала Гвиневру так, как могла бы обнимать родную дочь.
-Папа сказал, что ты поедешь со мной, если захочешь, — осторожно заметила Гвиневра, вдруг почувствовав, как на смену возбуждению пришел страх. она представила себе королевский замок, его уклад и много новых лиц…
Она ведь никого не знает. Она совсем одна.
Кармелид рассчитал это. Он собирался вести дочь со свитой к королю, но не желал оставлять ее совсем одну. Кормилица, которая без Гвиневры лично ему была не нужна, была идеальным вариантом для дочери.
-Дитя моё! – Агата задохнулась от переизбытка чувств, — куда же я от тебя, госпожа!
А вот Мерлин в восторге не был. Друид знал немного больше, чем позволял себе рассказывать и видел помимо расхождения дорог Гвиневры и Артура в скором времени, как минимум, еще одну причину, по которой не стоило брать дочь Леодогана в жены. Причина эта крылась не в ее прошлом женихе – Мелеаганте, а в отце. Леодоган явно полезет в совет, в правление и во все подряд…
-Прекрати, — устало поморщился Артур и коснулся рукой перевязанной раны на боку, — болит, зараза.
-Тебя спасла целительница принца де Горра, — как бы между прочим заметил Мерлин.
-Да, Гвиневра говорила, что это славная девушка. А Мелеагант благородный рыцарь, я это чувствовал. – Артур прикрыл глаза, примиряясь с болью. – Боже!
-Она тебе не пара, она создана для другого человека. В тебе она видит обманное чувство, подумай…
Но договорить Мерлину не удалось. Артур внезапно разъярился, и ярость родного отца проступила в нем, вгоняя Мерлина в памятную дрожь:
-Она моя жена! Я так решил. Она станет моей. Я уже считаю ее своей. Все кончено, Мерлин, перестань. Не хочешь расстраивать меня, расскажи мне лучше о моей сестре.
-О Моргане? – Мерлин с трудом удержался от самого мрачного изумления. – Я же говорил, что она у тебя есть и…
-Что придет, и будет мстить, но если я буду мудрым, я сделаю ее своим союзником, — равнодушно закончил Артур. – А, и еще то, что мы с нею связаны, что ты не видишь ее дороги без меня, но видишь, что дальше наши жизни идут вместе до конца моих дней и переплетаются. Мерлин, я о другом!
-О чем тогда? – теперь друид всерьез растерялся. Ему не нравились расспросы о Моргане. Каждый вопрос о ней возвращал Мерлина в его собственный грех, и нельзя было укрыться.
-Когда она придет? – прямо спросил Артур.
Кей, спавший рядом с Артуром на большом сидении и не участвующий прежде в разговоре, потянулся и зафыркал во сне, а затем как бы случайно, в полусне, попытался пихнуть Мерлина в ногу, но не достал, просчитался и, потеряв равновесие, упал с сидения под ноги молочному брату.
-Кей! – в один голос воскликнули Мерлин и Артур. Артур отозвался с раздражением. С тех пор, ка кон стал королем, он пытался заботиться о молочном брате, который всегда делил с ним все, и отец которого дал приют самому Артуру, но необходимо было признать: юродивый братец для короля – большая беда. Как воспринимать Артура серьезно, если у ног его постоянно крутится полубезумный шут в растрепанных и вечно грязных одеяниях, распевающий оскорбительные памфлеты?
Наверное, поэтому новоставленный король так хотел познакомиться с кровной, пусть и по одной лишь линии, сестрой. Та была старше, по словам Мерлина и других, умнее, коварнее… блестящая благодетель вырисовывалась в его мыслях – вернуть изгнанной, несчастной сестре титулы, землю, дать ей любовь и заботу, чтобы показать себя милосердным, а взамен получить поддержку. Придется с нею, конечно, сразиться, чтобы отвернуть ее от мести, но Артур верил, что сможет это сделать.
-Трень-брень, карету трясет! – обиженно сообщил Кей и попытался снова залезть на сидение, перепачкав при этом светлую мантию Мерлина своими сапогами.
-Итак, когда придет ко мне Моргана? – повторил Артур, взглянув на молочного брата со смешанным чувством жалости и раздражения. – Когда, Мерлин?
-Не терпится встретиться? – усмехнулся друид, — не знаю, Артур, но вижу, что скоро. Только ты должен знать, что она придет с местью…
-Ты говорил! – напомнил король. – Это ничего, она мне родна по крови, я справлюсь с нею. Я все ей объясню.
-Слова не все могут объяснить, — мрачно заметил Мерлин, кутаясь в свою мантию плотнее – ветер поднимался сильный. – Слова не все решают, Артур.
-Расскажи, что ты знаешь о ней, — попросил Артур, снова хватаясь за уколовшую болью рану. – Ох…что слышал, что узнавал. Расскажи.
-Ну, — Мерлин задумался, незаметно показал Кею язык, от чего тот захлопал глазами, и начал: — Она, говорят, много учится, знает несколько языков, владеет некоторыми магическими силами. Скиталась всю жизнь, много неприятелей нажила…
-Бедная, — прокомментировал Кей, и скорчил рожицу.
Мерлин скорчил рожицу в ответ и продолжил:
-Она была невинным ангелом, Артур! Была, да. Но моя трусость и слепая страсть Утера сделали из невинного ангела жертву, а из жертвы мир уже построил перепуганного, но очень опасного зверя. Ей все время кажется, что ее преследуют, что она… Почему ты спрашиваешь, Артур?
-Я хочу помочь ей, — ответил он, не задумываясь. – Мне очень хочется наделить ее силой и счастьем. Я верну ей титулы, земли, найду ей мужа…
-И на этом пункте она тебя отравит, — усмехнулся Мерлин. – Моргана не выстроит счастливой семьи, не стоит. Да и она сама разберется, кого ей любить. Знаешь, если ты хочешь быстрее с ней сблизиться, то введи ее в совет.
-Бабу? В совет? – охнул перепуганный Кей и поднялся на полусогнутых руках, глядя на Мерлина, — ты, друид-ка не шути так с рыцарем!
-Сядь! – презрительно бросил Артур и Кей покорился. – Объясни, Мерлин.
-Во-первых, тебе нужны союзники, а она умна, коварна, хороша в бою, как говорят, дипломатична, образована. Во-вторых, у вас с ней будет общее поле деятельности, а это сближает всех. в-третьих, она может строить интриги против тебя, но она не станет строить интриги против своего же народа.
-Мои рыцари не поймут этого, — Артур покачал головой, — хорошая идея, но…
-Ты же король, — напомнил Мерлин. – Женщины уже не раз доказывали в истории, что могут быть не только хранительницами очага, но и советницами, правительницами. Поверь, если ты хочешь жениться на Гвиневре, ты должен учесть это обстоятельство.
-Какое? – не понял король.
-У тебя будет жена и только. Она не станет вмешиваться в дела королевства, будет сидеть в своей башне, да гулять по саду. Тебе нужна союзница, взгляд на другую сторону, а коварство Морганы и ее ум тебе помогут. К тому же, так ты собьешь ее с толку. Она придет, готовая крушить, готовая уничтожить тебя, поразить тем фактом, что она вообще есть на свете, а тут ты… во-первых, знаешь про ее существование и уже готов к ее мести, а во-вторых, сразу предложишь ей дело и она растеряется, что-то пойдет не по ее плану.
-Ничего уже не пойдет по плану, но верить я не устану, что в мире есть добро…- гнусаво пропел Кей, и Артур тяжело вздохнул:
-Давай, Мерлин. Будет по-твоему.
-А может, и жену другую поищешь? – неосмотрительно предложил друид, — все-таки…
-Всё-таки ты, друид, не можешь понять, что я уже решил этот вопрос, — в тон ему ответил Артур. – Я женюсь на Гвиневре – дочери Леодогана Кармелида.
***
-Не думал, что ты вернешься, — честно сказал Мелеагант вместо приветствия, когда Лея ввела ее в залу.
-Почему? Вы же дозволили мне вернуться, — Лилиан искренне изумилась и отметила про себя, что бледность Мелеаганта почти мертвенная.
-Люди предпочитают идти к победителям, держаться дальше от побежденных, — Мелеагант зло и яростно тряхнул волосами и Лилиан захотелось сразу же и ударить его чем-нибудь нетяжелым, и обнять так крепко, как позволили бы это ей собственные силы – так он раздражал ее в эту минуту и такое вызывал чувство смешения с жалостью…
Как он мог подумать, что она, Лилиан, останется в герцогстве Кармелида, у этого злого, отвратительного, грубого герцога? Как он мог подумать, что победы и поражения Мелеаганта вообще волнуют ее? она терялась в его взгляде, а не в количестве сраженных им рыцарей!
Всё это, видимо, отразилось на ее лице, проскользнуло в глазах, и Мелеагант без труда увидел это, усмехнулся, примиряюще:
-Не злись, госпожа целитель, у нас тут такие шутки…
-Шутки, — буркнул откуда-то из угла Уриен и вышел на свет Лилиан, по-прежнему не глядя еще на Лею. – Шутки! А то, что есть вещи важнее, как дружба, верность, присяга – это он не замечает!
-Разве можно дорожить присягой, верностью и дружбой того, кто проиграл? – Мелеагант удивился по-настоящему, и это такой острой болью резануло душу, что Лилиан не выдержала и спросила:
-У вас что, мой принц, было тяжелое детство?
«мой принц» — сорвалось с губ раньше, чем она успела подумать. Это было полным провалом, по факту – признанием собственной клетки против излюбленной свободы.
Мелеагант поперхнулся словами и даже поднялся с места, потеряв контроль над своими эмоциями, Уриен и Лея синхронно отступили назад, боясь гнева принца.
-Где же тебя взяли-то такую? – как бы вслух размышлял Мелеагант, кажется, впервые замечая в Лилиан то, чего не видел прежде.
-В лесах графа Мори, — Лилиан не отвела взгляда. Ей было плевать, что он там прочтет ее чувства, неприкрытость ее души была перед ним как на ладони, но она доверилась ему, вложила душу свою, отдала нечто более важное, чем сама жизнь.
-Честное слово, сама завелась! – означенный граф Мори предпочел разрядить обстановку шуткой и это помогло. Мелеагант усмехнулся и кивнул ей, сел в свое кресло:
-Госпожа целитель, я оценил! Рад тому, что ты снова в моих землях.
Лилиан склонила голову…
-Лея, проводи гостью, — распорядился Мелеагант, желая оставить себе компанию в виде Уриена на личный разговор, но его планы разрушило появление слуги.
Он вбежал – задыхающийся, торопливый, изумленный.
-Пожар, смерть, наводнение? – предположил Мелеагант, даже не одарив его должным вниманием, полагая, что катастрофа для земель его слишком частое явление, чтобы реагировать остро каждый раз.
-Моргана! – слуга выдохнул. – Моргана прибыла с Ланселотом. Велела доложить о себе.
-Моргана! – Уриен заметался по комнате, готовый броситься к ней и в то же время не находя в себе сил сделать это.
Он не заметил даже того взгляда, которым его движения встретила Лея.
-С Ланселотом? – переспросила изумленная Лилиан.
-Сама прибыла, — Мелеагант кивнул кому-то и Лилиан обернулась, чтобы нос к носу встретить Моргану и робкого Ланселота рядом с нею.
-Прибыла! – весело откликнулась фея. – У меня разговор к тебе, Мелеагант, но лишь к тебе. Ох, перестань, убить меня всегда недолго. Как насчет аудиенции без травмирования детишек, графов и целительниц?

Глава 12
-Что? – в один голос произнесли Уриен и Лилиан, но даже не заметили этого обстоятельства.
-Да как ты…- начала было Лилиан, но прикусила язык, вспомнив неожиданно, что хозяин в этом замке Мелеагант и ему принадлежит решать «как она…».
Однако нужно было вкручиваться, и Лилиан, призвав на помощь все свое актерское мастерство, закончила с нарочитой беззаботностью:
-Хорошо выглядишь!
Моргана не была глупа и потому, конечно, поняла реакцию Лилиан, но не стала отвечать ей, даже не удостоила взглядом, лишь уголок ее губ дрогнул в усмешке.
-Мелеагант…- обратился к своему другу Уриен. На его лице была написана мучительная борьба – женщина, которую он полюбил, и друг – казалось, они на разных сторонах, и приходилось выбирать, и граф выбрал, — Мелеагант, эта женщина не имеет права выгонять твоих гостей.
-Верно, — Мелеагант кивнул, он, на удивление, не выглядел разозленным или же ожесточенным, на его лице появилась какая-то лукавая улыбка, — но я такое право имею. Я не выгоняю вас, я прошу лишь подождать, пока я выслушаю нашу гостью.
Лилиан прожгла Ланселота взглядом, но тот лишь виновато развел руками. Моргана же, не глядя, напомнила:
-Ланселот, тоже выйди. Тебе не к чему знать то, что я сейчас скажу.
Лея, Лилиан, Уриен и Ланселот вышли в гробовом молчании, одинаково униженные и мрачные. Закрылась за ними сама собою дверь, и они оказались в каменном коридоре, не зная каждый, как и о чем заговорить.
Ситуация спасла умница-Лея, уже ученая в придворных делах и усвоившая то, что при любом раскладе нужно уметь сохранять лицо. Она плавно указала в открытую залу напротив той, что они вынужденно оставили, и пригласила пройти и подождать там.
Здесь было куда теснее, но можно было разместиться с удобством. Полное отсутствие любых столов – лишь подставки на гнутых ножках, да разного рода кресла, скамьи, кушетки.
Здесь терпение Лилиан кончилось. Она пихнула Ланселота в бок и потребовала:
-Рассказывай!
-Я бы и рад, — честно отозвался юноша, — но ты смотришь на самого неосведомленного человека. Я знаю, пожалуй, не больше твоего.
-Но ты же с нею! – ревность колыхнулась змеей в Уриене, ему хотелось отплатить как-то за вынужденное оставление Мелеаганта один на один с Морганой, и он искал жертву.
-Что? – вежливо уточнил Ланселот, взглянув на графа Мори.
-Ты зачем-то с нею путешествуешь же! Ездишь…- Уриен круто повернулся к нему и едва не упал, наткнувшись на маленькую скамеечку для ног, которой еще минуту назад не было бы на пути графа, подсунутую втихомолку Леей, уже усевшейся в одно из свободных кресел.
Граф выругался и отшвырнул скамью в сторону.
-Я путешествую с ней, чтобы ее не сожгли по пути, — Ланселота не напугала ярость и резкость Уриена. Еще бы, попутешествовав с Морганой, он уже привык ко многому.
-И как ты поможешь? – испугалась Лилиан, представив, как Ланселот один на один дерется с десятком врагом Морганы, взявшим их в кольцо…боже, этого еще не хватало!
-Самоконтроль, — фыркнул Ланселот и сел, не дожидаясь, пока сядет Уриен, на скамью. – Серьезно, Лилиан, я держусь рядом с нею, потому что ей нужна защита от мелких врагов…и от самой себя. А еще ей понадобится моя помощь.
-Какая? – в один голос воскликнули Уриен и Лилиан, оба озадаченные и даже немного перепуганные.
-Какая помощь ей понадобится от тебя? – повторила Лилиан, — Ланселот, я…
-Я не знаю, — серьезно отозвался он, — но обещал помочь и не уступлю.
-Замечательно! – не удержалась от саркастического возгласа молчавшая до сих пор Лея. – Он не знает, что ей понадобится, но уже пообещал помочь.
-Ну, она же мой друг, — Ланселот взглянул на Лею как на сумасшедшую. – Разумеется, я не имею права ей отказать.
-Я тоже твой друг! – Лилиан нахмурилась, — но я не хочу, чтобы ты помогал Моргане, забыв о себе. Вообще, если честно, не хочу, чтобы ты с нею работал или имел что-то общее.
-Замечу, что Моргана ничего против тебя не имеет, — не сдался Ланселот. – Лилиан, я не твой сын и ты не имеешь права мне указывать на этот счет. Я понимаю твое беспокойство…
С Лилиан сделалось что-то совершенно неожиданное. Она мелко задрожала, закрыла лицо руками, пряча подступающие к глазам слезы и глухим, словно бы чужим голосом произнесла:
-Я просто хочу назад… в то время, когда у Ланселота не было от меня секретов, и он приносил мне ромашки, сорванные с клумбы нашей приемной матери.
-Лилиан! – Лея бросилась к ней, пытаясь не то утешить, не то поддержать и по пути метнула в сторону Уриена грозный взгляд. Уриен всерьез озадачился вопросом, почему он все время чувствует себя виноватым за все, а Ланселот поднялся спокойно со своего места…
Подошел к Лилиан, мягко отодвинул Лею в сторону и легонько тронул целительницу за локоть, призывая взглянуть…
Она медленно отвела руки от лица и увидела перед собою, в руках Ланселота небольшой букетик полевых ромашек. Прошлое вернулось на мгновение, обрушилось потоком незыблемого и странно рванулось в груди.
Лилиан бережно приняла из рук Ланселота этот самый дорогой букетик и улыбнулась, не скрывая уже прозрачных и чистых своих слез.
-Я, наверное, поторопилась…- Лея метнула еще один взгляд в сторону Уриена, и тот окончательно перестал понимать что-либо, просто встретил ее взор и никак не отреагировал.
-Ты, по-прежнему, мой друг, — Ланселот заставил Лилиан сесть в кресло, — ничего не поменялось. Но по поводу тайн… моя дорогая, разве у тебя их нет? Разве ты не таишься сама? Я идел, как ты росла на моих глазах…
Уриен нервно хмыкнул, бросил быстрый взгляд на Лею, та сделала вид, что не заметила.
-Как ты менялась и мыслями, и обликом. Я чувствую тебя своей сестрой и…
-Замолчи! – не выдержал Уриен и резко поднялся с места, вышел в коридор, делая вид, что внимательно изучает закрытую дверь, из-за которой не доносилось и звука. Он пытался унять внутреннюю агонию мыслей.
Лею страшно заинтересовал пейзаж за окном, и она отвернулась, украдкой смаргивая слезы.
-Что за черт? – шепотом, чтобы слышала только Лилиан, спросил Ланселот, растерявшись от такой реакции.
-Не обращай внимания, здесь своя атмосфера, — быстро и тихо, почти не разжимая губ, ответила Лилиан и прижала к груди букетик ромашек, странно и мягко улыбаясь своим мыслям…
Ждать открытия дверей пришлось еще долго. Лилиан чувствовала всё больше, что она не к месту, но Уриен так умоляюще на нее посмотрел, когда она, было, поднялась с места, что неведомая сила тотчас усадила целительницу обратно. Лея периодически уносилась по своим делам, контролируя то одно, то другое по мелким бытовым вопросам жизни замка.
-Твою постель, — задыхаясь, вбежала Лея как-то после отлучки, обращаясь к Лилиан, — заменили на настоящую шелковую.
-А? – целительница оторвалась от неторопливой и неспешной беседы с Уриеном и Ланселотом и с недоумением взглянула на Лею, — зачем? То есть, спасибо, но…
-Приказ, — коротко отозвалась Лея, кивком головы указав на дверь, за которой все еще совещались Моргана и Мелеагант и унеслась по коридору куда-то дальше.
-Как думаете, — продолжил оборванную беседу Ланселот, — она предложит ему захватить Камелот?
-Может, — уверенно заявила Лилиан, готовая к любому подлому поступку и заявлению от Морганы.
-Мне кажется, ее цель идет дальше, — возразил Уриен, — зачем ей-то Камелот? Артур объявился – она может идти к его двору и требовать, пытать, убивать – ей не нужна помощь Мелеаганта.
-Но кого-то же надо посадить на престол после Артура! – не согласился ланселот, — да и ваш расчудесный Мелеагант не откажется от Камелота, он уже считает его своим.
-Так, рыцарь недоделанный, — взъярился Уриен, — ты в его замке, в его землях!
-А что, я не прав? – Ланселот снова не испугался и у Лилиан скользнула мысль, что Ланселот-то совсем изменился.
Граф Мори замолчал, пойманный в ловушку. Отрицать жажду получения Камелота Мелеагантом было также глупо, как и считать, что бастард, необученный, неуклюжий, служивший оруженосцем у юродивого рыцаря, будет хорошим королем.
-Прекратите, — попросила Лилиан. – Может быть, она хочет добраться до Грааля? Утер Пендрагон бредил Чашей, он отправил, говорят, рыцарей десять на поиски его и все сгинули.
-Шестьдесят три, — пробормотал Уриен, думая о чем-то своем.
-Что? – не поняла Лилиан.
Уриен взглянул на нее:
-Шестьдесят три рыцаря отпраил Утер Пендрагон на поиски Грааля. Пятьдесят девять из них не нашли, четверых обнаружили мертвыми.
-Моргана не верит в существование Грааля, — Ланселот пожал плечами, — если честно, не скажу, что могу ее за это осуждать, но…
-Вот сам бы и ехал, — Лилиан шокировано смотрела на графа, — шестьдесят три человека! И как ему спалось-то после этого?
-Нормально ему спалось! – заверил холодный женский голос от порога и все трое вздрогнули, перед тем как обернуться на него.
На пороге стояла Моргана – бледная, она держалась за дверной проем, чтобы не упасть, но лицо ее торжествовало мрачным сиянием чего-то грядущего.
Рядом с нею стоял Мелеагант – его лицо выражало затаенную возвышенность и решимость. Он явно был готов действовать, теперь, казалось, он точно знал, как и что делать, и это знание освещало его изнутри, странно и жутко возвышало.
-Вы уж простите, что мы подслушали, — Моргана блеснула глазами в сторону Лилиан, — но не удержались.
Лилиан не ответила, осталась сидеть в кресле. Уриен поднялся навстречу и всмотрелся в Мелеаганта, пытаясь угадать, к чему готовиться, а в том, что готовиться нужно, он даже не сомневался.
-Позвольте вам представить…- заговорил Мелеагант, и голос его прорвался насмешкой предстоящего и уже решенного, — Уриен, отойди, будь добр, я не вижу лица нашей дорогой целительницы!
Лилиан, услышав о себе, покраснела также стремительно, как Уриен отскочил в сторону, едва не упав, споткнувшись об очередную скамеечку.
-Позвольте вам представить вашу союзницу – фею Моргану, — возвестил принц де Горр. – Мы поговорили и решили, что можем еще прийти к соглашению.
«Это что, шутка?» — едва не сорвалось с языка Лилиан, но она закусила губу до крови, чтобы болью отрезвить себя. Мысли не укладывались у нее в голове. Она металась внутренним чувством своим, пытаясь понять, почему сначала ее Ланселот, а затем и ее Мелеагант…
ЕЁ Мелеагант?
Лилиан запылала изнутри, понимая для себя кое-что, чего больше всего боялась признать открыто и выдавала она этим свою же душу. Пытаясь скрыть свои чувства, она стала читаема, словно книга, и Моргана без труда прочла у нее в душе несказанные строки, которым Лилиан сопротивлялась. Их мог бы прочесть и Мелеагант, но он и подумать не мог о том, что будь он внимательней к себе самому и не таил бы и своей души, узнал бы сейчас очень многое…
-У нас общее дело, надеюсь, — продолжал Мелеагант, расхаживая по зале, и не натыкаясь ни на один из стульев, но, даже не замечая их на пути. – Я верю в то, что у меня преданные люди, Лилиан, ты, дорогая моя, не давала мне присяги, конечно, и вообще – личность свободная, но…нам кое-что понадобится от тебя, и сейчас последний шанс уйти.
Лилиан не двинулась с места. Она недобро смотрела на Моргану, но была готова следовать за Мелеагантом. К тому же – здесь был и Ланселот.
-Отлично, — Мелеагант верно расценил ее покой. – Ланселот, Уриен, лилиан – вы нам все понадобитесь… нет, не только вы, конечно, но вы в первую очередь.
-Но какая у нас цель? – спросил Уриен, — кроме того, что мы возвращаем по праву твой Камелот?
Мелеагант переглянулся с Морганой, она улыбнулась и кивнула. Принц обернулся к своей компании соратников и, выдержав паузу, раздумывая, наконец, ответил:
-Наша цель делится на этапы. Этап первый – мы отомстим за Моргану, за унижение моих земель, и меня Мерлину, и частично из этого выходит второй наш шаг – возвращение Камелота тому, кто победил в честном бою… для тех, кто забыл – это я.
-А есть третий шаг? – не выдержал Ланселот.
-Падение Артура – это плата Мерлину, возвращение Камелота – это закон, а третий шаг – он последний… — Мелеагант не отреагировал должным образом на выскочившего Ланселота, — он состоит в чтобы раз и навсегда избавить земли бриттов и народ от завоеваний, войн и крови!
Ланселот восхищенно выдохнул – его прельщала мысль сделаться, наконец, рыцарем, и если вдруг грядет война, а она, судя по всему, подходила к его судьбе, значит, он подходил к своей мечте все ближе. Теперь все зависело лишь от его храбрости и преданности Мелеаганту, как правителю, как тому, кто…
-Но сначала нужно проникнуть в Камелот, — Моргана словно чувствовала его мысли. – Я приду ко двору Артура и прилюдно расскажу ему, кто я. Уриен – ты сопроводишь меня!
-Да! – Уриен просиял, но под насмешливым взглядом Мелеаганта смутился, — сопровожу.
-А почему не я? – возмутился Ланселот, — мы же договорились, что ты не…
-Если я заявлюсь в компании двух рыцарей, это будет странно, — заметила Моргана. – так я появлюсь с Уриеном и…
-С Леей, — подсказал Мелеагант, — не смотри на Лилиан, я ее не пущу с тобою. И ты, Уриен, не бурно радуйся – тебе придется остаться при Артуре…
-Что? – Уриен поперхнулся радостью, и восторг медленно оставил его лицо. – Как это?
-Информация, — коротко бросил принц, — ты будешь служить ему.
-Я не расстанусь со своей честью! – вспылил Уриен. – Никогда и ни за что! Я присягал твоему дому.
-И мой дом, в моем лице, просит тебя сыграть в эту игру, — мягко согласился Мелеагант. – Я понимаю, что это неприятно, что это подло и бесчестно по отношению к тебе, но больше вариантов я не вижу.
-Я бы мог, — предложил Ланселот, выходя вперед, — мне это тоже подло и неприятно, но Уриен рыцарь. А я еще нет, мой грех меньше.
-Грех всегда одинаков! – Лилиан не выдержала. – Ланселот, нет!
-У тебя свое задание, — поддержала Моргана. – Уриен?
-Сдаюсь, — он мрачно кивнул, — хоть в жерло вулкана, хоть в глубокие льды…
-Не забудь, кому служишь на деле, — Мелеагант хлопнул друга по плечу.
-Оскорбляешь еще, да? — Уриен кивнул, принимая горечь. – Ага, вот, как и складывается жизнь рода Мори!
-Тьфу на тебя, — не выдержала уже Моргана, — потерпишь! Ланселот, ты появишься при дворе Артура, когда я тебя извещу.
-А моя роль в чем? – Ланселот уже не ждал ничего хорошего. – Тоже шпионить?
-Ты станешь рыцарем, — Моргана щелкнула пальцами, — и будешь служить Артуру и его жене Гвиневре… потом же – ты пойдешь за Граалем.
-Стоп, ты же не веришь в Грааль? – Лилиан отвела с усилием взгляд от Ланселота и взглянула на фею.
-Сдал меня? – усмехнулась она.
-Не важно, верит она или нет, — в разговор влез Мелеагант, — важно, чтобы Артур поверил в Грааль. Важно, чтобы он отправил Ланселота за ним.
-На кой черт? – Уриен не понимал. – Я понимаю, что я должен шпионить, Лея, очевидно, тоже, но вот эти пляски с чашей? Они к чему?
-Не все нужно знать полностью, вы все поймете, — спокойно заверил Мелеагант. – Всё, что нужно вам – сыграть верно, как я прошу вас, мои дорогие друзья. Мы спасем Камелот и народ бриттов.
-Но если мы будем знать больше, мы сможем сработать лучше! – Лилиан не нравилось происходящее.
-Там есть Мерлин, — Моргана вмиг стала серьезной, — если он раскусит одного из вас, — он вычислит весь наш план. А так- вы лишь цепочки и что творится – знаете лишь за себя.
-Резонно, — Лилиан хмыкнула, — а если ты, Моргана, попадешь в руки Мерлину?
Нет, Лилиан не сомневалась, что Моргана выстоит или помучает друида, даже если тот и раскусит ее, и, более того, она жалела о том, что не увидит их противостояния, но нужно было сказать Моргане что-нибудь резкое и язвительное, хоть бы и из вредности!
-Так даже я всего не знаю, — Моргана торжествующе развела руками и внезапно захохотала.
Лилиан мрачно посмотрела на фею и поняла, что, не уйдя из комнаты вовремя, она получила не только возможность сблизиться с Мелеагантом, но и совершенно точную головную боль для себя. Ничего хорошего целительница уже не ждала, и потому ее голос прозвучал особенно обреченно:
-А что нужно от меня?
-Зелье, — Моргана опустила голову, изображая полную покорность слову Лилиан. – Мне нужно будет усыпить Гвиневру на время, да и в целом, мне понадобится что-то, что может погрузить человека в сон.
-А почему ты сама не сваришь? – Лилиан даже не скрывала своего подозрения. – Это одно из простейших…
-Нужно рассчитать дозу. Да и в состав входит омела…
Странное дело, но Моргана…смутилась? Кто же знал, что эту фурию еще можно сконфузить? Забавный опыт.
-Омела? – тупо переспросил Уриен, который в цветах разбирался примерно также, как и Лилиан в оружии.
-Да, — раздраженно, срывая своё смущение на нем, отозвалась Моргана, — та омела, которая покровительствует друидам и целителям, та омела, которая на языке цветов означает «Поцелуй меня!», та омела, что…
-Это предложение? – Уриен перебрался к Моргане поближе. Идея провести с ней в замке Артура время, шпионя, и предавая, внезапно переставала казаться такой уж ужасной, ведь рано или поздно, но она сдастся ему.
-Это… что? – Моргана будто бы впервые заметила Уриена. – С тобой все в порядке? Лилиан, так что? Ты сможешь рассчитать дозу так, чтобы желательно, она не умерла. Нет, мне-то почти все равно, но она не виновата в наших разборках.
-Сделаю, — чужим голосом отозвалась Лилиан.
-Вы хотели видеть меня, мой принц? – в комнату вбежала задыхающаяся Лея, карманы ее одеяния забавно топорщились под тяжестью каких-то предметов.
-Да, Лея, — Мелеагант приветливо кивнул служанке. – Ты сопроводишь Моргану вместе с графом Уриеном в земли Артура-бастарда и останешься с нею при дворе.
-Ты станешь другом жене этого бастарда, Гвиневре, — продолжила Моргана.
-И докладывать о каждом ее шаге? – предположила искушенная в жизни двора Лея, — верно?
-Хоть кто-то здесь мыслит, — Мелеагант улыбнулся, кивнул, — да, Лея.
-Я согласна, — Лея метнула короткий взгляд на Уриена, тот упорно смотрел в сторону. На его лице было написано все страдание рода людского.
***
Лилиан быстро справилась с отведенным ей заданием. Помимо сонного зелья она сварила еще небольшой набор других колдовских и около колдовских настоек, которые должны были помочь Моргане в ее деле. В ее делах с принцем де Горром, если быть точнее.
-Это что? – Моргана бесцеремонно ткнула в пузырек из светло-голубого стекла, — сонное зелье я узнала, но это мне незнакомо.
-Вызывает легкие симптомы отравления, — отозвалась Лилиан спокойно. – Можешь подсыпать Артуру, если захочешь его попугать, но имей в виду, что каждый следующий раз нужно добавлять на каплю больше, иначе организм не поддастся. Начиная с одной и не больше семи в порцию.
-Думаешь, это ей понадобится? – с сомнением покачал головой Уриен, беря в руки розоватый флакончик. – Боюсь спросить…
-Во-первых, поставь! – рявкнула Лилиан, которая не выносила даже того, когда леди Озера брала сама из подставок зелья Лилиан, а не из ее рук. – Во-вторых, все может быть…
Моргана кивнула:
-Девушка права.
-В-третьих, — целительница повысила голос, перекрывая согласие Морганы, — это…ну, в простонародье вызывает дурноту. Тот же принцип – с капли до семи в порцию, на одну больше, но симптомы не отравления, а головокружения, головной боли, потемнения в глазах, общей слабости, у особо нежных натур – обморок. Снимается, к слову, вот этим…
Лилиан ткнула в оранжевый пузырек.
-Не перепутай, Моргана. Нет, мне в целом, все равно, но усилий будет жаль. Здесь принцип такой, что каждый следующий раз на две капли больше, чем в предыдущий. Начинаешь с двух.
-А это? – в голосе Морганы скользнуло что-то, похожее на уважение, — что это такое?
-В зеленой бутылочке противоядие. То есть, от большинства ядов, говорят, помогает. Не знаю, насколько это правдиво, но от десятка классических, распространенных должно спасти. Это на случай если тебя захотят отравить, к чему я, конечно, отнеслась бы в других условиях с большой симпатией, но сейчас ты что-то обещала принцу де Горру, и я обещала тоже.
Моргана кивнула и тихо ответила:
-Спасибо.
-А это что? – осторожно спросил Ланселот, изучая самую маленькую бутылочку из черного стекла.
-Во-первых, положи, — начала было Лилиан, — во-вторых, это яд. Он не обнаруживается спустя двенадцать часов после принятия, растворяется бесследно. Главное – не позволить двенадцать часов приближаться кому-то, хоть немного сведущему в магии, к телу. Нет, Моргана, пойми меня правильно, я не хочу, чтобы ты использовала яд на все стороны и травила всякого, кто косо на тебя посмотрит, но, если понадобится… самый крайний случай, считай.
-Я поняла, — тихо ответила Моргана, и этот непривычно тихий голос заставил Лилиан взглянуть на нее внимательнее. Целительница поджала губы, но ничего не сказала.
-Моргана, Уриен, всё готово? – строго спросил Мелеагант, появляясь так тихо, что голос его заставил всех от неожиданности вздрогнуть. Снова.
-Готово, — уверенно сказал Уриен и посмотрел на Моргану, — готово же?
-Да, — Моргана не лучилась уверенностью в том, что все было готово, но по ней сразу становилось видно, что только черная воля смерти заставит ее отступить…
И то никто не проверял этого наверняка.
-Еще не поздно…- начал Ланселот, которого не отпускала смутная тревога. Последнее время он много времени проводил рядом с Морганой и внезапная разлука, да еще с каким-то дьявольским планом, наслоенным на черт знает какое еще количество не менее дьявольских планов, не внушала оптимизма.
-Поздно, — Моргана сжала зубы.

Глава 13
-Что…уехали? – Лилиан не знала, как начать этот разговор, еще один, почему-то тягостный именно от того, что вести его приходилось с тем, кто был ей ближе всего на свете. Даже ближе леди Озера, воспитавшей и обучившей ее. Почему так складывалось? Их ссора, идеи Ланселота, его мечта получить рыцарство и разлука разделяли их сейчас.
Ланселот был теперь близко к Лилиан, но той все сложнее было видеть в нем того, с кем она росла и кого считала за брата своего. Словно бы пропасть разверзлась между ними, и они никак не могли понять ее причин. Откуда она пришла, какие последствия вела за собою?
«Это все, потому что я долго не видела его», — пыталась убедить себя Лилиан, наблюдая за Ланселотом и не решаясь приблизиться к нему. – «Нужно просто привыкнуть».
А он стоял спиной к Лилиан и, о, странное дело, первый раз не замечал ее появления. Раньше – всегда бы обернулся на ее взгляд, а теперь – словно бы глух ко всему.
Он стоял у окна, глядя на дорогу, по которой, взбивая дорожную пыль, совсем недавно умчались в сторону Камелота три коня, унося на могучих спинах троих: Уриена Мори, служанку Лею и фею Моргану.
-Уехали, — Ланселот обернулся на голос целительницы – робкий и тихий, печально кивнул, — конечно, уехали. Разве можно было остановить их?
-Моргану уж точно нет! – Лилиан понимала, что если ей нужно наладить контакт с Ланселотом, вернуть все так, как было раньше, то первым делом нужно запретить себе говорить о Моргане плохое.
Даже если о ней плохое и думалось – молчать!
-Она очень целеустремленная, — продолжала Лилиан, пытаясь убедить скорее себя в том, что она целеустремленная, а не сумасшедшая.
-Она сумасшедшая, — спокойно отозвался Ланселот. – она сходит с ума и горит. Ты не представляешь, какой ад творится с ней по ночам.
-А…- Лилиан захлопнула рот и покраснела.
Ланселот не сразу сообразил причину смущения своей подруги, а сообразив, отмахнулся:
-Нет, я не в этом плане. Я оставался у нее в жилище, да и пока скитались мы, тоже приходилось ночевать вместе…нет, не думай, я с ней не связан чем-то, кроме дружбы. Но я видел, что с ней творится ночами. Она вскакивает с криком и бьется, но проснуться не может. Она скрежещет зубами и ползает по всей постели. Иногда может даже ненароком навредить сама себе… это жутко, Лили!
Лилиан пристыжено замолчала. Она прежде не думала о том, как живет Моргана, предпочитая видеть лишь образ злой женщины-интриганки, не больше, но теперь образ открывался ей совсем иной. Целительница вспомнила изможденное лицо Морганы, круги под глазами от бессонных ночей, болезненную бледность и то, как она, шатаясь, ходит по коридорам…
-Господи, — промолвила Лилиан и вспомнила вдруг смущение Морганы, когда речь зашла о сонном зелье. Наверняка, она пыталась что-то сделать и сама, не могла не попробовать, но что-то произошло. Неизменно происходило, отравляя ее еще больше.
-Напугал? – Ланселот виновато улыбнулся, — прости. Ты не должна этого знать.
-да нет же, — Лилиан решила выкрутиться из ситуации, — я представила, что сделает с тобою Уриен, если даже я подумала, что ты и Моргана…
-Да, зрелище кровавое, — Ланселот ухмыльнулся. – Но его самого ждет сюрприз, если Моргана все-таки поддастся на его ухаживания, так что, может, стоит его предупредить, что если ночью раздастся жуткое шипение – это не сатана, а его возлюбленная?
-Нет, — Лилиан замотала для верности головой, — прежде, чем ты объяснишь, что «вы просто скитались вместе», он тебя успеет четвертовать. Напомню, что отрастить из четвертинки всего человека я не могу. Никто не может, прекрати ухмыляться!
-Смерть не кажется мне уже самым страшным, — Ланселот посерьезнел, — я увидел, что с людьми делает жизнь и это куда хуже. Лучше вовсе не жить, чем постоянно бояться собственной тени, видеть в каждом человеке потенциального врага.
-Намекаешь на нее? – Лилиан встала к Ланселоту ближе, — я, возможно, несправедлива к ней, признаю, но я боюсь за тебя. Она может втянуть тебя в самое…господи, я даже не хочу представлять, но в плохое.
-Лили, — Ланселот заговорил мягче, — ты не права. Она не подставит меня. Моргана знает, что от меня ей нет беды. Я, когда в первый раз ее увидел, встретил не фею, не интриганку и убийцу, как ты думаешь, нет. Я повстречал обыкновенную девушку, замерзающую, голодную, растрепанную. У нее в волосах была листва и цветочная пыльца, а к платью прилипали ветки.
-По-твоему, обычные девушки выглядят так? – только и нашлась сказать Лилиан, у которой в голове не укладывался нарисованный Ланселотом образ.
-Ну, ладно, не совсем обычные, — признал Ланселот.
-Уж ты-то должен знать! – не удержалась от шпильки целительница. – Хотя, может быть, ты с такими и связывался?
-Никакой больше любви! – категорично отрезал Ланселот, — надоело чувствовать себя идиотом!
-Что случилось? – Ланселот был известен Лилиан своей влюбчивостью и если теперь он заявлял, что никаких больше влюбленностей – это означало что дело плохо.
-Да-а…- Ланселот замялся, но под ясным взглядом подруги пришлось признаваться. – Последняя история закончилась так, что я, и вспоминать не хочу. Она оказалась замужем, муж оказался в походе, и, к несчастью, он спешил домой, не предупредив ее об этом. А что хуже того – сей рыцарь был в походах почти семь лет и хранил ей верность.
-Измены – это всегда мерзко! – Лилиан попыталась изобразить сочувствие, но выходило плохо. Потому что она говорила! Она предупреждала, что надо быть разборчивее! Нужно хотя бы не связываться с теми, у кого ревнивые мужья! Но нет, кто же ее слушал…
-Он мне ничего не сделал, — продолжал Ланселот, — помню лишь его взгляд… затравленный такой, жалкий. Всё! Хватит с меня интрижек, буду ждать свою половину души.
-Обрати внимание на Лею, — предложила Лилиан, — девушка хорошая, нетипичная, правда, для тебя, но очень милая, красивая, грациозная…
-Она вроде бы с Уриеном? – неуверенно уточнил Ланселот, — да и нет, я не люблю темноволосых и слишком…диких. Я люблю нежных, хрупких, у которых собственные принципы не переходят рамки логики и инстинктов самосохранения.
Лилиан ответила ему тяжелым взглядом.
-Нет, — поправился Ланселот, — с безумными и яростными, с готовыми влезть в драку, весело, но я не хочу каждый день находиться в бою, в битве с той, которую полюблю.
-Госпожа Лилиан! – тоненький голосок разорвал их беседу. Лилиан круто обернулась, готовая, если что, и ударить, но бить не пришлось.
Перед нею стояла невысокая голубоглазая тоненькая девушка с копной светлых кудрявых волос – одна из служанок двора.
-Его высочество ищет вас! – возвестило создание, и Лилиан, торопливо кивнув, бросилась по коридору, запоздало подумав, что не попрощалась с Ланселотом, странно и легко забыла про него, едва услышала о том, кто ее ищет.
Лилиан обернулась уже у конца галереи, рассчитывая хотя бы махнуть Ланселоту…
И увидела, как служанка, что передала ей весть, жмется к юноше и тот приобнимает ее, указывая на что-то с балкона. О чем он говорил, Лилиан не слышала, но в коридоре колокольчиком раздался смех служанки.
Лилиан вздохнула и пошла дальше, пробормотав:
-Никакой больше любви…ага, и пяти минут не продержался! Вот влезет же когда-нибудь…
Она поморщилась, прогоняя неприятный страх, и ускорила шаг.
***
-Ну? – Моргана физически ощущала напряжение между двумя ее спутниками и, устав от тишины, решила хоть как-то развлечь себя в дороге до замка Артура, — что между вами произошло, что вы друг на друга смотрите лишь украдкой?
-Ничего не произошло! Ничего! – Уриен мгновенно испугался, боясь предположить, что будет, если Моргана узнает о том, что он натворил и как предал свои же чувства. Он надеялся, что Лея поддержит его и промолчит, но…
Он слишком плохо знал, что из себя представляет отверженная женщина.
-Был пир, — безжалостно начала Лея.
-И мы повеселились, — попытался спасти ситуацию Уриен, изо всех сил пытаясь знаками обратить на себя внимание служанки, но девушка, прекрасно знающая шифры двора и этикета, странно ослепла к ним.
-Да, — не стала спорить служанка, — мы повеселились, а потом я проснулась в его комнате. Без него.
Лея метнула убийственный взгляд на графа.
-Но не судите его строго, госпожа Моргана, он был слишком пьян, а поутру, видимо, испугался того, что сотворил, — если бы словами можно было убивать всерьез, Лея прикончила бы Мори одной лишь этой фразой. Его обвинили в трусости, в слабости, в измене…
И что хуже, он действительно ушел утром от Леи, не объяснившись с нею. И действительно был пьян и полагал себя настоящим изменником…
Моргана залилась веселым смехом. Она наблюдала за побледневшим лицом Уриена и веселилась с его ступора.
-Моргана, я люблю тебя, — отчаянно промолвил граф, — я…сам не понимаю, как это произошло, как я посмел, я…
Наверное, его выражением лица и дрожащим голосом можно было бы и камни жалобить, но Моргана лишь отмахнулась:
-Успокойся, граф. Ты свободен, как ветер…
-Я не хочу быть свободным, — прошептал граф, — я хочу быть твоим.
-Но я не хочу этого, — жестко отрезала Моргана и обратилась к лее, — а вы как, леди? Любите его?
-Да, — честно сказала Лея, кося глазом в сторону Уриена. Тот встрепенулся, но не позволил себе обернуться.
-Так будьте счастливы, дети мои! – Моргана отпустила на мгновение поводья, вознося руки в молитвенном жесте, и со смехом схватилась снова за ремни, — ну? Граф, в чем дело? Девушка тебя любит! Смотри, какая красивая, какая хорошенькая, здоровая… что, неужели не нравится?
Сложно было сказать, кому от этого было хуже. Лее ли, которая ощутила себя дешевой марионеткой, Уриену, которого втаптывала насмешками в дорожную пыль любимая женщина…
К сожалению, не было в этой компании никого, кто мог бы дать понять, что Моргана за насмешками таит боль. В каком-то полубреду она думала об Уриене, видела в нем не судьбу, конечно, но перспективный роман, о котором приятно было бы вспоминать, но она не могла отнимать чужого, а главное, невинного!
Лея была невинна в глазах Морганы. Глупо было биться с нею, глупо было отнимать у нее. Если бы не вполне сформировавшаяся фигура, она, своим взглядом и смехом могла бы походить на ребенка, что бегает босиком по траве и собирает у пруда лягушек. И неужели она, Моргана, фея! – будет забирать у этого большеглазого чуда что-то, не такое уж и нужное, то, что она собиралась использовать лишь для поддержки собственного самолюбия? Никогда.
-Моргана! — Уриен задыхался от собственного стыда и от того, что этот стыд был, по его мнению, им заслужен. Она имела право и на большее его уничижение, но была, по мнению Уриена, благороднее и не воспользовалась своим преимуществом.
-Что? – холодно спросила она. В глазах феи граф утратил всяческую привлекательность, как мужчина и осталась лишь союзническая линия их отношений.
-Я не…
-Моргана, дозвольте перемолвиться?! – Лея могла бесконечно ненавидеть ее, но один взгляд Уриена, обращенный на Моргану был столь красноречив, что любящее сердце служанки не выдерживало такого напора. Раскаяться! Броситься…
Но не при Уриене же! Пусть он любит Моргану, пусть велика власть над ним, пусть. Пусть!
Но разве он сам протестует против этой власти? Разве сам он не жаждет Морганы в своей душе?
Но признаваться при Уриене – это чересчур. Он после этого с ней вовсе не заговорит.
-Дозволяю, — Моргана хладнокровно, не замечая окриков и умолений Уриена, отъехала прочь, — ну?
-У нас ничего не было. – тихо, чтобы не узнал Уриен, дрожа от обиды, сказала Лея. – Нет, послушай, я не лгу. Я опоила его. Я люблю его. Но он не тронул меня. Он уснул. А утром уехал на турнир с Мелеагантом.
-Зачем мне это знать? – Моргана дрогнула, но не собиралась по-прежнему, отнимать у этой девчонки ее чувство.
-Просто – знай, — Лея отъехала, не дожидаясь ее слова.
-О чем вы говорили? – Уриен попытался выведать у Леи, но та не ответила и даже не взглянула на него, — Моргана, я…
-Эх…граф, успокойся, перестань голосить на всю округу, — попросила Моргана, — я не хочу привлекать к себе внимание прежде, чем мы доедем до замка.
***
«Какая восхитительная и даже грациозная наглость у этого бастарда!» — думал Уриен, глядя на развалившегося на престоле Артура Пендрагона. Он занимал собой весь свой трон, а его невеста – бледная лицом, светловолосая и тоненькая, словно тростиночка, что вот-вот сломается, жалась на краешке своего, будто бы боясь поверить в то, что происходящее с нею реально.
Уриен не слушал того, что говорит Моргана – он знал ее историю, веселила его лишь подача – выдумала какой-то фокус, прикинувшись сказочницей, что путешествует от земли к землям и рассказывает истории. А Артур и сидит, улыбается, да взгляда с неё не сводит.
-Но советник короля оказался магом, — голос Морганы пал до трагичного шепота. Уриен только вздохнул, заметив, как театрально всплакнула Лея…ну держись, зараза.
Король Артур склонил голову набок, выражая вежливый интерес, но в его глазах блуждало что-то такое, что Уриену совсем не нравилось.
-И ребенок понял, что обманули его семью, и вид отца придали королю! – Моргана прижала руку к груди, демонстрируя старую рану, но разве кто-то мог знать об этом. Гвиневра, как особенно впечатлительная, вскрикнула от ужаса…
Юродивый братец Артура, жавшийся к трону молочного брата своего-короля, не глядя, похлопал ее по ноге.
Мерлин стоял рядом с престолом короля, но его лицо походило на маску. Он оставался непроницаем для Уриена, но граф был уверен, что друид испытывает сейчас, в лучшем случае, смешанные чувства. Вряд ли он ожидал, что Моргана, много лет скрывающаяся ото всех, вдруг заявится ко двору!
-От этой незаконной и подлой связи родился сын…
Моргана торжествовала. Она предвкушала, какое изумление сейчас начнется, стоит ей произнести нужное имя и дрожала от этого возбуждения.
-Артур! – громогласно возвестила она и шок действительно коснулся Гвиневры, что побледнела еще больше, Кея, что затопал ногами от восторга, рыцарей, их дам и служанок…
Артур захохотал, поднимаясь с престола. Он дождался, когда все взоры обернутся к нему и захлопал Моргане.
-Браво, сестра! – он реагировал не так, как планировала Моргана, и это ее немного запутало и насторожило, она отступила на шаг, когда Артур начал к ней приближаться. По плану – она должна была наступать на него, бросать в лицо обвинения по его отцу, ждать заступничества Мерлина, а выходило что-то запредельно невразумительное.
-Она ведь моя сестра? – Артур обернулся на мерлина и тот кивнул, оставаясь нечитаемым для Уриена.
Судя по взгляду двора Пендрагона, Леи и самой Морганы, всё путалось на ходу. Моргана пошатнулась, Уриен сделал было осторожный шаг к ней, но один из рыцарей Артура (Уриен смутно предполагал, что его зовут Гавейн), предостерегающе вытащил меч…
-Гавейн! – отозвал его Артур, подходя к Моргане, он взял ее ледяную, дрожащую от страха руку в свои, поднес к губам, — друзья моей сестры – мои друзья! Добро пожаловать, Моргана Корнуэл ко двору своего сводного брата Артура Пендрагона!
-В…в каком это…- голос ее дрогнул, она выдала, наконец, свою растерянность. – ты не удивлен, что у тебя есть сестра?
-Нет, — честно откликнулся Артур, — я счастлив, что ты приехала до того, как я справил свадьбу с этой девушкой…
Артур обернулся к Гвиневре и подозвал ее:
-Любовь моя, позволь тебе представить… это моя сводная сестра – Моргана. Моргана – это Гвиневра, дочь герцога Кармелида. Гвиневра, я думаю, что Моргана станет для тебя хорошим другом.
-А? – это была часть плана Морганы – убедить Артура в том, что ее намерения полны любви к Гвиневре. – да, Гвиневра, я хочу представить тебе свою служанку Лею, которая теперь будет твоей служанкой, прими, в знак моей доброй воли…
Лея вернула себе невозмутимый вид и с поклоном приблизилась к Гвиневре:
-Позвольте мне служить вам, — она умела притворяться, и притворство давалось ей с удивительной легкостью.
-Лея? – Гвиневра просияла. Артур предоставил для нее служанок, плюс с нею были служанки из герцогства, но Лея была на них не похожа, в ней было что-то притягательно-лукавое, живое, гремучее. Гвиневра почувствовала, что ее жизнь изменится… — Добро пожаловать, я уверена, мы подружимся.
-Без сомнений! – никто не мог бы усомниться в искренности ее улыбки.
Моргана тем временем оправилась от шока и обратилась к Артуру:
-Эм…брат мой, а ты знал, что я есть на свете? Тебе Мерлин сказал?
-Разумеется, — Артур кивнул. – Он находит тебя идеальным членом моего Совета, и я хотел бы оставить это до поры, но, впрочем, почему бы и не сейчас? Я хочу, чтобы ты присоединилась ко мне, помогала управлять…
-Я знаю, — Артур доверительно понизил голос до шепота, чтобы слышала только Моргана, — ты злишься на меня и хочешь меня уничтожить, но дай мне шанс. Я верну твои земли. Дам тебе жизнь, которую ты заслуживаешь…
Моргана вырвала свою руку из руки Артура. Происходящее перестало устраивать ее очень давно, но сейчас творилось совершенно жуткое дело. Ее отговаривали от мести! От мести, что она вынашивала много лет! Мести, которой она и жила…
-Твой слуга? – Артур счел ее молчание за размышления и прервал их громким вопросом, глядя на Уриена.
-Я граф Уриен Мори, — процедил он. – Я сопровождаю леди Моргану…
-Да, по моей просьбе, — подтвердила фея, в глазах которой уже созрело что-то качественно новое.
-Мори, – с уважением кивнул Артур, — вам найдется место в моем замке и моем совете, почтеннейший граф. Ваша древняя кровь вызывает у меня восхищение, и я буду счастлив, назвать вас своим другом…
«Иди ты совей дружбой…» — подумал граф, но вслух ответил совершенно другое:
-Благодарю вас, ваше величество.
«И гори в аду, если ты еще раз сочтешь меня простым слугой!»
-Я хочу отпраздновать сегодня два замечательных события! – теперь Артур обращался ко двору, который не отличался уже такой почтительностью, как двор де Горр, в котором все обсуждения об окружении принца происходили без его на то участия. Здесь же, каждый смотрел на Моргану или Уриена, на Лею тоже поглядывали с интересом. Открыто перешептывались, а некоторые говорили даже в голос.
-Прибытие моей невесты Гвиневры, дочери Леодогана! – Артур указал на тоненькую девушку, которая мило покраснела и засмущалась от его слов, — и ее отца.
Отец – герцог Кармелид, гордо расправил плечи, как будто бы это была его заслуга в том, что он находится здесь.
-И прибытие моей сводной сестры!
Лицо сводной сестры такой восторг не разделяло, но Моргана держалась стойко, что при ее, сорванной, разрушенной нервной системе было подвигом.
-Я хочу, чтобы все веселились! Хочу, чтобы все пили и плясали!
Артур захлопал в ладоши, призывая всех участвовать в общем безумии.
-Может, домой поедем? – Лея оказалась рядом с Морганой, ей было не по себе.
-Лея! – Гвиневра торопилась к ней, — Моргана! Будем радоваться жизни.
-Иди, — жестко отозвалась Моргана и изобразила радость, при виде Гвиневры, ухитрившись прошептать на ухо служанке, — нет у меня дома. Отняли!
Лея испуганно взглянула на фею и вынужденно покорилась ей, но едва она приблизилась к Гвиневре, как тотчас раздался ее тихий смех.
-Плутовка, — без тени какой-либо насмешки прокомментировала Моргана.
Артур благородно подал ей руку:
-Дорогая сестра, позволь, я провожу тебя в наш пиршественный зал и мы начнем трапезу по случаю воссоединения нашей семьи!
Моргана попыталась было увернуться от руки сводного братца, но тот, судя по всему, принял ее жест за скромность, и сам вцепился в ее пальцы и потащил за собою, улыбаясь и приветствуя каждого из обитателей своего двора.
Моргана свободной рукой похлопала себя по карману и немного успокоилась, нащупав флакончики с зельями от Лилиан – во всяком случае, то, что Артур ее ждал, не говорит о том, что теперь она разоблачена. Напротив, если распорядиться верно, его ожиданием, обратить его в преимущество, можно извлечь еще больше выгоды!
Моргана знала уже, как уничтожит Мерлина, как отплатит ему. Нужно разрушить все, что он так любит, а для этого…
О, с каким все же наслаждением и жалостью она примет на себя облик юной Гвиневры и разделит ложе с Артуром. Все для того, чтобы смешать кровь, чтобы явить миру наследника и медленно растянуть казнь всем. Какая извращенная сладость будет ей наблюдать за тем, как Артур вместе с Мерлином бессильно мечется, глядя на то, как вырастает будущий убийца династии Пендрагонов. Они не посмеют поднять руку на ребенка…сам же Артур и не посмеет.
А ребенок вырастет, и Артур бессильно будет смотреть за его взрослением, понимая, что сам поспособствовал рождению своего же убийцы.
Но это будет потом… сначала нужно усыпить Гвиневру, потом сделать свой ход, а там…гори оно всё! К черту страх и да здравствует жертва. Ей испортили жизнь, все равно она уже не узнает нормального существования никогда, так хотя бы отомстит со вкусом, с удовольствием.

Глава 14
Духота пиршественной залы способствовала быстрому опьянению еще лучше, чем самые хмельные напитки, выставленные в изобилии по длинным деревянным столам.
На Моргану, сидящую по левую сторону от сводного брата, уже не косились открыто, не перешептывались. Кажется, к концу первой бочки отвратительного сладкого вина ее начали даже уже считать своей. Но сама Моргана пила мало и помимо все более подкатывающего к горлу волнения на нее давила необходимость изображать хмельное веселье, когда самого этого хмеля в крови и почти нет.
Но она упорно продолжала это делать. Фея смеялась, шутила, изображала полный восторг от своего прибытия и от теплого приема, оказанного Артуром. Она, расщедрившись, даже пожелала долгой жизни королю, и даже коснулась вина губами, слегка смачивая горло…
Наверное, только Мерлин заметил в этом ее пожелании затаенное проклятие. Он сидел через два места от Морганы, разделенный с нею графом Уриеном Мори и Кеем, и тихо проклинал всех. Не всерьез, конечно, но так ему было немного легче. Уриен Мори не доставлял ему хлопот, он тихо пил, мрачно смотрел на Моргану, сверлил взглядом Артура и словно прикидывал: какого черта она устроит еще?
Зато Кей то шумно хлебал ложкой мясную похлебку, то этой же ложкой пытался накрутить Мерлину волосы, то мурлыкал какую-то глупую народную распевку. Юродивый молочный брат Артура доставлял друиду много хлопот, отвлекая и мешая слушать все более и более хмельные разговоры.
Гвиневра, сидящая по правую руку от Артура, сияла. Леодоган порою пытался ее одернуть, поправить ей платье или заставить сидеть ровнее, но по мере того, как веселье набирало обороты, он уже расслабился и позволил дочери беспрепятственно шушукаться с верткой Леей, что уже, по-видимому, добилась полного расположения будущей королевы.
«Она что-то задумала», — Уриен не сводил взгляд с Морганы, и ему не нравилось то, как близко она сидела рядом с Артуром, уже спокойно переговариваясь с ним.
-Я очень счастлив, что ты прибыла, — в пятый, наверное, раз повторил Артур. – Я очень рад.
-Я надеюсь, что ты не пойдешь по стопам отца? – лукаво усмехнулась Моргана. – не станешь преследовать бедную Моргану?
Уриен карем глаза заметил, что Мерлин сделал какое-то непонятное движение, вроде бы порываясь влезть в разговор, но Кей, словно специально, отвлек его, уронив тарелку с хлебом на плащ друиду. Пока друид пытался привести себя в нормальное состояние и отряхнуться от крошек, Артур уже пьяно ответил:
-Я? По стопам? Не-ет. Я не мой отец. Нет, не он…не он!
-Значит, ты вернешь мне земли? – быстро спросила Моргана и запоздало улыбнулась.
Но Артур не заметил ее реакции и захохотал, привлекая к себе внимание:
-Земли?! Да я тебе все верну! Титул, деньги, земли… о, Моргана!
Артур щелкнул пальцами, поймав какую-то идею и, не заметив тарелки со сливочным соусом, залез в него рукавом мантии, выругался, затем вернулся к своей мысли и, обведя руками залу, словно обнимая всех, громогласно объявил:
-Да я тебе…да я для тебя…такого мужа найду!
Моргана подавилась невовремя отпитым вином, но не она одна. Уриен и вовсе побледнел, как полотно.
Прокашлявшись, фея уточнила:
-Прошу прощения?
-Мужа найду! – громогласно повторил Артур и встал из-за стола . – Эй, слушайте! Лучший из вас получит честь взять в жены мою сестру!
В зале произошло оживление. Те, кто еще мог соображать, переглянулся с соседями, затем посмотрел на Моргану, прикидывая, стоит ли бороться за нее. Кто-то залихватски крикнул из глубины зала:
-А в чем лучший-то?
-О! – Артур принялся загибать пальцы, — кровь, титул, земли и большой размер…
Кто-то присвистнул. Моргана молча, принялась пить вино, хотя обещала, что не станет сильно пьянеть. Сейчас же ей было все равно.
-Размер, говоришь? – послышался один из пьяных голосов, и в ответ раздалось откровенное ржание.
-Большой размер казны, — спас ситуацию Мерлин, который пусть и чувствовал от Морганы почти физическую угрозу, все же не мог допустить, чтобы ее так открыто унизил пьяный бастард. –Так что, сядь, Персиваль!
Персиваль сдал свои позиции под улюлюканьем товарищей. Артур одобрительно кивнул, принимая ответ друида и сел. А затем громким шепотом обратился к мрачной и обозленной Моргане:
-Вот…посмотри на герцога Кармелида!
Леодоган, услышав, что речь идет о нем, приосанился – ему понравилась идея взять в жены молодую женщину из королевской семьи, чтобы навсегда утвердиться у престола.
-Он старый дурак, — прошипела Моргана, даже не пытаясь скрыть своего презрения, и залпом отпила еще.
-Ваше величество! – нервы Уриена были уже давно натянуты до предела, а Артур лишь разрывал его сердце на части ржавым крюком, — Ваше величество, дозвольте говорить!
-Говори, — милостиво кивнул Артур, отвлекаясь от нашептывания ласковых слов Гвиневре, пользуясь попыткой Морганы напиться.
Уриен поднялся из-за стола, пошатываясь, но голос его был ровен и ясен:
-Я – граф Уриен Мори, веду свой род от великой и древней крови, я владею землями, титулами и казной, сравнимой с казной дома Пендрагонов. Но, что самое главное: я люблю вашу сводную сестру, Леди Моргану Корнуэл. Пользуясь моментом, я хочу просить вашего согласия на наш брак…
Гвиневра охнула от восторга и тихонько захихикала, смущаясь. Ее впечатлил этот храбрый рыцарь, который так походил решимостью на ее Артура. Лея же оцепенела, ее глаза-угольки вспыхнули не сулящим ничего хорошего огоньком, и она взглянула на Артура, ожидая того, как решится ее судьба.
-Отравлю, — прошипела Моргана так, чтобы один Уриен слышал это. – Сядь, идиота кусок!
Мерлин тоже насторожился больше обычного. Он весь подался вперед, ожидая решения, хоть и знал наперед, что Артур скажет…
-Нет! – Артур поднялся с места, протянул руку Уриену, — я уважаю твой дом, граф, и твою кровь, но я не отдам за тебя Морганы. Я должен отдать ее в самые лучшие руки, а о тебе ходят ужасные слухи и речи. Угомонись, граф!
Уриен сел на место, как оплеванный и попытался, судя по его взгляду, утопиться в тарелку с едой. Кей, сидевший рядом с ним, решил подбодрить графа и принялся похлопывать его по плечу – методично и раздражающе.
Лея же с облегчением выдохнула, воспользовавшись замешательством Гвиневры, она улучила момент и налила из сунутого Морганой флакончика зелья в ее напиток. Фея увидела это с облегчением – исповедь Уриена произвела на нее впечатление, но не такое, как на остальную женскую часть зала, потому что мысли Морганы бились далеко.
Фея увидела совершенное Леей и, торопливо взяв свой, заново наполненный кубок, поднялась с места и звонко предложила:
-За Камелот!
Выпила залпом, тяжело дыша, быстро села назад, чтобы никто из громогласно подхвативших ее выкрик, не заметил исказившегося от предчувствия горечи лица. Веселье входило в финальную стадию.
***
Уриен с трудом разлепил глаза, пробуждаясь от недолгого хмельного забытья. В голове жутко гудело, во рту было гадостно и мерзко от выпитого и намешанного.
Граф попытался понять, где он находится и с трудом вспомнил про Камелот, про Артура…
-Моргана! – хрипло попытался выдохнуть граф и едва не свалился, как оказалось, со скамьи.
Кто-то недовольно пнул его в полусне и, приглядевшись, Уриен узнал Кея, заснувшего прямо под лавкой с самым блаженным видом.
Уриен попытался покрасневшими от дыма глазами найти взглядом Моргану среди груды ползающих или спящих тел. Он не увидел феи и попытался позвать ее, но в горле застыла немота и, как бы он ни старался, не выходило и слова.
Граф медленно сел, задевая ногами еще кого-то, и увидел, как подрагивает занавеска в дальнем углу залы, отделяя пиршественную залу от маленькой комнатки, в которой ютились, если нужно, слуги, готовые войти с блюдами или напитками.
скепочтенно разбросавшихся по полу гостей, медленно пошел к этой самой занавеске, решив, что наверняка Моргана там.
Артура тоже не было вдно, как, впрочем, не наблюдалось и Гвиневры. Где они все?
Уриен едва не наступил на тоненькую фигурку, сползшую о сне из кресла на пол почти полностью.
-Лея, — хотел было сказать граф, но немота страшно не отпускала его. Граф схватился за горло в паническом, но еще более жутком отупении мыслей, и убрал ладонь, услышав явную возню за занавеской.
Мори не смог переступить через Лею просто так, и, сбросив с себя свой плащ, укрыл им девушку, слегка подтянув ее так, чтобы туловище легло на скамью и не лежало на полу.
Чувствуя странное биение в сердце, в голове и желудке, граф приближался к занавеске, сам не понимая ясно, того, что желает увидеть. Он оказался близко с тканевой преградой и осторожно приоткрыл ее боку, заглядывая в закуток.
Он увидел яростное сплетение двух тел и узнал в них Гвиневру и Артура. Их страсть – резкая и рваная не походила на ту нежность, которую демонстрировали влюбленные друг к другу на пиру и до него. Это было скорее сумасшедшим биением, настоящей борьбой…
Уриен не особенно удивился самому факту обнаружения любовников. Его, скорее, удивил тот факт, что Гвиневра, так робеющая за столом, может вести себя подобным образом.
Артур задышал особенно громко и граф поспешил уже убраться за занавеску, как вдруг остановился со смутным чувством догадки. он не мог понять, почему его так душит тревожность, но вспомнились некстати и флакончики в руках Лилиан, и отсутствие Морганы…
Между тем, Гвиневра заставила Артура перевернуться и впилась в его губы поцелуем, в котором не было и капли нежности или же заботы. Артура выгнуло дугой, и он медленно и обессилено отвалился назад, его губы, перепачканные кровавым следом, открылись, словно сами собой:
-Я люблю тебя, Гвиневра…
Гвиневра захохотала, и этот хохот заставил Уриена закрыть занавеску и сползти по стене в немой дурноте. У него не было слова, чтобы закричать, заорать, проклясть Артура, он понял! Он все понял!
Моргана, ловко манипулируя магическим полотном с помощью своих умений и умений Лилиан, продемонстрировала неплохое, пусть и очень злое чувство юмора. Она приняла облик Гвиневры, как принимал облик ее отца Утер Пендрагон, она разделила ложе с его сыном, используя обман и не постаралась даже скрыть этого…
Зачем ей было вести Артура в его покои или любую другую залу, если она демонстрировала не свое тело, и, по сути, повторяла чужие события, события общего прошлого, не забыв прикрыть маской немоты всех возможных свидетелей.
-Моргана! – рявкнул за занавеской издевательский женский голос и Уриен беззвучно заплакал, не в силах облегчить свою боль хоть вскриком.
Он услышал, как Артур приглушенно дернулся, сраженный, видимо, истинным обликом появившейся перед ним молодой женщины…
-О, о, о! – Моргана не скрывала своего злого торжества, Уриен мог, глядя на занавеску видеть ее…уже её! – силуэт, возвышавшийся над перепуганной, забившейся в угол какой-то кушетки, фигуркой короля.
-Взгляни на мой живот…- ликовала фея, заливаясь странным, совершенно чужим и безумным смехом, — в нем уже зарождается наш сын…
-Моргана…- прошептал Артур и шепот этот почти разорвал Уриену сердце. Сколько непонимания, боли, невысказанное «почему» и «за что?», усиленное многократно страхом, обидой почти детской…
-Он отнимет у тебя престол, он убьет тебя… я дам ему имя смерти – Мордред! – Моргана снова безумно захохотала, и словно бы стекло треснуло где-то в груди Уриена, разбилось, с каждым смешком ее, разбиваясь все сильнее и дробясь еще и еще, впиваясь острыми краями…
-Нет, Артур, лежи-лежи, — теперь Моргана заговорила почти ласково, но голос ее сочился безумным ядом. – Я даже не тебе мщу, нет, ты лишь глупец, ублюдок на престоле! Я мщу Мерлину.
Она рассмеялась в последний раз и движение угадалось за занавеской, а вскоре перед беззвучно плачущим Уриеном возникла сама Моргана, на ходу поправляя платье.
-О, — фея удивилась, увидев распростертого и распятого на собственном горе графа, — а мы…
Она быстро взглянула за занавеску, из который бледно и страшно выглядывал Артур, в котором Уриен видел не короля, не бастарда, а мальчишку, загнанного в угол.
-А мы тут о будущем говорили! – Моргана махнула рукой, и Уриен почувствовал, как его горло разжала невидимая рука, и стало легче дышать, но какой был для него смысл в возможности дышать и говорить после того, что он услышал?
-Я буду у себя, — сообщила Моргана, обращаясь к брату, который отшатнулся, едва ему показалось, что она готова коснуться его.
Моргана фыркнула и поспешила наверх, на кого-то наступая, кого-то перешагивая…
Голос у Артура прорезался только тогда, когда Моргана оставила Залу и исчезла в дверях.
-Тварь! – заорал он, хватая с ближайшего стола какое-то блюдо и запуская им в дверь. Конечно, он не попал. – ненавижу! Ненавижу!
-Артур… – Мерлин, оказывается, уже наблюдал за ним, материализовался он рядом быстрее, чем Уриен успел узнать его голос, — не попадайся в ловушку, о которой я тебя предупреждал.
-Я не хотел! Я не…ненавижу! – Артур схватил второе блюдо, но Мерлин повысил голос:
-Артур! Ты не должен добавлять боль к боли.
-Я не хотел его…- Артур обмяк от слов Мерлина, превратился в полное сосредоточение покорности, — он будет моим сыном, а я должен буду биться с ним?
Мерлин не ответил, его взгляд метнулся по пробуждающимся осоловелым телам…
-Как мне быть? – Артур смотрел на Мерлина, как на единственный шанс к спасению, — как мне быть, Мерлин?
-Попытайся наладить с ней отношения, попытайся сдержать свой гнев и страх, не говори Гвиневре о произошедшем и не пытайся переубедить Моргану. Смирись и не умоляй ее о прощении — она ждет именно этого. Прими ее в совет, найди ей дело и она станет твоим союзником. Если все удастся, она сама откажется от своей мести…
Артур стоял, понурив голову, принимая слова друида за единственно верный путь. Он устал думать, размышлять, бояться. Слишком многое сваливалось на него, слишком многое его жгло и пьянило.
-Я попаду в ад, — он тонко вздохнул, смаргивая слезы. – Попаду неизменно.
-И ты, и я, и он…- Мерлин указал пальцем на Уриена, который не пытался обратить на себя внимание, он померк и угас изнутри. – Только ты, Артур, можешь стать при этом освободителем и защитником своего народа. Ты не сможешь уже ничего изменить, только если не захочешь ее убить…
-Не посмеешь. – Уриен сжал руки в кулак и сам не узнал своего голоса.
-Помолись и живи…- друид взял Артура под руку и повел его к выходу из залы, на ходу бросив Уриену, — я надеюсь, что вы порядочный человек и не станете говорить о том, что услышали и увидели.
Уриен стоял в полном ослеплении чувств, наблюдая за тем, как вокруг него просыпаются люди, принадлежавшие к навсегда ненавистному двору короля Артура. Он не замечал обращенных к нему приветствий и взглядов.
Лея сильно дернула его за рукав, чтобы обратить на себя хоть какое-то внимание.
-Эй, Уриен, — она всерьез была напугана, — что с тобой?
-Где Гвиневра? – спросил граф слабым голосом, как будто для него это было сейчас самым важным.
-Она… — Лея замешкалась на миг, и тут же ответила, — она вчера непривычно много выпила и ее унесли в ее покои. А что?
Уриен взглянул на нее так, как не смотрел никогда прежде. Он взглядом умолял ее прочесть всё по его лицу, но она не понимала, что осталась единственной, кто мог понять и спасти Уриена и з разгорающегося в нем ада. Граф жаждал мести, пожара, яростного сражения с чем-нибудь, кроме своих демонов. Он долго уступал желаниям и надеждам, позволял жить себе иллюзией, а его стерли и жестоко оттолкнули, над ним поиздевались и не дали опомниться.
Сделать хоть что-нибудь, чтобы почувствовать себя живым…
Граф сделал твердый шаг к Лее, чуть грубее, чем следовало, взял ее тонкую руку, поражаясь ее легкости. Она спокойно смотрела на него, не боялась, хоть уже и угадывала что-то смутное.
-Ты пожалеешь об этом, — хрипло сказал Уриен, с трудом заставляя вспомнить себя, что перед ним стоит Лея – маленькая и смешная, выросшая на его глазах Лея.
-Я знаю, — ответила она ровным голосом.
И более не успела ничего сказать, как Уриен впился в ее губы таким же рваным, яростным поцелуем, в котором не было нежности, а была лишь жажда услужения собственным демонам.
-А вчера хотел жениться на сестре короля! – захохотал Гавейн, проходя мимо, — эх ты…граф!
-Пошел к черту, — неразборчиво отозвался Уриен, едва-едва соображая, кто перед ним, и потащил Лею – счастливую и задыхающуюся, прочь из залы.
***
-Она сделала…что? – Мелеагант взглянул на письмо так, словно всерьез засомневался, то ли он читает вообще – не разучился ли?
Убедившись, что строки, написанные самой Морганой, ему не лгут, Мелеагант протянул письмо приглашенной Лилиан и Ланселот, также приглашенный, склонился с нею над бумагами.
-Этой ночью я приняла облик невесты Артура и разделила с ним ложе. У нас будет сын. Я дам ему имя смерти – Мордред и он однажды убьет своего отца… с любовью, Моргана, — прочла Лилиан и лист выпал из ее тонких рук. Она беспомощно посмотрела на принца, — она…что?
-Семейные разборки – самые грязные разборки, — заметил принц, видимо, уже взявший себя в руки, — однако, я впечатлен. Я не знал, что она планирует сотворить. Она обещала, что разберется с Мерлином и почему-то я склонен верить ей. Что там будет с Артуром мне плевать, главное, чтобы его не было на моем пути, но…
-Она сумасшедшая, давайте признаем это! – Ланселот не выдержал и откинулся на спинку кресла, пряча лицо в ладонях, — господи, какая извращенная месть, какая жертвенность…
-Выпей, полегчает, — предложил Мелеагант, недобро усмехаясь, глядя на Ланселота.
-А что с Уриеном? – вдруг спохватилась Лилиан. – Он знает? Он знает, что она вытворила?
Мелеагант секунду, не мигая, смотрел на Лилиан, затем сорвался с места и, едва не опрокинув чернильницу, бросился к столу, где лежали пергаменты. Он спешно, склоняясь над столом, написала несколько строк, и защитил своею подписью, после чего бережно свернул пергамент и перевязал его серебряной лентой, вызвал служанку.
Появилась та самая девушка, которая вызывала Лилиан к Мелеаганту и жалась потом к Ланселоту.
-Отдай это Лотеру, — приказал Мелеагант холодно, — пусть спешно отправит это в Камелот, Уриену.
Девушка кивнула и, краснея до самых кончиков ушей, кокетливо взглянула на Ланселота из-под полуопущенных ресниц и торопливо оставила комнату.
-Не понял…- Мелеагант воззрился на Ланселота с изумлением. – Какого черта?
-А может, я ее люблю! – не выдержал Ланселот, и Лилиан хмыкнула, хоть и не сказала ничего.
-Смотри, если узнаю, что какая-то из них тяжелая, женишься сразу, — пригрозил принц де Горр, — мои служанки не должны страдать от внимания моих гостей.
-Ваше высочество, — Ланселот печально взглянул на Мелеаганта, — Вайолетт прекрасная девушка, но она не та, кого жаждет мое сердце и я это уже успел понять.
-И я за тебя рад, — серьезно кивнул Мелеагант, — только она не Вайолет. Ее зовут Рози.
Лилиан захохотала уже в голос и, чтобы сильно не выбиваться из этикета двора, засунула в рот костяшки пальцев, однако, Мелеагант, кажется, воспринял ее смешливость благосклонно. Он улыбнулся ей, и смех сразу оставил целительницу, она на мгновение словно бы потерялась в пространстве, и мир выцвел, и ничего не имело какую-то долю секунды для нее значения, кроме его глаз.
-Что с делами? – посерьезнел Мелеагант.
-Надо ждать ответа Уриена и разрешения Морганы на мое появление при дворе, — пожал плечами Ланселот.
-Я обращался не к тебе, — мягко улыбнулся Мелеагант и указал рукою на дверь, где жался к стеночке неприметный темноволосый человек, коротко стриженный, какой-то весь невзрачный… — Вард, проходи, я уже закончил с ними…
Мелеагант жестом дал понять, что Лилиан и Ланселоту пора уходить. Они поднялись, не глядя друг на друга, и направились к дверям, как вдруг…
-Лили! – окликнул ее Мелеагант и сердце девушки дрогнуло радостью, задрожало натянутой до предела струной самой души.
-Да? – она обернулась так резко, что прядь русого волоса упала ей на лицо и она неловко заправила ее за ухо.
-Зайди ко мне вечером, — мягко попросил принц, поднимаясь, — что-то нездоровится в последнее время.
-А…да, — Лилиан едва не подбросило от этой простой фразы, но она удержалась. – Когда к вам зайти лучше?
-Зайди ко мне…- Мелеагант на мгновение задумался, сделав знак Варду, что тот может расположиться с удобством в креслах, — в полночь. Свободна?
-Конечно же, свободна, — Лилиан воззрилась с изумлением на принца, — у меня нет планов на ночное время, знаете ли…
-Сегодня есть, спасибо, — и Мелеагант снова вернул себе полную невозмутимость. –
Выходя с Ланселотом, и, уже закрывая двери, Лилиан услышала, как Мелеагант также невозмутимо и спокойно произнес:
-Я нахожу острой необходимостью сокращение поголовья совета…
Лилиан и Ланселот остались в прохладном каменном коридоре и оба не знали, куда теперь податься?
-Моргана, конечно…- промолвил Ланселот и не закончил, что, по его мнению, Моргана, конечно.
-Да-а, — согласилась Лилиан.
-Но Мелеагант тоже …- в том же тоне продолжил Ланселот, бросив искоса взгляд на белое лицо Лилиан
-Да, — снова согласилась целительница.
И тут юноша не выдержал:
-Ты серьезно пойдешь к нему в полночь?
-Ты же слышал, что я это ему и сказала!
-Если он тебя обидит, то…
-Что? – лилиан вскинулась. – Что, Ланселот? Я никогда не влюблялась прежде, но рано или поздно это должно было случиться!
-Во имя богов Авалона, почему именно он? – вот что мучило Ланселота. – Почему он?
-Следующий вопрос, — ответствовала Лилиан, — не знаю я, оставь!
Прошли по коридору некоторое время в молчании, а затем, неловко попрощавшись у лестницы, разошлись по своим покоям. Ланселота ожидала кокетка-Рози, которую юноша уже не желал видеть и обществом которой тяготился. Лилиан ожидала недочитанная книга, тишина нескольких часов и полуночный визит к принцу…
А Мелеагантау предстояло не только решить судьбу нескольких поданных своей земли, но и написать письмо предводителю саксонских наемников.
Моргана не была честна с ним – это правда, и он не удивился этому, возможно, потому что не верил в ее долгую месть или не верил в ее силу…
Но скорее всего из-за того, что и сам перестал жить одной лишь честностью уже давно. Моргана показала себя опасным союзником, и от нее все равно пришлось бы избавляться рано или поздно, или искать рычаги управления – в любом случае, он не собирался жить слепым повиновением воле феи, и, как, кстати, что один из предводителей саксонских племен жаждал захвата большей власти над своими сородичами, как вовремя начался их раскол! Боги жаждали крови и зрелищ, а дьявол умел шептать Мелеаганту на ухо…

Глава 15
У Морганы тяжело билось сердце. Она с трудом дошла до своей кровати в отведенных покоях, с трудом вернула твердость своей же руке и написала письмо для Мелеаганта в самой краткой форме. На большее ее не хватило.
Хотелось немедленно смыть с себя всю грязь, всю тяжесть дня, вечера и ночи и забыться сном. Пусть даже придут кошмары, но выносить явь она уже не в силах!
Моргана попыталась вызвать Лею, но она не пришла.
-Спит, чертова алкоголичка! – прошипела фея сквозь зубы, но, скорее для порядка. Во-первых, Лея изначально не была ее служанкой, во-вторых, теперь она принадлежала Гвиневре, а в-третьих, с пира уйти и впрямь было бы ей нелегко, и она, наверняка, уснула где-то в зале.
Пришлось позвать служанку при дворе. Появилась бодрая юная девица и сказала, что по поручению короля Артура (с каким отвратительным придыханием она называла короля!) – будет служить ей, Моргане.
-Как твоё имя? – у Морганы раскалывалась голова, и отчаянное раздражение словно бы преследовало ее плоть, казалось, что чешется под самой кожей.
-Марди, — девушка склонилась в поклоне.
Моргана оценивающе взглянула на нее и пришла к выводу, что за каштаном волос, юностью лет и большими распахнутыми глазами скрывается еще наивность, неискушенность в делах двора и это могло сыграть на руку.
-Помоги мне снять платье, Марди, — попросила Моргана мягко, как бы ей не было плохо, она знала, что служанки при дворе решают многое и ссориться с ними или грубить им – дурной тон и дурные последствия для будущего.
Фея с усилением поднялась во весь рост и Марди, ловко орудуя пальцами, принялась расшнуровывать и развязывать сложное плетение узлов, удерживающих грубую ткань. Она расстегивала крючок за крючком, но долгожданное облегчение не приходило.
Моргана поморщилась:
-Приготовь мне горячую воду и губку, я дальше сама.
Марди убежала выполнять ее приказание, а Моргана безжалостно содрала с себя остатки костюма, и заметила, что бельевое, нижнее платье, совсем пришло в негодность. Она не сомневалась, что больше его уже не удастся заштопать и залатать…
От этих ленивых и безнадежных мыслей ее отвлекло появление Марди, возвестившей, что в купальне все готово.
-Ловко, — одобрила фея и направилась за служанкой.
В купальне действительно полегчало. После того, как Моргана, отказавшись от помощи Марди, до красноты растерла себя губкой и смыла с себя накопленную усталость и грязь, дышать стало вправду легче. Горячая вода была водой жизни, она не обжигала, но согревала.
Моргане, привыкшей к умываниям в основном холодной водой из-за нехватки времени и средств, тепло показалось почти волшебным.
Марди, щебеча о полезных свойствах масел и благовоний, принялась втирать в кожу Морганы какие-то смеси и эфиры, по комнате поплыло благородство ароматов, от которого захотелось спать еще сильнее.
Фея дошла обратно до своих покоев и легла в уже кем-то разобранную постель, готовясь к очередной бессонной ночи, но то ли переживания этого дня и разрушение планов, то ли нервное напряжение от встречи со сводным братом и совершенный ею же самой обман наивного бастарда, то ли непривычность горячей воды и благовония сделали свое дело, но едва голова Морганы коснулась подушки, она заснула…
Ее сморил, связал паутиной крепкий сон без сновидений. Впервые за очень долгое время она спала мирно.
***
-Артур, я получил донесение, что на Северном Тракте чьи-то наемники напали на торговый караван! – Мерлин с трудом дождался того момента, когда Артур закончит утреннюю свою молитву и выйдет, наконец, к своему двору.
Артур уже успел взять себя в руки. Обращение к слову Господнему заставило его не только успокоиться, но и найти в произошедшем свои плюсы.
Моргана появилась при дворе, и, значит, станет опорой ему в государственных делах. Бастард понимал, что у него нет ни образования, ни представления о том, что говорят вокруг него о политике, о войне – некоторую часть фраз своего же совета он и вовсе не мог понять. Ум же своей сводной сестры он уже успел оценить и еще слова Мерлина о том, что она должна войти в совет…
Нет, плохо, что она – женщина. Совет не примет ее с известным радушием, будет смущаться на каждом шагу, сдерживать истинные мысли свои, насмешничать.
С другой стороны – то, что она женщина, это скажется не так уж и дурно. Она мыслит не так, как его рыцари и способна на большие сюрпризы.
Да и вообще, то, что у него, Артура Пендрагона, будет сын, тоже, в конце концов, неплохо. Мальчик – это наследник, если его дорогая Гвиневра не сможет подарить ему сына, все равно, уже есть кому унаследовать трон. Да, Моргана обещала, что его же сын его и убьет, но до этого мальчику придется встать в большую очередь, ведь у короля всегда много врагов. Время еще позволяет ничего не делать и не переживать.
Разве нельзя будет наделить мальчика любовью? Подарить ему всю свою нежность и воспитать в своем духе?
Единственное, что угнетало теперь мысли короля, это были мысли о наслаждении, какое он испытал с Морганой в облике Гвиневры. Нет, он понимал, что это было не тело его сводной сестры, но вот страсть-то была ее. Огонь, которым она жгла, принадлежал ей. Он не мог зародиться в теле робкой и напуганной Гвиневры, он мог вырасти в мятежном духе Морганы.
Артура терзало опасение, что он не сможет смириться теперь с любовью Гвиневры, которая смущалась даже от его нежного и осторожного поцелуя.
И теперь, когда Пендрагон, здраво рассудив, что время покажет истину, вышел, наконец, ко двору, Мерлин готов был сбить его с ног известием о каком-то нападении!
-Что? – Артур не сразу осознал произошедшее и тут же выдал себя, — у нас был торговый караван?
Мерлин посмотрел на короля крайне внимательно и тихо спросил:
-Что вы прикажете, ваше величество?
Артур не научился еще приказывать и до сих пор как-то неловко чувствовал себя от слов Мерлина, от требования приказать что-то и немедленно. Как это можно? Ведь нужно обдумать, посидеть, посоветоваться…
-Что ты посоветуешь, Мерлин? – Артур обращался к единственному советнику, которому верил полностью и слова которого не подвергал сомнению.
-Нужно идти в бой, ваше величество! – вместо Мерлина вызвался Гавейн, которому горячая кровь не давала жить спокойно без боя. День, прожитый без стычки, становился для рыцаря пустым днем.
-Нужно уничтожить само гнездо наемников по всему тракту, — отозвался Мерлин спокойно, не замечая Гавейна. – Сражаться с отдельными наемниками бессмысленно.
-Гавейн, Персиваль, собирайте людей! – Артур оживился. Мысль о проливающейся крови всех потенциальных врагов взбудоражила его, — пригласите графа Уриена с нами, мы едем зачищать гнезда наемников!
-А вы и дорогу знаете7 – саркастично изогнул бровь Мерлин. – Ваше величество, просветите нас!
Видя же растерянность Артура, Мерлин пояснил:
-Тракт – непроходимый путь. Гнезда наемников скрыты. Наших сил не хватит, чтобы отследить все тайные тропы, которыми пользуются наши враги. Там много обвальных путей и…гиблое место для армии.
-И что делать? – Артур растерялся еще больше и смотрел на Мерлина как на единственное спасение свое.
-Мы не позволим грабить караваны! – снова вспылил Гавейн и остальные рыцари поддержали его криком. – Мы сожжем…
-Ваша сестра, мой король, знает Тракт, — заметил Мерлин, — должна знать.
***
Моргана проснулась через несколько часов от ощущения, что ее тело утопает в облаке. Мягкая постель взамен соломенного прогнившего тюфяка оказалась приятным открытием для изможденного духа. Она почувствовала себя выспавшейся и восстановившейся.
Марди же словно дожидалась ее пробуждения. Она торопливо вошла с золотистым ковшом и принялась обмывать Моргану, приводить ее в достойный вид.
-Оденьтесь, госпожа! – попросила Марди, вытаскивая из сундука какой-то незнакомый Моргане наряд.
-Это не мое, — возразила фея.
-Ваше-ваше, — зачастила Марди, расправляя темно-зеленое платье, — советник короля – Мерлин распорядился еще до вашего приезда подготовить вам комнату, слуг и одежду. Здесь, как он сказал, есть самое необходимое для пары выходов на приемы, на пир, на охоту, белье… если вам что-то нужно – просто скажите мне. Господи, ваши волосы, идите, я расчешу.
Моргана обалдело и слепо повиновалась Марди, ее костяному гребню и рукам, что застегивали на ней новые ряды крючков.
Когда фея взглянула на себя большое, во весь рост, овальное, до блеска начищенное зеркало, она едва смогла узнать себя. Болезненная бледность отступала, напуганная порцией редкого и здорового сна, а темно-зеленое платье подчеркивало ее фигуру, но не стесняло движений. Гладко расчесанные волосы аккуратно струились темным шелковым полотном…
-Э…- фея растерялась, — спасибо.
Она нашарила уже в своем дорожном сундучке несколько колец-талисманов и на шею повесила амулет, но скорее руководствуясь не чувством безопасности (если она пережила эту ночь, переживет уже все), а чувством эстетического удовольствия. Обычно она относилась к своему внешнему виду куда прохладнее, потому что имела перед собой задачи совершенно иные: выжить, не попасться, снова выжить, убежать, скрыться, убежать…
Но сегодня она проснулась как будто бы другой и даже улыбнулась своему отражению в зеркале и вдруг улыбка ее погасла. Рука бессознательно легла на живот, в котором уже должен был зародиться с помощью магии и совершенного ею обмана Мордред…
Моргана попыталась представить себя с большим животом, и не вышло, попыталась мысленно нарисовать образ своего сына и не смогла. Что-то очень важное ускользало от нее, лишая внутренний взор воображения.
-Вас ищут, леди Моргана! – Марди снова вырвала фею из мира размышлений.
-Кто? – скривила она губы, оборачиваясь к служанке.
-Король! – с придыханием прошептала Марди.
Моргана спустилась в залу, указанную ей Марди. Это оказался зал Совета – мрачный и какой-то темный.
Большую часть комнаты, как и ожидалось, занимали скамьи. Стол был небольшой, и весь был завален бумагами, пергаментами и свитками, часть из которых медленно сползала на пол.
Моргана, войдя, заметила именно этот стол первым делом – так впечатлил ее царивший на нем бардак. Артура же. Подошедшего к ней, она не сразу увидела и вздрогнула, когда он обратился к ней вполне дружелюбно, хоть и напряженно.
-Спасибо, что пришла.
-Спасибо, что позвали, — Моргана не смогла заставить себя взглянуть на Артура и молча, прошла к первому свободному месту, как раз напротив стола, прямо напротив угла, где скопленная пачка писем угрожающе кренилась к краю.
-Это все дела, прошения какие-то, мы не разбирали, — один из рыцарей с усталым, но добрым лицом, проследив за ее взглядом. – Не до того.
-Но Мерлин пытался, Николас! – строго одернул рыцаря Гавейн, враждебно глядя на него.
-А толку? – обронил Мерлин с презрением, — мы каждую бумагу разбираем по два дня, даже моей жизни не хватит, чтобы…
-Берусь отладить, — предложила Моргана, которой физически было больно смотреть на то, как у нее на глазах развернулся и пополз по полу толстый свиток с чьей-то гербовой печатью.
-Правда? – это предложение привело часть собравшихся в восторг. Особенно Артура, возликовавшего от того, что Моргана вызвалась помогать ему в делах сама.
-Правда, — буркнула Моргана, искоса взглянув на него, — если никто не против.
-Да кто против-то? – гоготнул уже знакомый фее Персиваль, — это ж бумажки всего лишь! Что с них силы-то? Вот она сила…
И он сжал рукоять своего меча с нарочитой демонстрацией. Моргана даже не попыталась сдержать разочарованного вздоха и обратилась к королю:
-Ты звал меня? Хотел видеть?
-Да, — потупился Артур и спохватился, — я хотел… у тебя все есть необходимое? Если что-то понадобится, я…
-К делу! – гаркнула Моргана, поняв, внезапно, как легко ей ладить с этим мальчишкой. Он же не знает, что делать и на любого, кто может голос повысить и приказать, смотрит как на спасителя.
-Мы…собираемся зачистить северный тракт от разбойников-наемников, но не знаем, как искать наемничьи гнезда, — Артур смотрел с какой-то детской обидой на Моргану и та вздохнула:
-Ну и?
-Мерлин сказал у тебя опыт! – вклинился Гавейн, которому, очевидно, не сиделось на месте.
-Прошу прощения? – переспросила Моргана, сверля взглядом Мерлина, — о каком опыте речь?
-Вы знаете, где гнезда наемников, — уточнил усталый Николас. – Простите нашу неточность формулировки.
-Не вам извиняться, — заверила Моргана, кивая рыцарю. Он не выглядел как тот, кто хотел бы раздражать или лез на рожон, выделывался, нет. Он походил на человека, который уже очень устал от всего, но продолжает нести свой крест. – Николас, верно?
-Верно, леди Моргана, — рыцарь кивнул с тем же дружелюбием.
-Он же назывался! – недовольно пробасил еще какой-то рыцарь, сидевший рядом с Персивалем.
-А я еще спрошу! – мгновенно отреагировала она, но обратилась уже к Артуру, — так, допустим, я знаю, где наемники, и?
-Скажи, мы поедем и убьем их всех, — попросил Артур.
Моргана глубоко вздохнула, досчитала мысленно до пяти, а затем спросила осторожно:
-Вы все идиоты или притворяетесь?
Рыцари зашумели, недовольные и непонимающие. Моргана поднялась с места, чтобы ее было лучше видно, и заговорила:
-Наемники – это необходимая сила, которую нельзя недооценивать, которую нельзя истреблять полностью. Их надо купить, тех, кого не удастся купить, напугать, тех, кто не поймет голоса денег и страха, пусть же примет смерть. Всегда короли и графы, армии и герцогства пользовались услугами наемников – так было и будет…
-Но это же нечестно! – вспылил Артур, поднимаясь с места, — это бесчестная война выходит какая-то!
-Война всегда бесчестна! – вступился неожиданно Мерлин.
-А в игрищах трона нельзя победить справедливо, — жестко оборвала слова друида Моргана. – Нельзя убивать всех. Нужно показать силу, нужно контролировать, да. Но истреблять – нет.
-Значит, убьем лишь часть! – кровожадно ощетинился Гавейн, — кто со мной, братья? Поедем по тракту и будем убивать наемников.
-Стоп! – Моргана с трудом обратила на себя бушующее внимание. – Нет. Нужно взять в плен наемников. В плен и привезти в Камелот, где король прилюдно осудит их, где на глазах у народа их повесят.
-Зачем? – не понял Персиваль, — это же много лишнего времени и…
-Идиот, — бросила Моргана. – Король должен показать то, что он не убийца, не такой, как наемники, что он не крадется по лесам, убивая других людей. Он должен показать свой суд народу, он должен показать, что не боится лить кровь прилюдно за мир в своей земле, он должен донести, что будет, если кто-то пойдет против него…
Моргана закончила свою простенькую речь, ожидая мятежа и возмущений, но их не последовало. Кое-кто из рыцарей усмехался, кто-то одобрительно кивал, а сам Артур смотрел с таким неподдельным восхищением на сестру, что той захотелось помыться еще раз, смыть с себя его взгляд.
-какая ты умная…- выдохнул Артур, — верно, братья?
«Братья» грохнули оглушительным согласием. Не все, конечно, Персиваль и несколько ближних к нему рыцарей воздержались, а Мерлин и вовсе стал, мрачен, но не вмешивался.
***
Из зала Совета выходили смешанной компанией. Артур шел впереди, шумно переругиваясь с Гавейном и Персивалем о том, сколько наемников нужно положить на суд людской. Мерлин шел за ними, косился неодобрительно назад, на словно бы незамечающую ничего Моргану, но не говорил и слова. Он вообще будто бы утратил способность к сопротивлению и стал наблюдателем.
Моргана думала о том, что неплохо было бы и поесть, когда к ней подбежал сэр Николас:
-Хорошо сказано, — одобрил он, — не помешал вам?
-Спасибо, нет, — ответила Моргана, которая начинала видеть в этом рыцаре одного из немногих сторонников здравого смысла.
-Вы не на обед? – продолжал спрашивать рыцарь, и Моргана вдруг подумала, что он ей даже не досаждает вопросами, напротив, ей было приятно его внимание.
-На обед, что-то я голодна, — группа разделилась, Артур, Персиваль, Гавейн, Моргана, Николас и еще несколько рыцарей, направились в одну сторону, по направлению к обеденной зале, а Мерлин бодро двинулся в другую, и за ним увязалась пара человек.
-Сестра, — Артур обернулся к ней, — ну, спасибо тебе! Мы сейчас поедем на охоту…в Северный Тракт, поймаем, привезем и казним, а ты займись бумажной работой, письмами… к слову, о, граф Уриен! А вчера еще вы хотели жениться на моей Моргане!
Сложно было сказать, кого покоробило больше: Моргану ли, внезапно ставшую чьей-то, или Уриена, заметившего Моргану и увидевшего Артура, что было ему особенно нелегко…
Или же Лею, что жалась к груди Уриена, словно котенок, и не верила в свое счастье.
-Пусть ее возьмут более достойные люди, чем я, — жестко отозвался Уриен, демонстративно прижимая Лею к себе. – Вы правы, король, нужно выбирать то, что действительно должно быть нашим.
У Морганы к горлу подкатил комок. Она вспомнила, как доверительно Лея сказала ей, что между ними ничего не было, как ночью она сама увидела Уриена, сползающего по стене…
Ну, конечно! Он, если и не видел ее, то слышал, понял! Боже…
Моргана разучилась краснеть и обнаруживать свой стыд, но сейчас ей казалось, что вся ее кожа запылала проклятым огнем, и снова и снова захотелось ей смыть с себя все события. Она внезапно поняла, с отчаянным запозданием, что этот человек действительно любил ее, во всяком случае, до прошлой ночи, точно. Он мог сделать её счастливой, мог разделить с нею столько всего, но Моргана понимала, что винить нужно лишь себя саму.
Фея заигралась в месть, в марионеток из живых людей и упустила свой шанс, пока та – другая, билась за счастье. Так чья вина в том, что так жжет горло?
-Ну и правильно, — одобрил Артур, подмигивая Лее. – Служанка моей невесты…неплохая партия, а, Уриен?
Лея засмущалась и спряталась за спину графа, с легкой улыбкой выглядывая из-за его плеча.
-Да, хорошая партия, — согласился Уриен странным, охрипшим голосом.
-А я вас хотел пригласить на один выезд, — Артур обернулся к Моргане, взял ее за талию и придвинул к себе, — моя дорогая сестра предложила потрясающую идею! Шутка ли – поймать наемников Северного тракта, и привезти в Камелот, чтобы казнить их прилюдно!
-Ваши планы, леди Моргана, меня всегда потрясали, — едва заметная иголка в душу, но она достигла цели.
-А меня потрясала ваша решительность, — в тон ему ответила Моргана, высвобождаясь от полуобъятия Артура, так как не любила она, когда ее личное пространство нарушалось без ее на то дозволения, пусть бы и негласного.
Этот обмен ледяными любезностями прервало появление заспанной еще, но одетой уже в светлые одежды Гвиневры в обществе отца.
-Любовь моя! – Артур утратил интерес к Моргане, подхватил Гвиневру на руки и закружил ее по зале, дозволяя завистливым взглядам заметить его счастье. Он чувствовал вину перед Гвиневрой, ведь этой ночью Артур, в некотором роде, изменил ей… или нет? С одной стороны – облик был ее, а Артур не был магом, чтобы определять, кто там под маской, но с другой – даже если бы это была действительно Гвиневра, они ведь еще не поженились, господь не соединил их души, а он уже разрушил ее невинность, воспользовавшись опьянелостью духа.
Моргана, как ты все запутала, ведьма ты проклятая!
Гвиневра счастливо посмеялась и попросила поставить себя на пол:
-Я вчера увлеклась вином, — пожаловалась она.
-Это с непривычки, моя дочь не сторонница вин! – торопливо вставил Леодоган, боясь, что Артур подумает дурное.
-И меня сморил крепкий сон, — Гвиневра смутилась еще больше от слов отца.
-Но она выносливая и здоровая, просто устала в пути, – не отступал Кармелид, убеждая всех, кто хотел его слушать.
-Куда вы собираетесь, ваше величество? – спросила Гвиневра, обращаясь к Артуру, — кажется, я слышала про…
-Небольшая охота за наемниками, — охотно объяснил Артур, оборачиваясь на Моргану и, не найдя ее за спиной, нашел взглядом в зале. Она стояла, непринужденно болтая с Николасом и демонстративно не замечая Уриена, ласкающего Лею.
-Охота? – Гвиневра охнула, — ваше величество, вы должны быть очень осторожны. Я прошу вас! Мое сердце дрожит от страха, и я…
-Но моя дочь храбрая, — ввернул невовремя герцог Леодоган, которого, впрочем, никто и не спрашивал.
-Я верю в это, — не задумываясь, отозвался Артур, — Гвиневра. Любовь моя, я должен так поступать. Я должен обезопасить свои земли. Граф Уриен, герцог Леодоган, поедете со мною?
Моргана на мгновение забыла, как дышать, она отвлеклась от беседы, настороженно вглядываясь в то, как Уриен оторвался от Леи и задумчиво смотрит на короля. Вспомнив же, по-видимому, приказ Мелеаганта, Уриен кивнул:
-Поеду, ваше величество.
-А вы, герцог? – Артур радостно обернулся к Леодогану.
-О, сир, почту за честь!
Артур хотел что-то сказать, но снова отворилась зала, и вошел, а вернее сказать, вбежал, юродивый молочный брат короля Артура Пендрагона. Он размахивал руками и его странного вида мантия, словно бы снятая с чьего-то друидского плеча, перевязанная, словно тряпка, через его тщедушное тельце, развевалась за ним…
-О, моя голова…- картинно застонал Кей, бегая вокруг всех, кто не успевал увернуться и хватаясь за каждого, — о, красавица, как приятно пахнут твои волосы. О…моя голова. А куда мы едем?
Вид кривляющегося братца, чей разум давно поразила болезнь, внушил Артуру новую досаду. Выходило то, что Моргана – его сводная сестра, связанная с ним кровью, хоть через предательство и обман, но все же! – она была умна, красива и ее было не стыдно представить двору, а этот…
Артур устыдился своих же мыслей, вспомнив, что именно отец его молочного брата принял Артура как своего, воспитал и ни разу не дал понять ни словом, ни жестом, что Артур неродной.
-Я с вами! – Кей запрыгал на одной ножке.
-Нет, — с раздражением отозвался Артур. – сиди в замке.
Кей зашмыгал носом и настоящие слезы полились его из глаз. Острая жалость, смешанная с отвращением, раздражением, стыдом и досадой уколола Артура.
-Ладно, — буркнул король, — Гавейн, последи за ним, ни на шаг.
Надо было видеть лицо Гавейна, что рвался в бой уже давно и, конечно, понимал, что его рыцарские долг сменился долгом королевской няньки.
-Этот человек…- шепотом, пока шла эта беседа, спросил Николас, про которого Моргана напрочь забыла, — этот граф, он дорог вам?
-Что? – Моргана с усилием отвела глаза от Уриена, который снова принялся обнимать Лею и что-то шептать ей на ухо. – Нет, с чего вы взяли? Он сопроводил меня и…вообще, это не ваше дело, что вы ко мне пристали?
-Простите, леди Моргана, — сэр Николас склонил голову набок, — тогда, позвольте, я за вами немного поухаживаю, пойдемте на обед? Дайте вашу руку.
Моргана покорно вложила свою ладонь в его руку и пошла к выходу из залы, спиной чувствуя очень колючий взгляд, но, не решаясь обернуться.

Глава 16
Моргана быстро покончила с обедом: ее неутомимая натура жаждала деятельности, в которой можно было бы утопить тяжелые мысли. Она точно знала, что в зале Совета тяжело и мрачно лежат пачки свитков и пергаментов, которые нужно разобрать и как-то заархивировать. И, хотя бумажная работа всегда приводила фею в ужас, сейчас было куда лучше заняться бумагами, чем интригами или же чем-то еще.
К ее удивлению, сэр Николас вошел следом за нею в зал Совета и прикрыл за собою тяжелую дубовую дверь. Заметив же ее изумленный взгляд, и без труда прочтя немой вопрос на лице Морганы, рыцарь пояснил:
-Я не любитель отлавливать по лесам наемников, и король дозволил мне остаться здесь. Обычно я помогаю Мерлину с бумагами и мне показалось, что я мог бы…
-Проходите, — согласилась Моргана. Ей не хотелось в одиночку ковыряться в этой груде чьих-то стараний, не удостоенных вниманием короля в одиночку. – А Мерлин…
-Доброе утро,- поздоровался означенный Мерлин и Моргана, отведшая было взгляд в сторону одного из упавших свитков, самым натуральным образом подпрыгнула, услышав ненавистного друида. – Рад, что ты здесь, обычно женщин приходится долго ждать прежде, чем приступить к работе.
-Твоими стараниями обычной мне быть не удалось, — прошипела Моргана, и ее лицо исказилось от гнева, — друид!
Почему-то из ее уст слово «друид» звучало как оскорбление, да еще и, похоже, входившее в список самых отъявленно-злобных ругательств – такова была тональность этого простого слова.
-Прошу вас! – воззвал Николас, — мы все здесь с одной целью…
-Разве? – Моргана даже не обернулась к рыцарю, но ее тон отличился особенной насмешливостью.
-Хорошо, с разными, — не стал спорить рыцарь, — но дело одно. Давайте начнем как можно скорее, и быстрее закончим наше, видимо, неприятное соседство?
-Ваше общество, сэр, я неприятным не нахожу, — Моргана снизошла до взгляда на Николаса и обошла заваленный стол, присела у ножек, собирая документы, валяющиеся на полу на предмет важности.
-А я и против тебя, Моргана, ничего не имею, — влез Мерлин, тоже склоняясь к полу. – Я давно должен был тебя найти, но не мог.
-Зато ты смог сделать кое-что другое, — не сдалась фея, отбрасывая пергамент в сторону, — хлам!
-Моргана, я поступил так, как поступил, потому что был…
-Трусом! – Моргана не была расположена к исповедям и диалогам с тенями своего прошлого, а Мерлин как раз и был таким прошлым. – Трусом, лицемером, старым ослом…
-Идиотом, предателем, шутом, — подсказал Мерлин, откладывая в сторону чье-то письмо, написанное неровным почерком.
-Верно, — Моргана даже не взглянула на Мерлина, который опустился на колени рядом с нею. – Николас, а почему Артур не ответил на письмо от графа Монтгомери? Он просит здесь разрешения на приезд…
-Спроси у него, — отозвался Николас, — вообще, он сказал, что Монтгомери – напыщенный индюк.
-Какая прелесть, — пробормотала фея, — какая потрясающая новость! Отложи это в сторону, я отпишу к графу…
-Моргана, — Мерлин попытался обратить на себя ее внимание снова, — я тебе обещаю, ты не найдешь такого слова, которым я сам бы себя не назвал и той кары, которую я бы не призывал на свою голову.
-Тем не менее, я попробую, — пообещала Моргана, — Николас, а почему здесь лежит нераспечатанное письмо от госпожи Вивьен? Ламарк и все делают вид, что это нормально?
-А кто это? – спросил Николас, хмурясь на конверт. – Я не помню.
-Ламарк! – Моргана вздохнула, — господи, дай мне силы. Это вдова погибшего в битве…
-Моргана! – Мерлин, очевидно, терял терпение, — я хочу поговорить с тобой. Эти бумаги никуда не уйдут. Удели мне пять минут.
-Две, — обернулась Моргана. – Станешь спорить – останется минута.
-Хорошо, — Мерлин прикрыл глаза, тяжело вздохнул. – Моргана – я только слуга, и действительно трус. Утер Пендрагон полюбил твою мать со всей темной страстью и возжелал ее, но она, на ее несчастье, оказалась слишком порядочной женщиной.
-Я и ударить могу, — пригрозила фея, — не посмотрю, что ты…друид. Что значит «к несчастью оказалась слишком порядочной женщиной?» ей что, нужно было ложиться под каждого, кто ее пожелает? С ее красотой-то? Она должна была…нет. Ты мне скажи, она что, должна была ложиться под каждого, кто не может держать себя в штанах?
-Нет, конечно, нет, но верность стала причиной ее…- Мерлин, кажется, всерьез испугался.
-Потрясающе! – Моргана саркастично и издевательски зааплодировала. – То есть, ей, женщине из нетитулованного, но небедного рода, вышедшей замуж за герцога, на минуту! – нужно было покориться королю и изменить мужу?
-Короли всегда берут то, что хотят, Моргана, — с горечью отозвался Мерлин, — не думай, что я не пытался его отговорить или увлечь какой-нибудь другой женщиной, или сделать что-то еще, но он оказался упрям. И он поступил бы еще хуже, если бы я не нашел способ…
-Так я тебе должна быть еще благодарна7 – Моргана сорвалась на крик, она забыла о том, что сидит в зале Совета рядом с рыцарем, который вообще, кажется, жалел о том, что находится здесь.
-Он пригрозил мне, что возьмет твою мать так или иначе, даже если придется залить кровью все дома герцогства Корнуэл и тебя бы тоже убили… или продали в рабство. Я пытался спасти всех! – Мерлин тоже повысил голос. Негодование, разъедающая сердце боль и тайны, лежащие в его душе, все это наслаивалось на него, заставляло срываться в гораздо более сильные эмоции и чувства, чем он сам желал.
-Я только орудие судьбы, но могло быть…
-И что теперь? – Моргана вскочила. – Ты искал меня! Я знаю! Утер наверняка хотел избавиться от меня.
-Я искал тебя, чтобы уберечь! – Мерлин тоже поднялся на ноги. Сэр Николас теперь сидел между ними на коленях и делал вид, что почта, валяющаяся на полу – самое важное, что может быть. – Я понял, что ты обладаешь магией и…
-Замолкни! Я скиталась, голодала, лишенная титулов и земли, лишенная семьи и имени! – Моргана топнула ногой и несколько листков разлетелись под ее ударом. – Я была на краю гибели…
-И мне жаль…
-Проклятый друид! То, что я сотворила, то, что я сотворю – лишь твоя вина! Ты заставил меня мучиться годами, и я заставлю тебя за это заплатить! Ты будешь смотреть на то, как я делаю то, что задумала и не сможешь помешать…- Моргана страшно заскрежетала зубами. – За твою ошибку заплатит тот, кто невиновен. И когда придет твой срок умирать…о! о!
Она бешено и жутко захохотала, глядя на Мерлина, который с не меньшим ужасом смотрел на нее.
-Моргана, еще не поздно…- осторожно попытался найти слова друид, и сделал неосторожный шаг к ней.
-Поздно! – Моргана сорвалась на свистящий шепот. Ее взгляд помутнел, и что-то острое блеснуло на дне ее глаз, — теперь уже всё!
-Моргана…- Мерлин отшатнулся, тоже напуганный этой демонстрацией полного бешенства и пониманием того, что Мордред, ее и Артура ребенок – вот орудие ее мести. И бог знает, что она еще задумала.
-Мерлин! – Николас устал от воплей и обвинений, ему было искренне жаль Моргану, которую эмоции явственно жгли, и он поднялся с пола, — идите, Мерлин! Идите!
Мерлин смерил его презрительным взглядом, но, снова взглянув на Моргану, которая прожигала его темнотой своих провалов-глазниц, понял, что действительно лучше уйти. Он уходил с полным чувством унижения, но не без надежды – она кидала ему обвинения, значит, еще не все потеряно. Она не заперла свое сердце в каменный мешок и не надела на душу ледяной кокон, нет! Она кричала, злилась, а это был прямой, хоть и неочевидный путь, указывающий без сомнений на то, что Моргана рано или поздно будет готова к диалогу в более спокойной форме.
Разбирательство почты шло медленно и мрачно. Николас не спрашивал ни о чем и делал вид, что не слышал никакого препирательства с Мерлином, но Моргана не могла так поступать. Она мыслями возвращалась к тому, что сказал ей друид, и потому ей приходилось по два и три раза перечитывать письма, чтобы в точности осознать смысл.
Часам к четырем дверь зала Совета открылась и на пороге возникла Гвиневра в компании Леи и еще двух-трех служанок, приставленных Артуром.
Николас поднялся навстречу будущей королеве, приветствуя ее, а Моргана только коротко кивнула, не поднимаясь с пола.
-А что это вы тут делаете? – Гвиневра с любопытством оглядела зал, кучу бумаг, пергаментов и подсела к Моргане, — дорогая сестра, я рада, что ты работаешь с моим будущим супругом.
-Я-то как рада! – буркнула та, за эти часы ясно увидев, что король из Артура не получался. Он не отвечал на письма от крупных землевладельцев и древних кровей, на которых могла бы держаться его власть, не читал обращения от отдельных жителей, не реагировал на жалобы крестьян на то, как грабят их, его же люди… так долго продолжаться не могло, но Артур, кажется, вообще не понимал, что должен как-то отписываться и отвечать своим поданным, искать заступничества и союзников.
-А я могу помочь? — Гвиневра лучилась обескураживающей доброжелательностью. Конечно, ей было и интересно в замке Артура, и скучно. После того, как она вырвалась из дома отца. Пусть отец и был пока рядом с нею, она увидела новый мир и новые пути открывались перед нею, но мир изменился рядом с нею и она, как, оказалось, плохо умела себя занять самостоятельно. Здесь она могла также шить, гулять по саду, молиться, читать и болтать с придворными дамами. Но шитье надоедало быстро, по саду тоже особенно нельзя было прогуляться, молиться скучно, чтение и болтовня с придворными дамами сопровождали ее еще дома. Даже беседы не менялись, лишь лица, которые произносили одни и те же, будто заученные фразы. Лея же, вошедшая в жизнь Гвиневры, была тем недостающим звеном, которое соединяло мир веселья с миром будущей королевы. Она хотела в этот мир, неизвестный и загадочный, и Лея пыталась ее вести по тонкому мостику, но Гвиневра помнила, что с нею прибыла и Моргана.
И вот Моргана – таинственная и жутковатая даже, явно знающая о многом и многое видевшая, это ли не идеальный друг для Гвиневры? Она нуждалась в заботе – это было видно, и дочь Кармелида готова была заботиться о ней, и стать ей настоящей сестрой, но вот мнение Морганы она не учла на этот счет.
Что до самой Морганы – она была резко против того, чтобы к ней кто-то набивался в друзья или кровные родственники. Ей хватало того, что дружба с Ланселотом уже ослабляла ее независимость. К тому же, по мнению Морганы, Гвиневра была глуповата, наивна и слишком юна и тащить ее с собою в мир интриг, разбирательств и всего прочего было, по меньшей мере, неудобно для самой феи.
А когда ей было неудобно, она избавлялась от причины своего неудобства.
-Нет, не можешь, — жестко оборвала фея, — здесь нужно знать не меньше трех языков, обладать знаниями в истории, географии, философии и быть прирожденным дипломатом. Нет, Гвиневра, не следует тебе лезть в это!
Гвиневра изменилась в лице. Ее улыбка медленно угасла – она снова ощутила себя чужой и ненужной. И, как странно выходило, что даже вдали от родного дома, в момент, когда ей показалось, что она уже взрослая женщина, ее так грубо ткнули, сказав, что-то в тональности: «иди, поиграй, взрослые без тебя разберутся».
Это раздражало. Это пугало. Выходит, как выходить замуж, так её можно использовать, не взирая на возраст и образование, но как дело доходит до реальных проблем и задач, ее сдвинули в сторону? Да еще и кто? Да, сводная сестра короля, о которой, впрочем, двор и не знал до вчерашнего вечера?
-Вы говорите, Моргана, с будущей королевой! – голос Гвиневры задрожал от плохо сдерживаемого гнева.
-Леди Моргана просто хочет уберечь вас, — вклинился сэр Николас, уже принявший со смирением тот факт, что союзничество с Морганой отводит ему роль карманного дипломата. – Она не…
-Знаешь, дочь Кармелида, — Моргана оборвала фразу Николаса, — выйдешь ты за него или нет – это вопрос, останешься ты его супругой или нет – тоже вопрос, ведь короли…привередливы! А вот я его сестра, к слову, старшая, останусь ему сестрой, и этот факт он не изменит, а посему, пожалуйста, ступай к себе и не лезть больше в дела Совета – не по рангу.
-Вы правы, — отозвалась Гвиневра и опустила голову, чувствуя, как горячая краска заливает ее лицо, — я забылась, простите. Леди Моргана, вы…учите меня, ладно? Я выросла в нищем герцогстве, и мало что знаю об этикете настоящего королевского двора.
На лицо Морганы было приятно посмотреть. Она снова растерялась так, как растерялась накануне вечером. В пылу своих дел и мыслей фея совсем как-то упустила из виду, что Гвиневра не только ребенок, которого обрядили в платья, затянули в корсеты и за руку притащили к королю, но и ребенок, которого держали птичкой в клетке, совершенно не научив ее реагировать на любые стычки и приучив лишь сдаваться…
«Змеи двора ее сожрут!» — подумалось Моргане и она устыдилось с чего-то своих же мыслей, протянула руку Гвиневре:
-Я зайду к тебе как-нибудь, мир?
-Мир, леди Моргана! – Гвиневра так горячо и жадно схватилась за ее руку, что Моргана с трудом сдержала странную дрожь.
-Госпожа, дозвольте мне перемолвиться словом с леди Морганой, — попросила Лея, когда Гвиневра заторопилась к дверям со своей переглянувшейся свитой.
-Конечно-конечно, Лея, не спрашивай разрешения, я подожду тебя, — Гвиневра тепло коснулась руки Леи и вышла за двери.
-Будущая королева ждет служанку за дубовой дверью совета, из которого ее выгнали, потрясающе! – со странной злостью, адресованной, скорее, к самой себе, промолвила Моргана и обратилась уже к Лее, — что?
-Я хотела у тебя спросить, — Лея явно мялась, смущаясь своих мыслей, — про Уриена. Ты не злишься на меня за то, что мы с ним…теперь с ним?
«Во-первых, вы не с ним, он просто пытается забыться, глупая ты девчонка! Во-вторых, почему я должна злиться на этого ничтожного, трусливого…» — чуть было не сорвалась Моргана, но вслух сказала совсем другое:
-Нет, дитя, не злюсь. Мне не зачем злиться на такого, как Уриен. Он того не стоит. Будь счастлива.
Лея просияла и торопливо выскользнула за дверь.
-Теперь я вижу, кому в вашей семье досталась железная воля, — мрачно заметил Николас. – Невооруженным взглядом видно, что вас с имени этого графа от ревности в сторону чуть не сносит, а вы так глупо отдаете его девчонке…служанке!
Моргана взглянула на него таким теплым и дружелюбным взглядом, что рыцарь смутился, но вдруг озарение коснулось его лица лучом:
-Если только вы не…
-Ага, — подтвердила Моргана, обводя взглядом Залу. – Выпить есть что-нибудь? Не хочу идти до столовой или кухни.
-Это мы запросто, — заверил Николас, направляясь к скамейкам на самом верху. – Но я впечатлен, поражен и в ужасе.
***
Артур вернулся со своими рыцарями к вечеру. Моргана, чуть захмелевшая, разобравшая вместе с Николасом где-то третью часть всего того, что скопилось за время правления Артура, встретила сводного братца откровенным издевательством:
-Никто не потерялся? Я ж не удивлюсь!
Но Артур был в прекрасном расположении духа. Он вместе со своей компанией, своими храбрыми рыцарями и советниками схватил сразу же семь наемников и был чрезвычайно этим горд!
Правда, оказалось, что пятеро из них были взяты в трактирчике в состоянии полного опьянения и не могли даже сопротивляться, но вернувшиеся господа-воители не сильно были опечалены этим.
-Вот, вот! – торжествовал Артур, — так начнется очищение!
Моргана взглянула на захмелевшие, оплывшие тела пойманных наемников и мысленно выругалась – она была уверена, что это не убийцы, а скорее неудачливые воры или налетчики, работающие по мелочам. Впрочем, на что она вообще рассчитывала, если охоту вел Артур, который изначально собирался ехать на Тракт, совсем не зная его?
-Чудно, — Моргана через силу улыбнулась.
-В камеру их! – гаркнул Артур, гордый одобрением, в котором, разумеется, не почуял насмешки. – Мы будем их судить, и казним прилюдно! Никто не станет грабить наши караваны!
-Казнить? – Гвиневра, бросившаяся на шею Артуру, отпрянула от него, — любовь моя, мой король, но как можно казнить живых людей?
-Руками, — подсказала Моргана, — леди Гвиневра, кажется, мы сегодня говорили кое о чем…
Гвиневра ойкнула и покраснела:
-Ваше решение правильное, мой король.
Артур с подозрением взглянул на Моргану:
-Не понял, ты что, запугала мою невесту?
-Не запугала! – заступилась Гвиневра, — она сказала мне правильно – я не должна лезть в дела королевства!
-Это вредит будущему материнству, расшатывает организм, — съехидничала Моргана и с удовольствием понаблюдала за вытягивающимся лицом Артура.
-Я поймал семь человек! Семь человек поймал! Семь! – Кей ввернулся в зал змейкой, и запрыгал на ножке, весело распевая нескладную песенку, — семь человек загубил храбрый рыцарь! Семь человек загубил.
-Во имя святого…- прошипел Мерлин, тоже уже находившийся в зале, — Кей! Никто никого еще не загубил, Артур будет судить…
-И казнит, — потемнел взглядом король – ему снова стало невыносимо стыдно за своего молочного братца. – К слову, Моргана!
-А? – Моргана попыталась увлечься беседой с сэром Николасом, но у нее не вышло , ее отвлек король, — что такое?
-Уриен – потрясающий воитель! Он очень ловко поймал сразу же двоих, когда они пытались улизнуть…
Моргана впилась в лицо Уриена насмешливым взглядом, и тот с ответным вызовом взглянул на нее. Много было во взглядах этих двоих, но они упускали самое важное из взоров друг друга и все глубже вглядывались в черноту, не замечая, как слепы.
-Это поведайте Лее, — ледяным голосом отозвалась Моргана, — а пока, ваше величество, я разбирала письма и нашла…
-Лея! – Артур перехватил инициативу, заметив в свите Гвиневры тоненькую девушку, — Лея, твой рыцарь – настоящий герой!
-Всё для моей дамы, — отозвался Уриен, вышел к Гвиневре, поклонился ей и спросил, — разрешите украсть вашу служанку?
Гвиневра кокетливо улыбнулась, обернувшись к Лее, и рассмеялась:
-Разрешаю!
-А мне, мой король, — с раздражающим восхищенным придыханием по отношению к королю произнес Леодоган, — разрешите украсть мою дочь от вашего внимания?
-Пока разрешаю, — улыбнулся Артур, разглядывая Гвиневру с каким-то новым и особенным вниманием, — но через два дня она станет моей женой, и я вам просто так ее не отдам.
-О, сердце старика разбивается ради любви к королю! – фальшиво пустил слезу, герцог и, взяв за руку Гвиневру, увел ее прочь.
Кругом рыцари разговаривали, перешучивались, пересказывая шепотом события славной охоты. Моргана почувствовала себя утомленной и собиралась идти из залы, когда Артур остановил ее:
-Сестра!
-Да? – Моргана взглянула на него с удивлением, не в силах угадать, что еще ему надо.
-Завтра будет Совет, — сказал он, как-то смущаясь и сминаясь от собственных же слов. – Ты ведь будешь?
-Да, я обещала помогать, — отозвалась Моргана, — это все?
-Нет, — вдруг решился король, взял руку Морганы и, невзирая на ее небольшое сопротивление, вызванное возмутительным вторжением в личные границы, повел ее из залы в противоположную дверь от той, через которую вышла Гвиневра.
В коридоре он отпустил ее руку, жестом велев двум притаившимся слугам идти прочь.
-Ты…как? – спросил он, и даже в темноте Моргана видела, как он стремительно краснел.
-О чем ты, брат мой? – спросила она подозрительно ласковым и издевательским тоном.
-После ночи, — прокашлялся Артур, — слушай, я не хочу, чтобы Гвиневра знала…
-Понимаю, — отозвалась Моргана холодно, с какой-то досадой понимая, что если бы не Мерлин со своей трусостью и если бы не Утер, она не испытывала бы такой ненависти к Артуру. С другой стороны – он орудие ее мести, а разве можно ненавидеть орудие? Разве можно ненавидеть сталь, что входит в сердце? Мы проклинаем руки убийцы, а не меч…
«Главное, не привязаться к нему», — напомнила себе Моргана, — «он только орудие моей мести Мерлину. Он должен пасть, чтобы Мерлин страдал. Его страдание отплатит за мое…»
-Я не скажу ей, — продолжила Моргана.
«Но это не значит, что она не узнает!»
-Спасибо, — искренне поблагодарил Артур, — знаешь, ты…я понимаю. Я понимаю твою ярость, но я хочу сказать, что сделаю все, чтобы тебе было легче.
-Мне не нужны твои подачки! – возразила Моргана.
«Тебе не вымолить мое прощение!»
-Это не подачки, — покачал головой Артур, — ладно, Моргана, как ты себя чувствуешь? Тебя не мутит? Не тошнит?
Моргана с трудом удержалась от злого комментария и только спросила:
-Ты полагаешь, что я сразу же начну картинно тошнить и отращу живот что ль?
-Я не знаю, — Артур потер виски, — я не знаю, я не сталкивался с беременностью.
-Я, знаешь ли, тоже, — не успела удержать язык за зубами Моргана, и в этой ее фразе скользнул страх.
-Но я не хочу, чтобы сестру короля клеймили как дворовую девку, — продолжал Артур, у которого только что под носом был шанс как-то сблизиться с Морганой, избавить ее от страха. – Поэтому, как твой брат, я прошу тебя выйти замуж до того, как…
Он смутился, отвернулся.
-Ну, ты понимаешь, — закончил король скороговоркой.
-Видишь ли, — Моргана вдруг поняла, как будет развлекаться ближайшие дни, пока не появится Ланселот, — я сама думала о том же! Но пока скиталась, я не научилась обращаться с мужчинами, кокетничать и хлопать глазками, так что…вот!
-О, — Артур, обрадованный отсутствием сопротивления с ее стороны, просиял, — я легко решу эту проблему! Не будь только слишком сурова, ладно?
-Как скажете, ваше величество, — Моргана издевательски поклонилась.

Глава 17
-Итак, — Леодоган, едва вошел в покои Гвиневры, жестом выгнал всех служанок и остался один на один с дочерью, — что ты скажешь?
-Я? – Гвиневра растерялась еще больше. – Отец, что вы хотите услышать?
-Объяснение, почему твой отец до сих пор не полноправный член совета и не пользуется влиянием на короля! – рявкнул с плохо сдерживаемой яростью Кармелид, сильнее сжимая руку дочери.
Та вскрикнула от боли и отец мгновенно отпустил ее, убедившись, что не оставил на нежной коже синяков.
-Ты должна была сделать так, чтобы Мерлин и прочие утратили свою власть! – продолжал Кармелид, с опаской оглянувшись на дверь, — я стараюсь ради нас! Наш род должен остаться у трона, понимаешь?
-Да как я это сделаю? – спросила вконец замороченная Гвиневра, — я не знаю…я не знаю!
-Нашепчи ему, — Леодоган тяжело вздохнул, — дура ты совсем? У тебя есть преимущество – он тебя любит!
-И я его люблю тоже, — тихо прошептала Гвиневра, пряча глаза от отца.
-Восполь…что? – до Леодогана дошло не сразу, но когда мысль укоренилась в его мозгу, он с яростью взглянул на дочь, — что ты сказала? Что противишься мне?
-Я сказала, что люблю его, это значит, что я не хочу, чтобы он страдал! Ваша власть, отец… то есть, я хочу сказать, что если вокруг него советники – они не просто так там!
-Ты…- Леодоган задохнулся от возмущения, но взял себя в руки и заговорил ласково, однако, от каждого его слова Гвиневра вздрагивала, словно от удара кнутом. – Гвиневра, доченька, твой папа хочет добра для короля и тебя… он видит, что советники Артура…
-Моргана сказала мне, чтобы я не лезла в дела королевства! – Гвиневра вложила в эту фразу все свое отчаяние, все нежелание вредить и мешать Артуру.
-Моргана? – переспросил Кармелид и громыхнул, на беду себе, — эта тварь Моргана смеет тебе запрещать? Эта подлая гадина, это отродье…
-Гвине…- Артур очень вовремя и невовремя распахнул дверь, его уста еще складывались в имя разыскиваемой им невесты, до которой он поднимался по ступеням. Но мозг уже переваривал услышанное. – Герцог!
Кармелид в один миг сделался жалким, сжавшимся комочком из плохо сгруппировавшегося в преддверии удара от судьбы герцога.
-Артур! – Гвиневра вскочила, становясь перед отцом, — пощади его! Он просто…
-В сторону, — ледяным тоном велел Артур.
Гвиневра покорилась, как привыкала покоряться всю свою жизнь.
-Герцог, — заговорил Артур, клокоча от ярости, — я женюсь на вашей дочери, а не на всей вашей крови! Что вы говорили о моей сестре?
-Что она потрясающая женщина! И совсем-совсем не отродье, я с удовольствием женился бы на ней, — запищал герцог, в котором никто, даже самый сердобольный житель Камелота не узнал бы рыцаря. – Я говорил…о другой Моргане!
-Герцог…- Артур задыхался от гнева, — вы…подлец! Никто не смеет отзываться так о моей Моргане. Я недоволен вашим поступком и… Гвиневра, позови, пожалуйста, Моргану сюда.
-Зачем, — пискнул придавленный судьбой Кармелид, — она просто пытается запретить моей дочери лезть в дела королевства, она ваш враг! Я защищаю вас! Она же…ведьма!
-Фея, — поправил Артур, — но да, ведьма та еще, но все же фея. Я запрещаю вам говорить о ней в таком тоне, и пытаться строить ей козни, я запрещаю вам вообще заговаривать о ней!
-Меня что, звали? – изумленный женский голос раздался за спиною Артура и он обернулся, чтобы увидеть насмешливую Моргану и перепуганную бледную Гвиневру за нею. В дверь заглядывали и служанки – Артур узнал Лею и Агату – кормилицу и няньку Гвиневры.
-Звали, — торжествовал Артур, — этот человек посмел тебя оскорбить, называя отродьем! Просите прощения, герцог!
Кармелид рухнул на колени и зашептал что-то неразборчивое, молясь, чтобы судьба была к нему милостива. Моргана окинула взглядом этого жалкого человека и взглянула на Артура:
-И что? Ты вызвал меня для этого?
-Он оскорбил тебя! – теперь Артур растерял уверенность. – Он же…
-Брат мой, — Моргана вздохнула, — меня оскорбляли и называли отродьем на завтрак-обед и ужин, меня такими словами не напугать. Я слышала в свой адрес и худшее, и видела обращение, от которого твоя нежная душа просто взорвется! Оставь в покое герцога, успокой его дочь – она побледнела как смерть, и не дергай меня по мелочам, у меня нет времени бегать по этажам, чтобы наблюдать за унижением древней крови. Мне наплевать, кто и что обо мне говорит, Артур!
Моргана, не дожидаясь ответа, повернулась и, громко стуча каблуками, исчезла в глубинах коридора.
-Ваше величество! – Кармелид схватился за мантию короля, не решаясь подняться, — пожалуйста, простите меня…
Артур молча выдернул мантию из его рук и подошел к Гвиневре:
-Милая моя, не бойся! Я не обижу твоего отца, — король обнял ее и слегка коснулся губами ее лба, утешая. Она доверчиво прильнула к нему, и прикрыла глаза, понимая, что гроза прошла и Артур – могучий и мудрый, сильный Артур, не навредил ее отцу.
Мысли же Артура были не о герцоге, на которого он уже не злился и даже не о Гвиневре, от волос которой пахло ягодами и молоком, неоспоримой юностью, а о Моргане, которой настолько было наплевать на то, что о ней говорят, что она и не обратила внимания на герцога. И еще, пожалуй, о том, что у него, сына Утера Пендрагона, не будет, пожалуй, больше такой страстной и яркой ночи, как прошлая. Ему остается хрупкость Гвиневры, а в памяти он навсегда запечатлит этот порок и подлость, от которой он изведал и ад, и рай…
***
-Леди Моргана, как вам идет это платье! – неожиданным комплиментом встретил вошедшую в залу Совета фею Персиваль.
У леди Морганы дернулся глаз в немом предчувствии, но она сдержалась:
-Благодарю, рыцарь.
-Очень подчеркивает вашу фигуру, облегает ваш стан и формы, — не унимался рыцарь.
-Я поняла, спасибо, — Моргана села в уголок, рядом с подвинувшимся Николасом, надеясь, что Персиваль отстанет от нее, но рыцарь ловко перебрался на три ряда ниже, чтобы оказаться прямо за ее спиной и с жаром, который он сам, наверное, полагал романтическим, прошептать:
-От тебя такой потрясающий аромат!
-Персиваль, не по тебе плод, запретный! – вмешался Гавейн, с силой ударив рукой по плечу друга. – Уйди от девушки!
-По тебе что ль? – обозлился рыцарь, — Моргана, ты меня не бойся, я не обижу, в накладе не останешься! Не пожалеешь.
И Персиваль подмигнул ей.
-Убери даже мысли от нее, — не выдержал Мерлин, сидевший через два места от Николаса, — не для тебя создание! Не тебе предназначено.
-Ух, ты, у нас по назначению, — обалдел Персиваль и хмыкнул, — девушка, наплюй и решай сама!
-Давай так, — Моргана развернулась к нему, устав от бесполезного вмешательства в свой мир, — если ты сейчас встанешь на скамью и продекламируешь мне отрывок из «Энеиды» о гибели Приама – я твоя, в противном случае, если ты этого не сделаешь сию минуту, но посмеешь ко мне подойти еще раз с такой же развязностью повадок, достойных лишь сброда на Тракте, я вырву тебе язык и засуну его тебе же в глотку. Понял?
Моргана перевела дух, по зале прошел смешок-шепоток. Над Персивалем, которому не удавалось никогда очаровывать, но который всегда пытался пользоваться бешеным успехом у дам, хихикали, но так открыто не отвергали. Моргана, несмотря на тонкость своей фигуры и юность лет, сумела внести разлад в душу рыцаря. Прежде многие из них, если и знали отказ, то в виде пощечин и грубых слов, здесь же было что-то совершенно иное…
-А если я продекламирую этот отрывок? – шепотом спросил Николас, когда распахнулась дверь, и в сопровождении раздражающе прыгающего Кея появился Артур, — могу я считать тогда вас своей?
-Ну…может быть, — Моргана оценивающе оглядела рыцаря, отметила его умное лицо, высокий лоб, усталость взора, стать, — а что, продекламируете?
-Мог бы, но нет, — он поморщился с печальной улыбкой, — нет, Моргана, я не хочу вас обидеть, вы потрясающая, красивая, умная и любой должен за честь держать даже то, что находится в вашем обществе, но я хотел бы остаться вам только другом. Видите ли, я вообще недружелюбен, а с женщинами у меня всегда…не складывалось. Я спросил из интереса, но, увы, я вообще испытываю равнодушие к женщинам, как к предмету страсти.
-Я не обижаюсь и пони…- Моргана осеклась и во все глаза взглянула на рыцаря, — то есть…правда?
-Для меня важнее ум, чем внешний облик, — усмехнулся Николас, — я открываюсь вам, чтобы не приносить вам горечи, если вдруг…
-Благодаря моей сестре Моргане, — заговорил Артур, глядя как раз на шепчущуюся Моргану и своего рыцаря, — мы начали зачистку Тракта.
Дверь распахнулась, обрывая слова Артура, и на пороге возник заспанный, растрепанный граф Уриен Мори.
-Прошу прощения, ваше величество и вы, господа…дама, — он даже не взглянул на фею, — но слуга только сейчас сумел передать мне, что я должен явиться на Совет.
-А вы ночуйте в одной постели. Граф! – загоготал Гавейн и его смех поддержали. Уриен криво ухмыльнулся и сел позади Морганы так, что она чувствовала его дыхание в собственный затылок.
***
-Конечно, вам будет не очень хорошо! – выговаривала Лилиан Мелеаганту, смиренно выслушивающему ее возмущение, — вы же постоянно работаете!
-Я принц, — напомнил Мелеагант, — мой долг – работать.
-На износ работать – вредить своему же народу, — не согласилась Лилиан, составляя специальный отвар для облегчения мучившей последнее время Мелеаганта головной боли.
-Не работать на износ – вредить ему еще больше, — парировал принц, наблюдая за ее ловкими движениями. – Кажется, Ланселот не слишком рад тому, что призвал тебя в ночной час к себе?
-Он может пойти и повесить свою радость или не радость, — буркнула Лилиан, разливая настойку, сготовленную на скорую руку по трем бутылочкам, — я — целитель, я приду и днем, и ночью, и на тот свет.
-Благородно, — кивнул Мелеагант, разваливаясь на постели удобнее, — очень благородно, но как же время для себя? Для семьи и любви?
-Моя семья и моя любовь – это мир, — Лилиан отвела взгляд от Мелеаганта, ей было очень сложно сосредоточиться на лекарстве в тот момент, когда он вел себя так расслабленно, и на нем не было теперь мантии, что тоже отвлекало.
-Значит, твоя жизнь – это работа? – задумчиво уточнил Мелеагант, — интересно.
-Как вам будет угодно, — равнодушным словом, но не равнодушной мыслью отозвалась целительница. – Ваше высочество, пожалуйста, запрокиньте голову, я положу вам компресс и закреплю, чтобы снять боль.
-А после? – он улыбался, наблюдая за нею, и это немного притупляло ощущение реальности.
-Боль пройдет, — пожала плечами Лилиан, с опаской приближаясь к нему, — голову, ваше высочество!
Она попыталась приложить компресс, но даже подойдя близко к кровати, она испытывала неудобство.
-Так не пойдет! – заметил Мелеагант, — садись!
-Куда? – ошарашено взглянула на него Лилиан.
-На постель садись, — уточнил Мелеагант и целительница, словно у нее подкосились ноги, села на самый краешек…
-Умница, — похвалил Мелеагант и тут же, не дав ей опомниться, передвинулся и положил свою голову ей на колени. – Так удобнее ведь? Делай свой компресс, госпожа целитель!
Легко было ему говорить! Легко, ведь его голова просто покоилась на коленях у Лилиан, и он сам лежал спокойно, прикрыв глаза, ожидая, пока она применит свои целительские способности и снимет боль.
А вот у нее дрожали руки, от такого соседства с ее коленями и ей казалось, что через тонкую ткань платья он чувствует дрожь и жар. Неловкость сковала ее движения, и она только со второй попытки смогла закрепить компресс с лекарственным сбором и замерла в нерешительности, потому что, Мелеагант, кажется, слишком удобно устроился на ее коленях и уходить не собирался.
-Можете ложиться на подушку, мой принц, — нерешительно прошептала Лилиан, борясь с искушением погладить его по темному шелку волос.
-Тебе неудобно? – спросил Мелеагант, и даже не шелохнулся.
-Удобно, мой принц, — отозвалась Лилиан, пытаясь понять, какого черта происходит в ее имеющей особенный уклад жизни.
-Вот и всё, — тоном, словно он вынес вердикт, произнес Мелеагант. – Мне тоже удобно. Лежим дальше.
-Я сижу, — напомнила Лилиан, как будто это было самым важным в жизни.
-Мне это исправить? – поинтересовался принц, даже не открывая глаз, — спой мне, госпожа целитель.
-Что? – Лилиан снова потерялась в мыслях и словах. – Вы издеваетесь, мой принц?
-Нет, просто спой, — попросил он, — что хочешь. Хочу услышать живой голос.
-Я плохо пою, — промямлила Лилиан, — и знаю мало песен и мой голос…
-Просто спой! – Принц дернулся с ее колен и в раздражении попытался сорвать компресс, но Лилиан, сама не осознавая того, что творит, накрыла его руку своей и отвела его пальцы в сторону:
-Лежите, мой принц, я спою.
Тихонько, чтобы ее слышала только Луна, она запела, не заботясь больше ни о чем, ни о том, что она лишь целительница, ни о том, что Моргана задумала какую-то жуткую многоходовку, ни о чем не хотела думать ее душа, и хотела лишь слиться с этой ночью.
-В стороне, где текут темные воды,
Где вороны дремлют в чаще ветвей,
Где ветер поёт оды свободам,
Живет принц – с короной, что ночи темней.
Мелеагант внезапно накрыл свободной ладонью ее пальцы. Она вздрогнула, и голос ее тоже вздрогнул, но она заставила себя продолжать:
-Он восседает на черном престоле,
Он пьет горечь вина кровавого цвета,
Во взгляде – величие темной воли,
Одеяние его сплетено из темного света.
Мелеагант сжал ее пальцы, и тут же отпустил их, мирно задышал, словно бы примиряясь с теплом, а может быть, головная боль стала понемногу его выпускать из своих колючих объятий.
Лилиан попыталась сменить позу и он, почувствовав это, слегка приподнял голову, чтобы она села удобнее.
-Волосы принца – шелковый блеск темноты,
Пальцы изящные холодом жгут.
И голос его – отражение страхов немоты,
В которой демоны смерти так долго ждут!
Причудливо прыгали тени от свечей по стенам, и Лилиан показалось, что одна из теней сложилась в странное, небольшое существо, человекоподобное, но только вместо рук, скорее – лапки, и когти…
А еще глаза. В тенях она видела, как глаза полыхнули радостным желтым блеском, словно бы приветствуя ее, но тени тут же исчезли, и Лилиан пообещала себе отдыхать больше, чтобы не видеть больше в огненном танце свечей всяких чудовищ.
-В глазах его огненная пропасть – яд,
Он возвещает предвестие судного часа.
И многое ты отдашь за его взгляд,
И много отдашь за фальшивую ласку гласа.
Тени исчезли и больше не появлялись, но Лилиан, увлекшись своим же пением, внезапно поняла, что ее гладят по руке…
Она взглянула вниз и увидела, что Мелеагант, также лежа с закрытыми глазами на ее коленях, поглаживает ее руку свободной рукой. Стоило мыслям попасться на это, как она вздрогнула всем своим естеством, по ее телу пробежали иголочки…
Голос целительницы слегка скользнул по хрипотце:
-Задыхаясь, предвижу я грозный трон,
Одеяние, что плетут морозные ветра…
Напомню себе, что он тьмой окружен,
Что нить его души из серебра…
Только допев этот кусочек, Лилиан вдруг заметила, что одеяние Мелеаганта расшито серебряной вышивкой. Пальцы Мелеаганта перестали терзать ее кожу прикосновениями и теперь просто остановились, словно принц задумался о чем-то.
-Тьма неволит твою душу, но слабеет!
Странное плетение ласки и боли.
И снег тебя отпоет, и тебя согреет,
Свет скажет, что ты жил светлой ролью.
Мелеагант перевернулся, сел, теперь он смотрел прямо на Лилиан. Глаза в глаза, только в его плясало что-то новое, бесовское, но затягивающее.
Он одной рукой сорвал несчастный компресс.
-Ваша голова прошла, мой принц? — спросила Лилиан, почему-то не имея возможности отвести взгляд.
-Прошла, — в его голосе тоже прозвучала легкая хрипотца, — допой, Лилиан.
Его рука коснулась ее щеки, завела ей за ухо выбившуюся прядь волос, и осталась на ее лице, словно бы он боялся, что она отвернется, будто бы ему было очень важно, чтобы она не смела отвести от него взгляд.
-За круг танца, за один круг с тобой,
Многое отдам, много отниму.
Если ты связался с этой тьмой,
Значит, я тьму тоже приму.
Мелеагант не убрал руки от ее лица, он оглянулся на стену, по которой прыгали показавшиеся тени, а сейчас танцевали отблески свечей, затем – обернулся к Лилиан:
-Здесь иногда ходят тени… вообще, в этом замке и в этой земле много тайн. Я знаю, что ты видела их глаза на стене, я тоже их видел, с детства.
Он передвинулся, теперь принц де Горр был совсем к ней близко, и его вторая рука скользнула по ее спине, прижимая к своей груди.
-Пообещай мне, что не будешь бояться… — прошептал он ей на ухо, вдыхая запах ее волос – от них пахло сушеными травами и свежестью, а еще чем-то очень теплым, мягким, обволакивающим.
А Лилиан и не боялась.
***
Половину из того, о чем говорил Артур, Моргана проигнорировала еще на стадии обращения. На кой черт ей было слушать о том, что всех наемников нужно казнить, а Камелот полностью перестроить, если не требовалось ни того, ни другого?
Она взяла слово и попыталась воззвать Артура к дипломатии.
-Это что, мириться теперь с Мелеагантом? – не понял все еще мрачный Леодоган Кармелид, который хоть и пытался заслужить прощение Артура, но все-таки не желал прогибаться принципами под эту ведьму.
-А что тебе не нравится в Мелеаганте? – обозлилась Моргана, отбрасывая официальное обращение, — его род, его кровь, богатства и армии не уступают. А даже превосходят Камелот! Не говоря уже о том, что там совсем иначе обстоит дело с советниками!
-Как? – оживился Артур, который сам думал, что следует помириться с Мелеагантом, ведь Мелеагант – посвятивший его самого в рыцари, был образцом воплощенного рыцарства для Артура.
-О, — Моргана хмыкнула, — там было две дюжины советников, он, вступив на престол, устроил разбор каждому и сократил их в два раза. Сильно проштрафившихся – казнил, старых – на пенсию.
Моргана ласково взглянула на Мерлина, тот нахмурился, но ничего не сказал.
-Он что, управляется двенадцатью рыцарями? – не понял Артур, — так можно?
-Со-вет-ни-ка-ми, — поправила Моргана. – Он разделил рыцарей и министров. Не спорю, там есть те, кто может в оба лагеря, но в основном, он…ценит ум.
Моргана не удержалась от косого взгляда на Николаса и улыбнулась ему.
-Интересно придумано! – оценил Гавейн, обводя взглядом залу, — мы ведь воины, но и воины могут управлять королевством, важно ведь что? Не допустить захвата саксами!
-А суть в том, — тоном, полным нравоучения продолжила Моргана, — что некоторые дипломатические ходы могут быть неприятны, но…
-Мы сами сильны! – влез Персиваль, — зачем мириться с каким-то…
-Монтгомери, например, — кивнула Моргана, — незачем! Если не считать того факта, что Монтгомери владеют территорией примерно вполовину Камелота, на их долю приходится шесть рудников по добыче золота.
-Он напыщенный индюк! – поморщился Артур, — я не хочу водить с ним дружбу.
-Я тоже не все хочу, — согласилась Моргана, — я не хочу, входя в зал совета выслушивать паршивые предложения и шутки в свой адрес, не хочу слышать о том, что я…отродье!
Это было нечестно. Она задела сразу же всех, кого смогла. И Персиваля, и даже Гавейна, и Кармелида, который поспешил сжаться под мгновенно запылавшим взором короля, и Уриена, который не сдержался и обернулся на рыцарей, надеясь взглядом выцепить того, кто посмел обидеть Моргану.
Уриен мог ненавидеть Моргану, но не мог избавиться от нее в своих мыслях. Он засыпал с Леей, он касался Леи, но не мог прогнать образ феи. Лея помогала забыться ему – ненадолго и тревожно, но это было не то.
Эта дрянь, эта Моргана была нужна графу как воздух, как вода и он выдал себя ей. И она заметила это.
-Если хочешь наладить дипломатические отношения, — наконец выдал Артур, – занимайся этим сама.
-Ты дозволяешь, брат мой? – она, не мигая, смотрела на него.
-Дозволяю, — кивнул Артур и поспешил счастливо убраться с совета, чтобы не чувствовать себя кроликом перед взором странно ненавидящей его змеи.
Уриен поспешил было за ним, но на пороге уже обернулся и увидел, как Моргана перебрасывается словом с Николасом. Кровь запульсировала в венах графа ядом и он вышел вон, безотчетно сжимая кулаки.

Глава 18
-Моргана, к тебе можно? – в двери просунулась Лея.
-Заходи, — промолвила Моргана, наблюдая в зеркало за тем, как служанка ловко вскальзывает в помещение. Она не решалась обернуться на нее и посмотреть прямым взглядом, боясь, что тогда Лея прочтет в ее лице больше, чем следует открывать Моргане другим, потому фея продолжала наблюдать за девушкой в зеркало.
-Что мне следует доложить тебе о Гвиневре? – спросила Лея, быстро оглядевшись и убедившись, что никого в помещении нет.
-Всё, — просто ответила Моргана, по-прежнему не поворачиваясь к танцовщице.
-Ну, — Лея смотрела в зеркало, пытаясь поймать взгляд Морганы, но та упрямо смотрела то в сторону, то лишь в свое отражение, — к ней приходит только отец, который пытается давить на нее и предлагает ей контролировать Артура…
-Как он ей это предлагает? – быстро прервала фея, внутренне собираясь. – Какие способы?
-Он считает, что Гвиневра должна его соблазнить и заручить свои слова и свой вес беременностью.
-Они поженятся на этой неделе! – поразилась Моргана, — до их официальной ночи…
-Герцог считает, что Гвиневре следует поступиться своей честью как можно скорее, чтобы не тянуть с наследником, — Лея пожала плечами.
-Сколько ей? – тихо спросила Моргана, глядя в сторону, уже не в зеркало, но еще не на Лею.
-Месяца не прошло с ее шестнадцатой весны, — также тихо отозвалась Лея, — но отец торгует ее уже года полтора-два.
-Господи, избавь меня от искушения оторвать ему что-нибудь! – Моргана ударила ладонью по столику, и жалобно звякнули баночки с маслами и настойками для красоты.
-По мнению многих – это хороший возраст для вступления в брак. Наверное, отцу виднее…
-Виднее? – Моргана порывисто поднялась, не глядя на Лею, выговаривая словно бы для стен, она разразилась бурной речью. – Виднее? Да она так тонка и бледна, и вообще, я сомневаюсь, что она готова выносить ребенка. Ей нужно прежде окрепнуть, налиться силой и…
Моргана осеклась, и снова обернулась к зеркалу, словно бы Лея была для нее пустым местом.
-Так можно наделить Артура бессилием! – радостно предложила Лея, — уверена, Лилиан…
-Нет, нет, нет! – Моргана сделала несколько порывистых шагов по комнате, — я поговорю с Артуром, не переживай. Так, что еще ты мне скажешь?
Моргана взяла себя в руки и снова уселась перед зеркалом. Лея, выждав паузу, в которую она так и не добилась пояснений, продолжила:
-Гвиневра боится и отказывается. Она считает, что это греховно так использовать себя, еще и до свадьбы, да и в целом – она очень боится, она же неопытная, да и не разговаривал с ней никто на эту тему никогда.
-Поговори с ней, просвети, чтоб она хоть какое-то представление имела, — предложила Моргана, но ее мысли были уже где-то далеко-далеко.
-Хорошо, — согласилась Лея, — еще к ней ходит сам Артур. Он говорит ей о любви и пытается читать стихи, но лучше бы не пытался, потому что стихи его собственного сочинения, и мало того, что отвратительно безвкусны и глупы, так еще он их же и забывает. Как вам нравятся его недавние строчки: «Ты прекрасна как луна, что этой ночью была видна, но умерла с рассветом, не попрощавшись со своим поэтом»?
-Ужас, — Моргана ухмыльнулась, — я могу ему еще порекомендовать в том же духе…
-Не надо, я ведь это слушаю, — испугалась Лея. – Помимо меня у Гвиневры еще две служанки, приставленные Артуром, но они не…входят в число ее доверенных лиц. Чаще, чем я, с ней проводит время ее нянька – кормилица Агата. Она приехала вместе с ее свитой и Гвиневра хочет оставить ее здесь.
-А Артур? – осторожно спросила Моргана.
-Он не хочет ей возражать.
-Эта…Агата, какая она?
-Она может, без сомнения, отдать жизнь за Гвиневру! – отозвалась Лея, и в ее голосе скользнуло неприкрытое восхищение. – Простая, незнатная, но преданная! Пререкается с герцогом, когда он запрещает Гвиневре есть лишнего.
-Чего он делает? – Моргана невольно взглянула на Лею, решив, что ослышалась. – Кого?
-Он запрещает ей есть лишнее, боясь, что она поправится, а Артур не станет брать в жены толстую девушку. Гвиневра не жалуется, говорит, что раньше, дома, было хуже, сейчас ей позволено за столом при Артуре есть все, но в его отсутствие…
-Вот же подлец! – Моргана взглянула на Лею так, словно это она была во всем виновата. – Ладно, еще что-нибудь скажешь?
-Ну, — Лея покраснела, — ко мне Уриен заходит.
-По делу! – рявкнула фея, мгновенно утратив невозмутимость.
-И Гвиневра, кажется, тоже к нему неплохо относится.
-Ясно, — тон Морганы не предвещал ничего хорошего, — ступай, Лея!
Лея, радуясь, что так легко отделалась, умчалась, а Моргана, недолго еще побродив по комнате и клокоча праведным гневом на герцога Кармелида, потребовала у Марди принести ей плащ (в замке похолодало) и вышла в коридоры.
Найти герцога Леодогана ей было несложно. Она, руководствуясь странным чутьем хищника, нашла его в течение десяти минут в компании Персиваля и Уриена. Они втроем что-то обсуждали, причем, глядя на лица всех трех, сразу становилось понятно, кто уже считал себя выше всех, кто просто буйствовал, а кто не хотел находиться здесь в такой компании.
Моргана не стала размениваться на смущение и издевки, на ожидание того момента, когда на нее обратят внимание (тем более, некий граф почувствовал ее приближение даже стоя к ней спиною), она даже решила, что лучше именно при свидетелях налететь на Леодогана.
-Господа! – ласка Морганы прозвенела сталью в коридоре. Уриен развернулся быстрее, чем следовало бы по этикету, Персиваль радостно ухмыльнулся, жадно оглядывая фигуру феи, а герцог Леодоган, словно предчувствуя, помрачнел лицом, но попытался выдать это помрачнение за радость. Вышло плохо.
-Моргана! – воскликнул герцог, на правах, как он уже себя считал, королевского родственника, — какая честь, я так рад…
-Рот закрой! – посоветовала Моргана, и в коридоре повисло напряженное молчание. – Отошел!
Это уже было для Персиваля, который поспешно посторонился, не представляя, что она захочет вытворить. Уриен даже не пытался вмешаться, хотя видел, что на герцога идет расправа, неважно уже даже за что, но Кармелид был ему неприятен, и заступаться за него граф не собирался.
-Слушай сюда! – Моргана, левой рукой, на которой опасно блеснул темно-синей вспышкой браслет-амулет, схватила герцога за волосы и дернула к себе, он был выше, чем фея, но это ей не помешало. Кармелид попытался вырваться, но Моргана очень тактично и деликатно пнула его коленом в живот и, не ожидавший подобного герцог, согнулся от боли и предпочел, видимо, смириться и все же послушать.
-Слушай меня, ты, вонючий козел, — продолжила Моргана свистящим шепотом, — если ты, гниль болотная, еще раз будешь издеваться над своей дочерью, говорить ей, как поступать, сколько следует, есть, пытаться ее использовать или заставить ее участвовать в своих интригах, я, мой милый друг…не дергаться! Я, мой милый друг, тебя кастрирую проржавленным серпом, веришь?
Она с отвращением выпустила из своих рук сгибающегося герцога и тот, охнув, сполз на пол и мелко запищал что-то неразборчивое.
-Думаю, веришь, — Моргана распрямилась, откидывая упавшие во время экзекуции волосы на лицо. – Господа, вы уж извините, но, как сводная сестра короля, я не могу допустить, чтобы над его невестой издевались. Даже если родной отец.
Моргана злобно сверлила взглядом пытавшегося подняться герцога.
-Я болен, если теперь хочу выучить гибель Приама из Вергилия? – Персиваль взглянул на фею с почти, что полным идиотским благоговением.
-Да, — согласилась Моргана, не удержалась от взгляда на Уриена и опустила взор, разом превратившись в милую придворную даму. Она поправила на своих плечах накидку и пошла по коридору дальше. Персиваль бросился поднимать Кармелида, не пытаясь даже удержаться от шуточек.
Но Уриен не разделял его веселья. Он не мог отвести взгляда от исчезающей Морганы и странные мысли рождались в нем.
-Что, граф, не терпится по носу получить? – гоготнул Персиваль, пихнув Уриена под ребра, — эх, герцог, хорошо она тебя уделала! Девчонка боевая, с огоньком!
-Пошел к черту, идиот! – обозлился Кармелид и, держась за живот, похромал прочь.
-А что я? – не понял Персиваль и обиженно заныл, издеваясь, — Моргана его оби-идела, Моргана плоха-ая, а герцог хоро-оший.
-Эта тварь еще заплатит…- тихо прошипел Кармелид и, к его счастью, не был услышан.
Персиваль и Уриен проводили взглядом Кармелида, а затем граф обратился к рыцарю:
-Как думаешь, это правда? Он истязал Гвиневру?
-Наверняка. – Персиваль пожал плечами, — хотел добра для дочери, хотел выдать ее скорее да лучше, она ведь почти что из полной нищеты. Бесприданница.
-Это мерзко.
-Это политика, — Персиваль пожал плечами, — иногда приходится жертвовать кем-то для чего-то.
-Ладно, оставим этот спор, — Мори искоса взглянул на рыцаря, — скажите, пожалуйста, друг мой, а что вы скажете о сэре Николасе?
-О Николасе? – Персиваль почесал затылок огромной пятерней, тихо впадая в задумчивость, — ну, так сложно сказать сразу. Рыцарь, еще со времен Утера, но не как воин даже прославился , а как бумажный деятель. Тоже что-то постоянно разбирал, но в битве, говорят, редко появляется, судить не могу – не видел. Или, подожди…
На лице Персиваля проступило понимание. Он широко ухмыльнулся:
-Ревнуешь к Моргане? А как же твоя служанка?
-Не твое дело, — прорычал граф Мори, пойманный так легко и просто в сети собственных чувств.
-Ай да граф, ай подлец! – Персиваль загоготал, довольный открывающимися обстоятельствами, — Николас вообще не охотник до женщин, я не могу даже припомнить ни одного его романа. Чудак-человек!
***
-Ланселот, что в этом сложного? – Лилиан взглянула на переплетенные стебли в своем венке и сравнила с истерзанными кусочками травы в руках Ланселота, — этот стебелек сюда, этот под него.
Она ловко переплела несчастный венок в руках юноши и вернулась к своей работе, проверяя тугость плетения. Настроение у целительницы было весьма и весьма колеблющимся: от острого приступа счастья до мрачного предвестного и Ланселот чувствовал эти изменения, но как человек не самого глупого склада, он предпочитал делать вид, что вообще не понимает ни о чем происходящем и уходил в плетение венков.
Лилиан не застала утром Мелеаганта. Когда она проснулась (гораздо позже, чем обычно), солнце уже стояло в небе, а принц, как узналось, уже отбыл на охоту. Лилиан не знала, как реагировать, как действовать и думать, ее мысли метались от двух состояний, из крайностей в крайность и все эмоции отражались на ее лице. Наверное, осознавая это, она взяла Ланселота за руку и потащила его в сад, чтобы и быть в компании, и сильно не показываться никому на глаза. Ланселот молчал, чем-то тоже озадаченный и оба они пытались делать вид, что лишь плетут венки, но на деле оба пытались исцелиться от метаний.
«Я глупа! Боже, для НЕГО я только служанка, лишь игрушка! Какого черта…» — сухие слезы щипали глаза, но Лилиан терпела, сжав зубы, и руководила действиями Ланселота:
-Дубовый листок распрям, он съеживается!
-А дубовый листок, напомни, что значит? – спросил юноша, которому, по большому счету, было почти наплевать, что значит какой-то несчастный дубовый листок, но его томило что-то странное, висевшее в его сердце.
-Знак дружбы…- отозвалась Лилиан ровно.
«Которой у меня больше не будет с Мелеагантом! И всё из-за глупости и моей несдержанности!»
-И еще, — продолжила целительница также ровно, чтобы Ланселот не почувствовал ее дрожи в голосе, — «Ты редкий человек!»
«Редкая сволочь! Ушел, а я сиди и гадай теперь. Хотя, чего гадать? У него таких как я – десятки. А я-то дура!.. но он всё-таки сволочь!»
-Точно, — Ланселот отозвался также равнодушно, но Лилиан была слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить это. – А маргаритки?
-«Я счастлив, когда счастлива и ты», а вообще… — целительница неожиданно отложила свой венок в сторону и поднялась с садовой резной скамьи, разминая шею, — уже не так важно.
-Согласен, — грустно отозвался юноша. – Я с той девушкой…ну, та, что служанка Мелеаганта, помнишь? Я так разочаровался.
-В ней, в себе, в политике? – Лилиан взглянула на своего друга. – Что случилось? Вернее, что опять случилось, что бедному юноше разбили сердце?
-Она думала, что я титулованный, — Ланселот вздохнул, и душу Лилиан обожгла иголка жалости, — а я даже не рыцарь! Она думала, у меня есть наделы и деньги, а я – выкормыш Озерной лицемерки!
-Тихо, услышит! – Лилиан испуганно огляделась на блестевший вдалеке садовый пруд, — ты же знаешь, как она может!
-Не лицемерка, хочешь сказать? – поинтересовался Ланселот с нехорошей усмешкой. – Я хотел быть друидом когда-то, хотел также заниматься травами и лечить людей, но она пыталась всегда меня использовать по-другому, и я чувствовал себя хуже всех в ее доме. Все ее дети, и ты… вы все учились у нее, а я – мальчик для ее интриг, в котором она не нашла ничего, но которого пыталась запутать своими сетями! Вот как…
-Ты скоро закончишь? – холодно поинтересовался до боли знакомый и до той же боли недосягаемый голос, и Лилиан медленно обернулась на него, не зная, как быть и как себя вести.
Она не ошиблась.
Мелеагант стоял позади них с привычной уже усмешкой, облаченный в простые одежды, не расшитые шелком и золотом, но даже в них угадывалось что-то очень благородное и статное. Он был один, стоял, прислонившись к статуе Великого Воителя, и наблюдал за метаниями Ланселота.
-Ваше высочество, — Ланселот смутился, — простите меня, я…
-Не прощу, — пообещал Мелеагант и взглянул на Лилиан, — ты давно встала?
Она шевельнула губами помимо воли и слова показались ей особенно чужими:
-Часа три назад…ваше высочество.
-Прекрати! – Мелеагант поморщился и сделал несколько шагов, сокращая до нее расстояние, — позволим сначала Ланселоту договорить или я могу поговорить с тобой?
-Я уже закончил, — возвестил Ланселот, смутно соображая…
-Чудно, тогда услышь еще кое-что, — Мелеагант не смутился враждебности в голосе юноши, — Моргана хочет, чтобы ты приехал в Камелот. Собирайся сегодня же. Она хочет, чтобы ты заявился ко двору, прости господи, Артура, и стал его рыцарем.
-Уже? – удивился Ланселот, — она сама при дворе…
-Она ясно дала понять в своем письме, — жестко оборвал Мелеагант. – Ты заявишься, и она скажет тебе, как быть, но учти, ты не знаешь ее. Совсем. Для всех – вы незнакомы, она просила предупредить и это.
-Я понял, — Ланселот смутился того гнева, который показался ему в словах принца, — Лилиан, ты не поможешь мне подготовиться к отъезду?
-Да, — Лилиан возликовала. Она, конечно, понимала, что Ланселот сейчас просто задавит ее расспросами о смутном своем подозрении, но находиться рядом с Мелеагантом, было еще хуже.
-Поможет, но позже, — распорядилась судьба в лице принца де Горра. – Ступай, Ланселот!
Ланселот оглянулся раз или два, пока возвращался в замок и шел он медленнее, чем обычно, но Мелеаганту было все равно до этого юноши в данный момент.
Принц обнял Лилиан, которая совсем обалдела от его порыва и едва устояла на ногах и ей потребовалась почти минута, чтобы вернуть себе возможность здравого размышления.
-Пустите, ваше высочество! – взмолилась Лилиан, но ей не поверил бы даже самый наивный человек.
-Лилия, — он перехватил ее за талию и прижал так, что теперь она была прижата к нему спиной, зарылся носом в ее волосы, вдохнул, — ты мой цветок чистоты и порока, святости и власти, какого черта тебя занесло сюда? Почему же тебя не прибило к нашему болоту раньше?
-Ветер моей судьбы плохо ориентируется в картах, — промолвила Лилиан, и более сопротивляться не пыталась.
***
Моргана сидела в зале Совета на полу, спиной к дверям и вчитывалась в оставшиеся указы и письма, она с ужасом начинала осознавать неприятный факт: еще при Утере бумажные дела королевства поползли в сторону преисподней, не велся учет казны, письма терялись и всплывали – одним словом, веселье начинало набирать действительно жуткие обороты.
Моргана не имела сама ни в одной сфере своей жизни полного порядка, и, хотя могла ориентироваться всюду, все-таки последовательницей аккуратности ведения дел она не была, но по сравнению с тем, что творилось в архивах Камелота…
Фея твердо поставила себе задачу – навести порядок, пусть даже и примерный лоск, для вида, но чтобы можно было без труда найти что-то. В конце концов, неважно, кто на престоле – Артур или здравый смысл, все равно, необходимо отслеживать, как минимум, учет пошлин и сборов, а также раздачу монет населению и то, сколько уходит на постройку, перевооружение…
Но, странное дело, казалось, что в Камелоте долгие годы никто не занимался этим! Моргана не могла найти ни одного реестра, ни одного документа с переписью или отслеживанием дел, и ее мрачное настроение не улучшалось.
Нет, в некоторых документах, касающихся указов короля, чувствовалась чья-то друидская рука, пытающаяся навести порядок, но эта рука, видимо, перенаправляла из лучших побуждений что-то в другие руки, а там уже все терялось. Наверняка, поручения выполнялись, но отчитываться по ним письменно вряд ли было возможно.
«Мерлин единственный, кто работает, что ль?» — с ненавистью думала Моргана, натыкаясь на все, что угодно, кроме нужного. – «Я вам здесь наведу порядок! Я вам здесь такую систему создам…»
Она не сразу услышала, как за спиной скрипнула дверь, но зато сразу услышала гнусавое мурлыканье юродивого братца Артура – Кея:
-Мне скучно!
Моргана не обернулась на его голос. Это проблема Кея, что ему скучно, ей вот, Моргане, вообще не скучно, а очень даже весело, ведь так весело проводить перепись населения уже после уплаты части пошлин!
-Кей! – это был уже окрик Артура, и не отреагировать на его голос Моргана не могла уже из вредности, обернулась:
-Вы по делу, король? Или так?
-Моргана! – Артур не ожидал встретить здесь свою сводную сестру, но, кажется, обрадовался, — я искал Кея.
-Но мне скучно! – заныл означенный Кей.
-Кей здесь, забирай и не мешай мне! – попросила фея и отвернулась к бумагам.
Артур не шелохнулся, он стоял и смотрел на спину Морганы, но та, чувствуя спиной его взгляд, игнорировала.
-Что ты делаешь здесь? – спросил король тихо.
-Работаю, — отозвалась фея, не поднимая головы, — придется создавать реестр учета казны, пошлин, вести кучу списков, потому что прежде их не вели!
-А зачем? – Артур отмахнулся от попытавшегося вовлечь его в танец Кея и прошел к сестре, опустился с нею рядом на колени. – Зачем это?
Моргана решила даже, что Артур издевается, и, воспылав праведным гневом, обернулась, уже было к нему, и замерла, встретив истинное непонимание в его глазах.
-По какому принципу ты будешь собирать налоги со своих земель? – тяжело вздохнула Моргана. – Сколько, как и с кого? Как отследишь, сколько собрано по сравнению с прошлым сбором? Как меняется население?
-Мне скучно…- захныкал Кей и попытался схватить один из свитков из-под носа феи, за что получил по рукам от нее же.
-По какому принципу ты отследишь, сколько направлено и потрачено из казны, сколько остается? И я только о деньгах! – Моргана загнула палец, — а население? Камни? Металлы? Меха и мед? Как ты отследишь, сколько писем и кому было отправлено? В памяти станешь держать?
-Мне скучно, — Кей пихнул Моргану под локоть, надеясь, что она развеселит его.
-Пошел прочь, — отозвалась она, не оглядываясь даже на юродивого. – А, Артур?
-Я не думал, — честно признался смущенный мальчишка, чьим-то недоразумением назвавший себя королем. – Я просто…не думал. Мерлин пытался мне что-то объяснить, но саксонцы…и Гвиневра приехала. И вообще…
-И при отце твоем не было системы, — мстительно сообщила фея, — а вот при мне, если дашь полномочия, будет.
-Конечно! – Артур взглянул на нее с подкупающей благодарностью, — конечно, я составлю приказ, чтобы ты могла делать все-все…
-Я сама составлю, — пообещала Моргана, — я знаю как.
-Спасибо, ты столько для меня делаешь, — Артур, кажется, был тронут и он уже словно забыл о том, что Моргана обманом использовала облик Гвиневры.
-Не для тебя, — поправила фея, — для народа. Народ не виноват, что у них король…ты!
-Мне скучно, — Кей попытался влезть между ними, обиженный тем, что его не берут никуда.
-Уже послезавтра я женюсь…- непонятно зачем произнес Артур, глядя в упор на Моргану каким-то непривычным и нешедшим ему провалом глаз.
-Послезавтра и поздравлю, — она снова уткнулась в бумаги.
-Это так странно…- Артур отогнал от себя Кея, и попытался коснуться руки Морганы, но та невзначай увела руку в сторону. – скоро я буду женат на дочери Кармелида.
-Значит, проводи свою свободу, а главное, дай поработать! – Моргана отползла в сторону, пытаясь найти только что виденное ею письмо от главного казначея.
-Я верен своей невесте! – вспыхнул Артур, перехватывая ее руку, — если бы…
-Мне скучно, — сообщил Кей, настороженно привлекая к себе внимание.
-Если бы что? – переспросила Моргана, коварным броском перехватывая его запястье и высвобождая свою руку одним махом. – Если бы я тебя не соблазнила той ночью?
Кей издал булькающий звук, и Артур испуганно взглянул на него, словно бы вспомнив, что он еще здесь.
-Она шутит, — еле ворочая языком, заверил король.
Кей согласился и спросил:
-Потому что ей скучно?
-Потому что ей плохо, — отозвалась Моргана и увидела на полу, наконец, письмо. – Ступай, король.
Еще никто не выгонял короля Артура так нагло и спокойно. Казалось, он и сам не знает, как быть с нею и зачем вообще снова начал эту неприятную тему, но он словно бы потерял контроль над собою, ослаб на мгновение…
Мальчишка на престоле! Мальчишка, не знавший утрат жизни, скитаний, боли и холода, что он мог против нее?

Глава 19
Моргана быстро шла по коридору. Час был уже поздний, а после всех сегодняшних шумных событий хотелось только заползти подальше, в темноту и забыться крепким сном.
Нет, в приготовлениях к завтрашней свадьбе Моргана участие не принимала. Ей хватило четырех обрывочных фраз и двух красноречивых взглядов, которые целиком и полностью освободили ее от этого, поэтому шелест тканей, звон и обсуждения завтрашнего торжества шли мимо нее. Впрочем, фея поглядывала в сторону готовящегося торжества с усмешкой, но каким-то надрывным чувством ее душа все-таки тревожилась, ей нравилась эта предпраздничная суета. Доставали и начищали посуду, на кухне витали ароматы, от которых рот наполнялся слюной. Эта суета раздражала, эта суета веселила и наполняла сердце радостью.
Из чисто своего, женского любопытства, о котором Моргана не подозревала даже долгое время, фея поднялась к будущей королеве и застала ту в страшном волнении и щебете служанок. Агата – без труда угадывающаяся в толпе щуплой и тонкой молодости за счет более зрелого возраста и размеренности, правда, не щебетала и не хихикала, а лишь укладкою вытирала слезы, часто-часто моргала, глядя на свою воспитанницу, которая уже завтра должна была стать королевой.
А будущая королева – тонкое дитя, счастливо кружилось по комнате в многочисленных полупрозрачных и кружевных юбках, среди лент и словно бы уже приветствовала всей своею юностью счастье.
-Моргана! – Гвиневра бросилась на шею к означенной Моргане и расцеловала ее в обе щеки, феи попыталась было вывернуться, но не слишком настойчиво – радость Гвиневры была такой искренней и заразительной, что отвергать ее было бы кощунством.
-Готовитесь к свадебному торжеству, моя королева? – Моргана жестом велела Лее не подслушивать их разговор, а подвязывать наравне с другими служанками и Агатой к свадебному платью ленты.
-Ой, — будущая королева замялась, закраснелась, — да, знаешь, я так нервничаю.
Гвиневра доверительно взяла Моргану за локоть и отвела ее в сторону, в стороне же, делая страшные глаза, она шепотом сказала:
-Лея мне рассказала…ну, как нужно.
-А? – Моргана не сразу поняла, но, быстро осознав и вспомнив свою же просьбу к Лее поговорить с неопытной королевой о супружеском ложе, кивнула, — хорошо.
Она не знала, какой реакции ждет от нее Гвиневра, не аплодисментов же?!
-Только, — Гвиневра продолжала мяться, — он ведь король, он не станет смеяться над моею неопытностью?
Моргана выдержала трехсекундную паузу, внимательно глядя на Гвиневру и много было во взгляде феи, начиная от: «ой, да этот мальчишка на многое и неспособен» и, заканчивая: «я кастрирую его, если он посмеет хоть заикнуться о подобном», но вслух Моргана произнесла:
-Всему свое время, моя королева, опыт придет, придет понимание, не стоит переживать за это. Ты не первая, Гвиневра!
Гвиневра воспряла духом и закружилась по комнате, явно уже улетая мыслями в завтрашний день. А Моргана смотрела с мрачным предчувствием на это счастливое дитя, которое не ведало еще подлости жизни, и не было готово к ее уловкам. Дитя же жило словно бы одним счастьем…
До полудня.
Моргана усмехнулась в темноту коридора, вспоминая, как изменилось лицо Гвиневры, когда она встретила в саду подъехавшего Ланселота. Тот сказал, что ищет двор короля Артура и не солгал, и, конечно, он не мог помыслить о том, что перед ним стоит будущая жена короля.
Он не мог и подумать еще у ворот, что сейчас свершится, что он полюбит Гвиневру.
Моргана, честно говоря, предполагала только короткое влечение, страсть, но она проглядела самую настоящую любовь, ведь не одной Лилиан были известны предпочтения Ланселота в женщинах, которым так соответствовала юная Гвиневра.
Но Моргана пока и предположить не могла, что немного просчиталась, что в сердце юноши уже зажглось что-то, невиданное им прежде, что было же много хуже – вполне взаимное. Гвиневра не обладала даром сокрытия своих чувств и все, что было в ее душе, отражалось и на лице. Она покачнулась, встретив Ланселота, она побледнела, когда он заговорил…
Только слепец не заметил бы этого.
Только глупец упустил бы это из виду.
Мерлин не был глупцом. К зловещему триумфу Морганы, которая хоть и не осознала в полной мере всей степени торжества своего, друид присутствовал в саду, куда и прибило Ланселота ветром судьбы. Он видел встречу, юноши с Гвиневрой, слышал, как тот заявил о намерении своем стать рыцарем, как пылко заговорил он о красоте Гвиневры и умолял стать ее своей Дамой…
И как дрогнул голос будущей королевы – Мерлин тоже слышал, заметил дрожь в ее руках, которые она попыталась спрятать в складках мгновенно ставшего тесным платья. Она отказала ему в том, чтобы он назвал ее своей Дамой, но это решение заставило сердце порезаться первый раз в жизни о реальность, она сказала ему «нет», но ее глаза сказали «да».
Гвиневра мгновенно словно бы стала старше, мудрее и детская радость, непосредственность на какую-то долю оставила ее в эту минуту. Что-то в ней надломилось, в глубине глаз залегли бледные тени еще неосознанного, но уже предвидимого страдания.
С Ланселотом же было то же самое. Он был ловок с женщинами, но прежде не встречал ничего подобного, что прочел в глазах Гвиневры, не был прежде покорен силой ее тихого голоса и не был сражен тонкостью ее движений…
Гвиневра согласилась лишь провести Ланселота к Артуру, чтобы тот лично предстал перед тем, кому хотел служить, чьим рыцарем хотел бы быть, а Ланселот едва не выдал себя с головою в ту же минуту, но огромным усилием воли заставил себя вспомнить, что прибыл в Камелот по приказу Морганы и Мелеаганта.
Артур обрадовался добровольцу, Моргана, присутствовавшая при встрече своего друга со сводным братом дико нервничала, что Ланселот что-то не то скажет, или сделает, или выдаст их знакомство, но ничего не произошло. Его взгляд был устремлен либо в пол, либо на королеву…
Да, Моргана прочла в его взгляде много боли, когда Ланселот услышал, что эта женщина, которую встретил он на свою беду, будет уже завтра женою короля. Не меньше боли было и во взгляде Гвиневры…
И только Артур, вдохновленный потрясением Ланселота, как мальчишка, который хвастается дорогой игрушкой, пошел на очень жестокую казнь последнего сопротивления сердца и предложил Гвиневре посвятить собственной рукой Ланселота в рыцари, раз она его и привела…
Никогда Гвиневра не держала в руках ничего более тяжелого, чем тот меч, проклятый Экскалибур, легший однажды в руку Артура. Она со всею горячностью пыталась сосредоточить мысли на Артуре, на том, что завтра состоится ее свадьба и пыталась вернуть свои мысли к подготовленному для нее платью, но даже не вспомнила его расшивки и не смогла бы назвать, какая нить проложена по его шву.
Все для нее будто бы умерло и ослепло. Сильное чувство дало в ее молодую, неокрепшую кровь сильный яд и яд этот, буйством мыслей был записан в безрассудство, в волнение перед свадьбой, страх перед первой ночью с королем, но сердце уже знало ответ, и Гвиневра проклинала его, Ланселота, Артура, себя…
Еще никогда Ланселот не плевал всем своим чувством души на рыцарство. То, к чему он так стремился долгие годы, вдруг утратило для него блеск, превратившись в блеск в глазах будущей королевы. Она не могла принадлежать ему, и от этого горького дыма становилось душно. Змеиное чувство, незнакомое прежде уже посвященному рыцарю, поднимало свою уродливую голову и дико хотелось Ланселоту растерзать Артура за то, что он обладает тем, чего недостоин.
Гвиневра и Ланселот полюбили друг друга. Рано или поздно, их любовь станет опасна и тогда, либо Моргана использует их, чтобы совершить переворот, в пользу Мелеаганта и отнимет у Артура, а значит, и у Мерлина, его детище, либо Артур впадет в гнев и совершит что-то непоправимое, что изорвет его душу и Мерлин не сумеет помочь ему.
-А забавно вышло…- Уриен выскользнул из темноты коридора прямо перед носом у Морганы, та, испугавшись не на шутку, взвизгнула, инстинктивно вскинула руку с готовым сорваться с кончиков пальцев заклинанием и выругалась, узнав графа.
-Зачем ты так? – обозлилась она, — я могла и убить!
-Не убила же, — граф Мори равнодушно пожал плечами, — да и смерть, знаешь ли, это только пустяк. Хотя да, ты знаешь это лучше меня.
-Не пора ли тебе в постельку к Лее, граф? – голос Морганы сочился ядом, ревность и злость на свой же испуг превращали фею в худшего собеседника на свете.
-Не пора ли тебе в постельку к брату? – в тон ей отозвался деликатный Уриен.
Моргана вышла как раз к более освещенному куску коридора и, с гневом обернувшись, осеклась на полуслове, увидев покрасневшие глаза графа и его осунувшийся вид.
-Иди спать, Уриен, — предложила она уже устало – ругаться ей расхотелось.
-Удачно, говорю, вышло, — граф проигнорировал ее и стоял, слегка склонив голову набок, глядя на Моргану. – Ланселот прибыл в Камелот как раз перед свадьбой Артура и Гвиневры, влюбился в невесту короля, да еще и явно – взаимно. Я думаю, тебе нужно было велеть ему заявиться после свадьбы, чтобы Артуру было больнее…
-Я думаю, — Моргана зашипела, со страхом оглянувшись, — что тебе нужно закрыть свой рот! У стен есть уши и глаза.
Но по поводу замечания Уриена она ничего не сказала. Моргана не была зверем и прекрасно понимала, что должна из-за оставшегося всего в ее душе благородства, оставить Гвиневре шанс на отступление. Да, ей изначально не хотелось впутывать, по сути, ребенка, в разборки и сведение счетов, но пришлось! И все-таки, загнать Гвиневру в ловушку без права выхода, Моргана не посмела.
Если бы Гвиневра сейчас повинилась перед Артуром, закричала и зарыдала, что она любит Ланселота, если бы Ланселот осмелился бы рассказать ей о своих чувствах…
Все сложилось бы иначе. Но Моргана не хотела думать о том, что это невозможно, ведь тогда ее разум поймал бы уже ее в ловушку и показал бы, что все ее благородство, истерзанное и жалкое – мнимое!
Моргана знала, что Леодоган силой потащит дочь к алтарю, если та даже будет отбиваться и умолять ее оставить, шутка ли, возлюбленной какого-то, даже нетитулованного! – рыцаря. А сам Ланселот, по причине своей нетитулованности и смятения не посмеет спорить с королем за свою любовь, ведь понимает, что проиграет ему, что никогда не сможет дать Гвиневре всего, что хочет ей дать.
Моргана знала это и загоняла это знание глубоко в сознание, чтобы не мучиться, но облегчение не наступало. Стоило схлынуть зловещему триумфу, как осознание жгло ее совесть. Ей приходилось терзать друга, мальчишку на троне и совсем еще девочку! И все для того, чтобы страдал другой. Месть Морганы была жестокой для самой Морганы, но еще хуже она должна была ударить по Мерлину, но что стоит ее собственная мука для этой цели? лишь пустой звук! Моргана не может спать и жить спокойно, зная, что Мерлин…
То, что она успела сделать с Утером, лишь раззадорило и не принесло упоения для боли. Она травила его снами и кошмарами, приходила во снах, сводила в могилу и терзала, но это было терзание уже какого-то разом постаревшего и ослабевшего, жалкого человека. Он не походила на того злодея, из ее же детства. И Моргана сосредоточилась на Мерлине, перенеся свою ненависть на него.
-Что тебе нужно? – не выдержала Моргана, заметив, что Уриен продолжает также смотреть на нее, слегка склонив голову набок. – Я хочу спать, тебе тоже пора, завтра свадьба Артура, и я…
-Я не отдам тебя ему, — Уриен в два шага прошел расстояние, разделяющее его самого и Моргану.
Та даже отшатнуться не успела, как оказалась прижата спиною к стене.
-Что? – фея ошарашено взглянула на него, — Уриен, ты обознался! Я не Лея! Пусти меня, ненормальный!
Уриен не отпустил ее, кажется, ее нервность вообще не приносила ему ни ущерба, ни вреда. Она дергалась, пытаясь оттолкнуть его:
-Пусти! Иди к своей Лее, иди…
-Завтра я пойду к твоему брату, — Уриен перехватил ее руку и прижал к стене, — я упаду перед ним на колени и буду умолять его отдать мне тебя.
-Лея…- прошептала Моргана, — Лея тебя любит. Ты не можешь так с нею, и вообще…
-Отпусти! – Моргана повысила голос и ее расчет оправдался. Из-за поворота появился…Мерлин. Сложно было сказать, кого сейчас фея хотела видеть меньше, Уриена или Мерлина, но боль запульсировала в голове Морганы, когда она узнала в полумраке друида.
-Граф Мори, доброй ночи, — Мерлин не удивился открывшейся перед ним картине, — доброй ночи, леди Моргана, вы, кажется, просили, чтобы вас отпустили?
-Да дьявол! – прокомментировала Моргана, — Мерлин, у нас что, замок состоит из тебя и Артура? Кого-то более нормального не нашлось?
-Мне казалось, вы нуждаетесь в помощи, а я был поблизости, — друида не задевала ее колкость, словно бы он и не к такому уже привык. – Граф Мори, не могли бы вы отойти от Морганы, мне не очень хорошо видно ее лицо из-за вас, а это…отвлекает.
Граф Уриен покорился, но ему, казалось, уже и не нужно было слышать ответ Морганы. Он пожелал ровным и чужим голосом спокойной ночи Моргане и Мерлину, и не успела уже фея обрадоваться его уходу, как он обернулся и напомнил:
-Я завтра пойду к твоему брату.
Мерлин также проследил за его исчезновением, а после взглянул на затравленно вжавшуюся в стену Моргану:
-Благодарности не жду, но не откажусь от «спасибо».
-Гори в аду, — отозвалась спасенная и помрачнела еще больше, пытаясь представить себе, лицо Леи, когда она узнает о поступке Уриена.
-Дама вперед, — учтиво отозвался Мерлин, — вообще, я шел в свой кабинет…у меня плохой сон, и я некоторым образом справляюсь с этим.
-Так и скажи, что пьешь по ночам, алкоголик чертов, — усмехнулась Моргана, расправляя платье.
-Более того, ищу компанию, — улыбнулся друид, — ну? У тебя же тоже бессонница, я знаю. Рассвет уже скоро настанет, ложиться спать – еще большее издевательство над собою. Пойдем, расскажешь, как ты меня ненавидишь, за кубком отличного фландрийского!
Мерлин подал ей руку, и в его взоре блестело откровенное лукавство. Моргана пихнула друида локтем под ребро, тот охнул, и не удержался от проклятий, Моргана же вцепилась в рукав его мантии и в тон ответила:
-Детство мне испортил, титул и земли не защитил, на скитания обрек…ну, спаивай теперь, давай…друид.
***
Гвиневре не спалось. Она сидела на своей большой свежей постели, утопая в кружевных подушках и наволочках, и не могла заставить себя сомкнуть глаз. Луна освещала ее силуэт призрачным светом, отделяя уже сейчас ее от мира живых и падких на зов тела, существ. Гвиневре предстояло завтра уже стать королевою Камелота, женой Артура Пендрагона, но что-то терзало ее, что-то, имеющее облик светловолосого посвященного сегодня в рыцари, юношу. Он смотрел на нее так, как никто прежде не смотрел, он говорил с нею, словно каждое ее слово было для него священным, а его руки и плечи дрожали, когда она коснулась его мечом, посвящая в рыцари.
Гвиневре не спалось – сон оставил ее, как всегда оставляет невест перед днем свадьбы, предвещая конец свободной жизни. Но сегодня в этой бессоннице было что-то тянущее, режущее и выворачивающее душу для Гвиневры. Она пыталась представить, что скажет ее отец, если узнает о ее мыслях. Попыталась представить и содрогнулась от отвращения к себе самой.
Она – потомок древнего, хоть и вечно шутовского и несчастного рода Кармелид, она – невеста короля Пендрагона готова броситься за рыцарем без титула, земли и наследия! Что за ужасная сердечная блажь, что за странная дрожь сошла на нее проклятием, в чем провинилась эта девушка, что ее юное сердце отдано было на муки тяжелого выбора?
Если бы Ланселот (о, какой сладостью и щемящей болью одновременно отзывалось его имя!) сказал ей, что любит, коснулся бы ее тем словом, которое легко срывалось с губ многих других претендентов на ее руку, если бы… ах, если бы он сделал хоть что-то! Гвиневра боялась этого и ждала. Если бы он сотворил что-то, совершенно неразумное, она оставила бы сию же минуту и дом, и семью, и бросилась бы в бега по лугам, приняла бы роль крестьянки, да хоть кого бы и хуже, но осталась бы с ним! Но…он молчал. Гвиневра знала, что он смолчит и терзалась все же вопросом – за что он молчит?!
Гвиневра готова была отказаться в каком-то порыве от грозящей ей короны королевы, которая сейчас виделась ей терновым венком, лишь бы суметь коснуться Ланселота! Она предчувствовала, что если откажется от его любви, когда она будет предложена (если она будет предложена), то потеряет саму жизнь свою и обречет себя на пустыню, что будет сушить ее душу вечность.
Иногда Гвиневре хотелось думать, что ей показалось, во всем виноват страх и ее юность и неопытность и что нет ничего, что рвет ее сердце, но эти мысли отступали почти сразу, в отличие от другой, куда более едкой – мысли о том, что для Ланселота она безразлична…
Ланселот тоже не спал в своих новых покоях. Он стал рыцарем, но праздника не случилось. Он оставил Лилиан на растерзании любви принца де Горра, приехал сюда, как шпион и подлец и все растворилось перед ним, повергая его в пучину безысходной тоски после встречи с Гвиневрой. Судьба жестоко обходилась с юношей, и это было только началом! Он чувствовал, что погружается в темные воды всей своею душой и земля больше не принадлежит ему – оставался только бурный поток силы, который либо спасет, либо уничтожит его…
И, зная свою удачливость, Ланселот не сомневался в том, что спасение ему невозможно и все предопределено, оставалось лишь выбрать свою казнь и попытаться растянуть на жалкие мгновения жизнь. Своей единственной отрадою рыцарь видел теперь только смерть за нее.
Конечно, Ланселот не был глупцом. Ему не хватало образования, выдержки, но пытливый ум и наблюдательность от природы дали ему нечто, позволяющее видеть ситуацию чуть полнее, чем многим и многим, пусть даже образованным людям. Он понимал, что его появление и было для Гвиневры, своей битвой Моргана явно избирала любое поле, важное Артуру, и она разрушала его жизнь так, как хотела, а без сердечной привязанности такое падение для сводного брата, и, конечно же, Мерлина, было бы невозможным.
Ланселот не сомневался в том, что Гвиневра только приманка для него, что Моргана рассчитывает на его чувство, и пообещал себе, что не позволит Гвиневре пасть от интриг феи, хоть и злиться на Моргану не мог: она была его другом, и она привела в сердце Ланселота любовь, прежде неиспытанную им таким поглощающим все вокруг образом.
Разве можно было проклинать ее за это? Разве можно было ненавидеть ее за то одно лишь, что она дала ему смысл для выживания в пустынной серости и придала смерти оттенок сладостной горечи? Ланселот не собирался ее ненавидеть и теперь даже со всею горячностью души желал, чтобы Артур пал как можно скорее…
Главное, чтобы не пострадала Гвиневра, а кто сядет на престол Камелота – Мелеагант, саксонец, да хоть сама Моргана! – ему наплевать. Главное, чтобы не было Артура, главное, чтобы его не существовало больше, и если для этого понадобится перерезать ему горло, перегрызть ему вены – он сделает это! И пусть честь рыцаря окажется, запятнана – ему уже неважно.
Артур тоже не спал. Завтра…вернее, уже сегодня, ему предстояло жениться на красивой девушке и возлечь с нею…с нею настоящей, как подобает в первую ночь. И, видит небо, Артур пытался уверить сам себя, что это будет настоящая, полная светлых слез и добродетельного чувства, как и должно, быть между мужем и женой, но, дьявол! – Артур не хотел даже знать вкуса этого положенного и правильного. Моргана поразила его своей яростью и страстью, и даже мальчишке на престоле хватило ума понять, что с Гвиневрой будет не так.
Артур не спал, но очень хотел уснуть, и пытался уговорить себя самого, что это неважно, что все наладится, даже если с Гвиневрой будет не так, как с Морганой, это все приходящее и уходящее, что есть долг и божественное благословение, а вот…
Темная ночь (как волосы Морганы!) – уступала место светлой полоске бледного рассвета (как светлый лик Гвиневры вынуждал Моргану уйти в тени), а Артур все еще боролся с собою, пытаясь заверить себя самого, что его волнение обычно и нормально, но не выходило. Мальчишка на престоле! Не больше, чем насмешка Мерлина, что он мог, кроме как принятия еще плохо очевидного? Нет, он любил Гвиневру, а Моргана была ему сестрой, но Артур с удовольствием простился бы со всей своей кровью Пендрагона, чтобы Моргана была никем для него, ведь тогда он не узнал бы ее яда в своей крови, но и она не посмотрела бы тогда на него.
Осталась бы с каким-нибудь графом Уриеном… благо, тот увлекся Леей, видимо. Оказавшись умнее, чем Артур подумал о нем. Во всяком случае, Мори больше не пытается заговорить с ним о благословении для брака с Морганой и готов молчать дальше, ища утешения в объятиях Леи.
Впрочем, какое ему, Артуру, дело до того, с кем будет Моргана? Судьба сделала их родственниками по линии матери, значит, она все равно выйдет замуж и заживет своей жизнью, только, правда, когда король одобрит ее выбор, когда он решит, за кого ей выходить, с кем быть…
А король не мог решить. Он понимал, что все его мысли о Моргане порочны и жалки, что ему надлежит гореть за одни только помыслы и смуту желаний, но огонь уже не пугал его, ведь преисподняя кажется такой далекой в молодости лет, а вот перспектива замерзать и изображать равнодушие на протяжении многих лет, кажется куда страшнее…
Сама Моргана тоже не спала. Она увлеклась фландрийским и разговором с Мерлином. Они подчеркнуто вежливо общались о магии, книгах и крыли последними словами членов Совета, допустивших полное расхождение политики со здравым смыслом. Они испытывали странное единодушие, которое должно было оставить их с пробуждением трезвости и снова вернуться с хмелем.
Моргана по-прежнему желала Мерлину страданий, но поняла с удивлением, что как собеседник, он терпим. Она пообещала себе не привязываться к нему и просто развлекать себя его обществом в редкие минуты собственного одиночества, а вот Мерлин, уже видевший жизнь куда лучше феи, понимал, что это первый шаг к примирению. Хотя, если бы Мерлин умел бы смотреть дальше, чем на два-три шага, он бы еще много раз подумал о том, что гораздо страшнее оказалось примириться с Морганой, чем враждовать с нею.
Но Мерлин не занимался выяснением подобного вопроса и все, что оставил он в мыслях своих сейчас – это наслаждение редкой беседой на равных с Морганой. Мерлину нечасто везло поговорить с кем-то о магических аспектах и истории, о вопросах алхимии и гадания так, чтобы его речь не походила на монолог и заунывную лекцию, а чтобы и самому узнавать что-то новое. С Морганой такой разговор выходил. Она много путешествовала (вернее, скиталась), но ее знания складывались хоть и из обрывочных, порою, откровенно пробеловых фактов, но опыта у нее было больше, она видела некоторые вещи, о которых Мерлин даже не хотел думать. Да, магия бывает, ужасна, но она не становится от этого ничтожной. Величие бывает и в жестокости, а красота находится и в смерти, главное, отгородиться от человеческого, и прочувствовать!
И Лее не спалось в эту ночь… она знала, что заседание Уриена закончилось давно и смутно понимала, где он и с кем. Она понимала, что несмотря на всю его нежность, граф не будет с нею вечно, что Лея для него только повод и орудие мести его сумасшествию, но как ей хотелось верить в то, что Мори полюбит ее когда-нибудь! Можно ли было винить ее за надежду? Надежда отличала ее жизнь, но сейчас Лея хотела впиться зубами в подушку, чтобы заглушить подступающие рыдания…
Слуги готовились к завтрашнему торжеству, охрана бодрствовала, жители Камелота спали, чтобы начать новый, полный трудовых задач, день. И только один, наверное, человек в Камелоте спал чистым и невинным сном.
Кей не видел снов, он сладко сопел, погруженный в безмерную благодать сна, что доступна лишь младенцам и юродивым. Он спал, не размышляя о мести, любви и политике, не думал о том, что лучше и хуже для него – ведь его мир был проще простого, в нем существовало только хорошее и плохое…
Кей сладко спал, а над его душою витал еще незримый, еще пока бесплотный дух подступающей, торжествующей и коварной Смерти, она вдыхала запах жадно, пытаясь уловить момент, когда ее власть начнет крепнуть и она сможет приблизиться к нему еще и еще…и еще.

Глава 20
-Так вы, граф, издеваетесь надо мной? — Артур пытался контролировать свою ярость, хотя бы по причине того, что Мори был представителем древнего рода, и из-за присутствия Мерлина, старый друид вчера прочел королю очень нудную лекцию на тему того, что правитель должен быть дипломатом и не выказывать истинных мыслей своих. Только вот, как не выказывать истинных мыслей своих, если этот горделивый, амбициозный и наглый граф приходит перед твоей свадьбой и требует (не просит даже, не умоляет, а требует, словно имеет на это право), руки твоей сводной сестры.

-Вовсе не издеваюсь, мой король, — отозвался граф Уриен спокойно. Он стоял, скрестив руки на груди, не отводя взгляда от лица Артура, — я уже заявил на пиру по случаю приезда Морганы, что люблю ее. Вы же, насколько я помню, изъявили желание выдать сводную сестру за знатного мужа. Я — такой. Разве кто посмеет обвинить меня в том, что моя кровь неродовита?

Уриен с угрозой обвел залу, в которой притихшие в одном углу Кей и Гавейн синхронно замотали головами, а Кей еще и закачался из стороны в сторону, и в противоположную им сторону, на Мерлина, который смотрел себе под ноги, что-то обдумывая.

-Ты спишь со служанкой моей невесты! С этой… Леей, кажется, — Артур пытался сдержать бешенство, непонятное ему самому, — а клянешься, что любишь Моргану…

-Мы часто, мой король, делим ложе не с теми, кого любим! — Уриен ухмыльнулся, намекая на то, что он тоже свидетель обмана Морганы и ее мести Артуру.

Артура качнуло, он побледнел и испуганно обернулся на непонявших этой фразы Кея и Гавейна. Мерлин же взял инициативу в свои руки, подошел и тихо спросил:

-Значит вы, граф, правда любите герцогиню Корнуэл?

-Люблю, я сделаю все для ее счастья, — твердо ответил Уриен, переведя взгляд на друида, он понимал, что вести переговоры логичнее с ним.

Но Артур н едал им такой возможности:

-Политически, ваш союз выгоден, но ведь я не идиот!

Уриен и Мерлин переглянулись, пытаясь проследить причинно-следственную связь, но друид сдался первым:

-Артур, что ты имеешь в виду?

-Я знаю, что вы, граф, ненавидите меня! — Артур тряхнул головой и его голос так громыхнул по почти пустой зале, что Кей испуганно дернулся, перестав раскачиваться, и едва не слетел со скамьи, но Гавейн успел его придержать.

-Вы, — продолжал Артур, — ясно дали это понять в час, когда я вытащил меч! А еще, я видел, что вы появились со стороны земель де Горра, в битве при Кармелиде. Я умею слагать факты…

«Кто ж тебя, ублюдок, научил!» — с трудом удержался от комментария Уриен и кивнул:

-Я не скрываю того факта, что я привязан к принцу де Горру и могу называть его своим другом, своим господином, это так. Более того, он знает, что может полагаться на мою верность.

-И ты хочешь, чтобы я отдал Моргану за пса Мелеаганта? — осведомился Артур, с ненавистью глядя на Уриена, — она отдалится от меня! Она станет моим врагом. Моя же сестра!

-Артур, — Мерлин осторожно кашлянул, обращая на себя внимание, — кхм…если у нее родится сын вдали от Камелота, он не станет претендовать на престол так явно и…

-Это мой сын, Мерлин! — Артур ударил кулаком по столу, забывшись. Кей нервно икнул и поперхнулся. Гавейн, невовремя отпивший из своего кубка, закашлялся.

-То есть, — король с неудовольствием вспомнил, что не один в зале, — я хочу сказать, что все жители Камелота — мои дети, король — это отец для…

-Для кого-то и в прямом смысле, — не удержался Уриен. — Прекратите, Артур! Все поймут. Вы тянете зря. Гавейн и Кей вам верные люди, они станут молчать, я тоже…за Мерлина не знаю, он интриган хуже Морганы.

-Я еще здесь! — обиженно напомнил Мерлин.

-Молчите лучше, — не испугался Уриен, — за одно только то, что вы сотворили с семьей моей Морганы, я могу вас убить. И поверьте, однажды я приду спросить с вас за нее. Я буду ей защитником и…

-Моей Морганы! — рявкнул Артур и его лицо пошло опасной краснотой. — Не твоей, напыщенный ты индюк! Она моя сестра!

-И мать вашего сына, который станет бастардом, — кивнул граф Мори, — верно!

-Ура-а, я стану дядей! — радостно запрыгал Кей, видимо, пришедший все-таки в себя. Гавейн попытался его усадить и что-то зашипел ему на ухо.

-Я — друг Мелеаганта, но Мелеагант не сторонник гражданской войны! — продолжал увещевать Уриен, — он объединиться с вами, Артур, как только поймет, что вы — разумный король, а не…свинопас на престоле. Он хочет увидеть, что вы готовы к союзу и уступкам, что вы… он и отправил меня сюда, чтобы я просил руки Морганы у вас, чтобы он мог убедиться, что вы король!

Откуда пришла эта вдохновенная ложь, в которую Уриен сам почти поверил? Откуда взялась эта ясность в уме? Он никогда не был сторонником интриг, уставая от политических игрищ и состязаний в коварстве. Граф предпочитал меч, войну и битву, но сейчас, подсказывало ли ему любящее сердце верные речи, или же их вкладывал ему в уста сам дьявол — было неизвестно, но он вдохновенно лгал, как не лгал, наверное, никогда.

-Это может быть разумно! — заметил Мерлин. — Мелеагант и граф Уриен Мори не один раз проливали свою кровь и кровь своих солдат, чтобы защитить свои земли и земли Камелота от нашествий варваров и наемников.

-Политический союз легко скрепить браком, — поддержал граф, — прошу вас, я люблю Моргану, она будет моей женой, она родит мне детей. Что до вашего сына, король, я признаю его как своего, он не станет притязать на престол.

-Нет! — отрезал Артур, — граф, не заговаривайте больше об этом. Вы желаете своих целей, я — своих. Я не хочу, чтобы моя сестра водилась с таким наглым и подлым человеком, как вы! Вы,

граф, используете женщин, используете связи и дружбу, пользуетесь дружбой Мелеаганта и моим расположением! Это низко для рыцаря…

-Зато высоко для дружбы, — не стал спорить Уриен, — мне тоже не по нутру многое, но я пойду и на большее, чтобы не опорочить своей преданности.

-Я ценю, — одобрил Артур, — Мерлин, твои речи тоже не лишены смысла, но я так решил и так будет — Моргана не пойдет замуж за графа Уриена. Я не пущу ее. Я не отдам ее такому человеку, как Уриен Мори, не потому что я презираю его, а потому что я слишком дорожу сестрой.

-Артур, если позволишь…- Мерлин обернулся на графа, а затем попытался заговорить со своим воспитанником.

-Не позволю! — оборвал Артур, — этот вопрос считается закрытым. Вы, граф, мой гость и я рад вам, но я не отдам руку Морганы вашему дому.

-Тогда…- граф Мори нервно сглотнул стоящий в горле комок, — за кого вы отдаете ее? Вы ведь думали уже, король?

-Сэр Николас кажется мне наиболее приятной кандидатурой, — пожал плечами Артур, немного расслабляясь, — и Моргана к нему благоволит.

Мерлин мрачно закатил глаза, Гавейн попытался слиться со шторами, чтобы казаться незаметным, Кей жевал яблоко, громко чавкая, а Уриен осторожно осведомился, благодаря небеса…

-За мужеложца?

Артур выронил из рук свой кубок, сладковатое вино пролилось на столешницу, въедаясь… Кей захрустел яблоком активнее, как будто убегал от разговоров. Мерлин отступил на шаг от стола, Гавейн же выскочил к Артуру:

-Мой король, сэр Николас заслужил себе славу еще при Утере. Артур, он незаменим, да, мы находим это мерзким и отталкивающим, быть может, но он преданный советник и верный слуга, и…

-И мы сейчас не о нем, как о деятеле! — ласково заметил Уриен. — Артур, я задам только один вопрос.

-Какой? — мрачно осведомился Артур, растерянно оглядываясь вокруг, — что?

-Твоей сестре нужен лучший человек, а кто будет достоин ее?

-Тот, кто не станет надоедать мне в день моей же свадьбы! — рявкнул король, — прочь! Прочь, Уриен, прочь с глаз моих!

Уриен опустил голову, и вышел за дверь, оставляя почтенных гостей в зале.

-Вы ничего не слышали из этого разговора, — предупредил друид, глядя на Гавейна и Кея.

-Я ничего не слышал, — спокойно кивнул Гавейн, — не переживайте, я умею молчать.

-А я написал песню для короля! — радостно запрыгал Кей, Мерлин снова закатил глаза — на тайну рассчитывать не придется.

***

-Госпожа, вам так идет темно-зеленый цвет, он так хорошо оттеняет вашу бледность! — Марди, ненужная никому посреди празднования свадьбы короля и теперь уже, королевы, пыталась хоть как-то попасть в поле зрения высших кругов двора. Жаль, что цель для этого она избрала неудачную — облаченная в темно-зеленое бархатное платье Моргана, хоть и выглядела потрясающе, чего уж таиться! — не желала слышать возгласов служанки.

-Клянусь богами Авалона, если она еще раз выскажется за мое платье, я ее отравлю! — пообещала шепотом Моргана, принимая с кивком благодарности кубок из рук сэра Николаса.

-Но тебе правда идет, леди Моргана! — отозвался рыцарь, улыбаясь. — Треугольный вырез как бы говорит о твоей решительности, высокий воротник удлиняет шею, а…

-При-ду-шу, — одними губами прошептала Моргана и, заметив, что за свадебным столом, где восседали король и королева, на нее смотрит Артур, подняла свой кубок и прокричала:

-Долгой жизни королю! Долгой жизни королеве!

И сама отпила залпом большой глоток под радостные крики двора, сопроводивших послание Морганы.

Это было бы интересно и празднично за счет лент и музыкальных композиций, за счет ароматов и яркостей в костюмах, но…

Это было мрачно! Артур часто смотрел на Моргану, на Уриена, на Гвиневру — на всех вокруг с тенью странной задумчивости, он пытался изображать ликование, но выходило у него очень плохо, потому что стоило ему на минуту отвлечься — тень печали ложилась на его лицо. Что до королевы, та едва не плакала. У нее в глазах блестели невыплаканные слезы, она улыбалась, но таинственно и лунно, не Артуру, а чему-то почти безумному…

Уриен тоже едва походил на живого человека — его мрачность отравляло и Лею, которая, вопреки всему, как служанка и ближайшая помощница королевы, должна была создавать атмосферу всеобщего веселья и танцевала, танцевала, танцевала…

У нее болели ноги, от неудобной, новой, но не разношенной обуви, ныла спина от въевшихся крючков на платье, в глазах было сухо и пустынно, во рту пересыхало, а в голове шумела боль, куда более страшная, чем все остальное, потому что, то была боль медленного осознания…

Женщины видят взгляды тех, кого любят сами! Женщины чувствуют вздохи! Лея видела, что Гвиневра не любит уже Артура так, как прежде, но до Гвиневры ей почти не было дела, она видела взгляд Уриена и видела то, чего не замечал больше никто.

Ланселот прятался ото всех в углу, он не хотел даже, казалось, бросить случайного взгляда на кого-нибудь из служанок или танцовщиц, в то время, как его фигура привлекала к себе внимание молоденьких женщин.

Моргана колебалась недолго. Рассудив, со всей доступной ей здравостью, что Лее она не помощник, Гвиневра сама пусть разбирается, к Уриену и Артуру лучше не лезть, фея решила пойти к Ланселоту. Она предупредила сэра Николаса, что покидает его общество.

-Уже? — расстроился рыцарь, — что ж, я надеюсь на ваше возвращение.

Моргана очаровательно улыбнулась и заверила его, что вернется очень скоро, как бы ни складывались их отношения, рыцарь казался Моргане самым разумным персонажем двора Камелота и его трепетное дружеское — истинно-дружеское отношение к ней подкупало ее.

-Похороны в другом замке, — сообщила Моргана, переместившись за скамью к Ланселоту и спихнув чуть захмелевшего Персиваля локтем, чтобы сесть удобнее.

-Моргана! — пьяно обрадовался Персиваль, — красавица наша!

Рыцарь попытался обнять сводную сестру короля, за что получил очень вежливый пинок от нее же и капитулировал под стол.

-Я не знаю, как быть, Моргана, — сообщил Ланселот, — я полюбил ее.

-Полюбил, сражайся! — Моргана коснулась руки друга, — она твоя, если захочешь — я читаю в ее глазах это.

Ланселот покачал головой:

-Она не станет моей, а даже если станет, имею ли я на это право? Я лишь рыцарь…со вчерашнего дня, не больше. Воспитанник Озерной ведьмы, без титула, земли и имени! Что я могу дать ей? Лачугу и бесчестие? Она королева. Отныне — она жена короля Артура Пендрагона и все, что мне остается, это просто умереть однажды для нее…

-Или сразиться в бесчестии, — осторожно заметила фея, — мой план предусматривает кое-что, главное, не отступай от того, что я скажу. Выполняй мои указания и все будет замечательно.

-Не сомневайся во мне, — Ланселот отпил вина, — я твой друг, это не изменить. Я пойман в две ловушки, я загнан, как зверь, как…

-Кончай, — одними губами приказала Моргана, взглядом указав на подходившего к их столику короля Артура.

Артура слегка качало от выпитого вина, но, наверное, больше от волнения. Моргана выдержала почти минуту, прежде, чем изобразить то, что она заметила его, и подняться навстречу.

-Брат мой? — тоном, полным заботы, вопросила она, показывая всем своим видом, как рада его визиту, краем глаза Моргана заметила, как напрягся Уриен, как Лея перестала кружиться и остановилась у королевы, будто бы поправляя ей прическу…

-Прими, — Артур протянул ей золоченый кубок и взял ее руку своей грубой ладонью, сжал пальцы, повел ее — растерянную и непонимающую к своему столу, и, держа ее ладонь, взял второй рукой руку Гвиневры и вывел ее из-за стола, протянул кубок и ей. Сам, слегка покачиваясь, наполнил оба кубка вином из поданного ему кувшина.

-Вы обе моя семья, самые дорогие мне женщины, — Артур кивнул, скрепляя их, свободные от кубков руки, — выпейте это вино, чтобы ваша дружба не разрушилась, чтобы она соединилась…

-Всегда, пожалуйста, мой король, моя королева…- Моргана пригубила вино, но даже не разжала губ.

Гвиневра улыбнулась и отпила. Артур захлопал в ладоши, и веселье продолжалось, расцветало буйством, но Моргана чувствовала, что что-то не так, что король пытается что-то сделать, и никак не могла понять, что именно ее беспокоит…

***

В том, что Лея проинструктировала Гвиневру, как себя вести в первую ночь, Моргана не сомневалась. Судя по краснеющим щекам королевы к приближению окончания пиршества, она вспоминала слова своей служанки и волновалась не меньше. Моргана пыталась напиться, пыталась не замечать смущения королевы и не думать, что приносит ее юность и слабость в жертву своим интригам.

Моргана уже веселилась по разным точкам зала. Она успела поспорить с Мерлином, что сможет выпить кубок вина, не трогая его руками и, под улюлюканье нескольких рыцарей, выполнила это, захватив кубок ртом и залив в себя алкоголь самым радикальным методом. Мерлин похвалил, поаплодировал и пошел отбирать у кого-нибудь из музыкантов лютню. Он долго что-то пытался выводить и распеться, но кончилось все тем, что друид вдруг вопросил, почему у него в руках музыкальный инструмент, затем истребовал себе стакан крепкого фламандского вина и отрубился на половине бокала…

Моргана также успела рассказать несколько очень пошлых историй Персивалю и его компании, чем заслужила некоторое уважение от них (некоторые смущались дамы в совете и пытались вести себя прилично, а оказалось, что дама сама не прочь некоторых шуточек). Успела подбодрить Гвиневру, долго и пространно изъясняясь в том, что если Артур ее обидит — она его убьет. Артур, присутствующий при этом, мрачно отшучивался и тоже пил…

Уриен, наблюдая за этой картиной, не выдержал, и, не замечая возмущенного взгляда Леи, оттащил Моргану за талию в сторону, и хотел было увести ее из зала совсем, но уже Артур остановил его. Моргану, распевающую частушки, популярные у крестьян, отбили и вернули к празднованию, и она тут же ввязалась в какой-то спор с придворными дамами, пообещала Гавейну подраться с ним на мечах как-нибудь и вообще творила все, что приходило в ее буйную голову.

«Почему Уриен любит эту сумасшедшую?» — искренне пыталась понять Лея, наблюдая за тем, как проснувшийся Мерлин и Моргана пытаются устроить магическое представление, заставляя посуду танцевать прямо на столах и в руках людей. Кей начал прыгать между ними и пытался обнимать всех и каждого, и Моргана, видимо, под воздействием алкоголя, тоже обнимала юродивого…

Три или четыре раза она вспоминала, правда, и про Ланселота, который также мрачно сидел в углу и пил.

-Ну, ты совсем…- пьяно икнула она, и заметила, что голова Ланселота покоится на столешнице — рыцаря сморило. — Мать твою Озерную! Водяной, подъем!

Моргана пихнула Ланселота под ребра, но тот лишь пьяно простонал какое-то женское имя и отмахнулся от нее, между тем, Моргана, явно переоценив себя, запнулась об собственную ногу и едва не упала — кто-то придержал…

-Тебе пора спать, — мягко и тихо заметил этот кто-то. — Моргана, я провожу…

С трудом пробравшись сквозь хмель, Моргана опознала сэра Николаса и радостно содрала с него мантию, пытаясь вовлечь в танец…

В конце концов, когда на ногах остались немногие, пиршество было закончено и король с королевой, смущаясь друг друга и устоявших на ногах придворных, пошли, взявшись за руки, в уготовленные им покои.

-Скоро будут…артурята! — Моргана вцепилась ногтями в плечо Мерлина и захихикала. — Много-много артурят…

-Моргана, пора спать! — Уриен, чудом удержавшийся до конца пира, выскользнул из-под локтя Мерлина и попытался схватить строптивую фею, — пойдем!

Моргана в ответ только согнулась пополам — ее стошнило, фея все же умудрилась перепить.

-Господи, — Уриен выругался, — Марди! Марди приведи ее в порядок, пойдем спать, Моргана.

-Шел бы ты, Граф…- фея вытерла губы поднесенным полотенцем и прополоскала рот ивовой настойкой, — шел бы!

Она грозно ткнула его пальцем в грудь и прошла мимо, качаясь. Граф попытался ее поддержать, но она вывернулась, оставив часть своей накидки в его руках. Темно-зеленое платье скрылось в темноте залы, граф попытался было дернуться следом, но Лея выросла как из-под земли и прильнула к его груди, затормаживая его спуск в преисподнюю…

Оставалось сдаться, покориться. Уриен обнял Лею, но это было неживое объятие, неискреннее…

-Хорошая женщина! — прокомментировал Персиваль, падая на скамью к Ланселоту, — хоро…

Договорить он не успел — его сморил сон, и раскатистый храп рыцаря наполнил залу.

Тем временем Артур пытался справиться с крючками на платье Гвиневры. Его руки отчаянно тряслись, он нервничал едва ли меньше, чем она. Гвиневра же, преодолевая природную стыдливость и присущую ей неловкость в силу неопытности, сама расстегнула непослушный ряд, и платье освободило ее тело.

Артур сконфуженно провел по ее волосам, пытаясь быть ласковым, но он все больше и больше понимал один ужасающий факт — он совершенно не желал её! Никак. Ее тело — молодое, полное юного света, было слишком уж тонким, невинным и холодным на вид. Он вдруг понял, что не может, не хочет, и не будет касаться ее…

Не сегодня. Он не имеет права на это. Девчонке (Артур почему-то подумал о ней именно как о девчонке), следует напитаться жизнь, силой, окрепнуть. Артур попытался представить ее

беременной и вообще пришел в ужас, и любой шанс на разделение ложа с нею вдруг показался ему чудовищным.

Боже, на кой черт он женился на ней? Ее глаза полны хрустальных слез, ее нежное сердце трепещет в ожидании непривычной, неизведанной ласки, а он медлит, потому что неожиданно осознает, что благодарность и красота в одежде и горячая ночь под покровом спальни — это разные вещи. Ее же сломать можно случайно, обидеть, истерзать…

А Артур не сомневался, что ему захочется терзать — внутри его жгло, от желания поцелуев до крови и ненависти, которыми одаривала Моргана. Это было неправильно, думать о ней, своей сводной сестре, в таком ключе, это было грешно и подло, но еще подлее было издеваться над девчонкой, которую трясет, словно осиновый лист.

-Прости меня, — хрипло сказал Артур, скидывая свою мантию, и набрасывая ее на бледное тело девушки, — я не…стану. Не могу.

-Что? — ее лицо исказилось болью, непониманием, страхом. — Я толстая? Некрасивая? Артур!

-Нет, что ты! — Артур понял, как это выглядит со стороны, как грубо! — Просто я…устал сегодня. Я хочу спать.

-Ты можешь лечь спать здесь, — отозвалась Гвиневра, пытаясь овладеть голосом, — я…

-Я лучше пойду к себе, — мягко улыбнулся Артур, целуя ее со всей доступной ему нежностью, — ты очень красива, но я слишком пьян, я слишком устал, я…завтра, хорошо?

-Лея объяснила мне…как, — Гвиневра скинула со своих плеч мантию Артура, — прошу тебя, дай мне шанс, я…постараюсь. Я неопытная, но я научусь, обязательно!

Она пыталась обнять его за шею, поцеловать, а он уворачивался, все меньше и меньше пытаясь увернуться.

-Гвиневра, я…

Он не успел договорить, она прильнула к нему, пытаясь поцеловать, и поцеловала. Артур ответил на ее поцелуй, понимая, что должен, ведь в противном случае — заговорят о том, что невеста (ныне жена) испорчена, что Артур не сумел…

Король поддавался и понимал, что ему все сложнее удержать себя.

-Стой, — Артур отпрянул от Гвиневры, ему привиделось, что волосы его жены вдруг потемнели и превратились в волосы Морганы, но это было лишь видением, однако, Артур боялся, что Гвиневра может пострадать от его видений и дал себе слово, что будет нежен. — Не бойся, ладно?

Гвиневра закусила губу и с облегчением поняла, что все происходит так, как должно. Она отключила мысли, выполняя свой долг, не думая о том, что явилась, по сути, пленницей этого дня. В бледном свете луны ей показался взгляд Ланселота, но она и помыслить не могла, что Артур, прикрывающий глаза, во время прикосновения к ней, тоже не с нею…

Союз, как нарочно, проклятый…

Моргана выползла в коридор, ругая, громко и вслух Уриена, налетая на столбы и статуи, получая ссадины и синяки, но, словно не замечала бы она этого. Она не разбирала дороги ровно до тех пор, пока не увидела впереди два горящих желтых огонька…

-Кошка что ль? — сама с собой размышляла Моргана и взмахнула рукой, — пошла отсюда! и тут же ее руку перехватила другая рука — со спины, заламывая, лишая возможности сопротивляться, и множество рук — маленьких, с когтями, поползли по ее телу, хватаясь за платье, ноги и руки, а затем, все надавили на нее и рванули ее сквозь темноту, с тем, чтобы она едва не захлебнулась тьмой, и…

Выпала прямо под ноги Мелеаганту.

Сначала она увидела его сапоги, затем, медленно переведя взгляд, увидела расшитую серебром мантию, и, наконец, его лицо — усмехающееся, с горящим чем-то опасным взглядом.

-Ты что, маг? — обалдела Моргана, радуясь тому, что ее уже стошнило и больше не вырвет. Она явно находилась в башне Мелеаганта, но как это возможно, если она шла из зала Камелота? Нет, у Морганы были времена, когда она уходила не туда…

Но не в другой же замок, за несколько графств от другого!

-А Мерлин тебе еще этого не сказал? — Мелеагант усмехнулся и от усмешки по спине Морганы пробежали мурашки, — а мне казалось, что вы друзья! Он некоторое время, пока я был маленьким, пытался направить мой дар в сторону друидского мастерства, тая мои способности от отца, с моими тенями ты знакома?

Моргана заметила желтые глаза, дружелюбно мигающие из стены, увидела и бледную, как смерть, девушку, стоящую у кресла Мелеаганта с каким-то кувшином, узнала в ней Лилиан, замотала головой…

-Ты похитил меня…- Моргана дернулась, поднялась, огляделась.

-Лишь за тем, чтобы сказать, что ты не должна увлекаться слишком сильной дружелюбностью, — Мелеагант дружелюбно протянул ей руку, оправляя платье на фее, — только лишь для этого. Второй ошибки, второго твоего предательства я тебе не прощу…

Моргана не успела возразить, темнота уже поглощала ее, она падала и захлебывалась темнотой, но тоже недолго.

Моргана открыла глаза и уставилась в белизну потолка своих покоев в Камелоте. Стоял день.

Глава 21
Артур проснулся с гадостным ощущением в желудке. Он не сразу сообразил, почему почти не чувствует свою правую руку, но, с трудом повернув голову, увидел, что на его руке спит Гвиневра. Сон снял с нее любые чары и оставил только юность и наивность, которая вдруг страшно устыдила Артура.
-Дьявол…- прошипел король и мягко высвободил руку из-под головы теперь уже своей жены. Он не знал, хотел ли он видеть дьявола и призывал его, пытался ли вспомнить чье-то имя и что, собственно его «дьявол» выражало, но чувствовал, что это было самое подходящее слово.
Стараясь не смотреть на раскинувшуюся по постели девушку, на ее тонкую кожу и хрупкую фигурку, Артур торопливо одевался. Он не знал, почему ему так стыдно находиться сейчас в обществе совей законной жены, после их первой ночи, но ему было очень стыдно. Хуже ему стало, только когда он заметил небольшое темно-бурое пятнышко на белоснежной простыне…
Комок подкатил к горлу. Артур, конечно, понимал таинство брака и то, что юность Гвиневры являет собою нетронутую жизнь, но ощущение неловкости, собственной черствости и грубости захватило его.
Ее силуэт – еще неокрепший, еще дрожащий, еще готовый наполняться силой, жег Артуру сердце. Он ненавидел сам себя в эту минуту за то, что поддался и прикоснулся к ней. Она не была создана для той грубости, которую он позволил себе ночью, не удержавшись на краю опасной пропасти страсти.
Невольно вспомнилось, что когда он целовал ее – ее лицо было мокрым от слез. Было ли ей больно или мерзко от осознания близости с ним, или же страшно? Артур корил себя сейчас, что так и не выяснил этого, а просто отрубился в хмельном сне, эгоистично провалился в царство грез.
Гвиневра зашевелилась и Артур, гонимый стыдом и совестью, решил, что лучше оставить ее сейчас и дать выспаться. Может быть…
-Моргана! – Артур прошептал себе под нос, не веря сам себе, что выход так легко найдет. Кто, как не его старшая сводная сестра может помочь Гвиневре прийти в себя? Наверняка, у нее найдутся слова для его жены, наверняка, она сможет убедить Гвиневру, что Артур не хотел быть таким грубым и бесчувственным, что он исправится, что…
Гвиневра снова сонно зашевелилась, и Артур поторопился выйти вон из комнаты, в упор, не замечая полусонных служанок, блуждающих по коридору, с интересом взглянувших на короля.
Но поспать Гвиневре не удалось. Стоило королю скрыться в коридоре, как одна из девушек бросилась в другую галерею, а меньше, чем через минуту, из этой галереи вышел герцог Кармелид. Он шикнул на служанок, испуганно зашептавшихся при его появлении, и, не церемонясь, толкнул дверь в супружескую спальню, постоял немного на пороге, привыкая к обстановке комнаты, а затем плотно закрыл за собою дверь.
Герцог Леодоган Кармелид в несколько быстрых и резких шагов дошел до постели, где лежала его же дочь, и грубо тряхнул ее за плечо. Гвиневра вскрикнула и открыла глаза, увидев отца, испуганно принялась заматываться в покрывала.
-Сдвинься! – грубо прикрикнул на нее Леодоган и Гвиневра покорно, непонимающе и жутко испуганно отодвинулась в сторону.
Леодоган увидел на простыне то же пятно, что повергло Артура в бурю эмоций, и удовлетворенно кивнул:
-Хвалю! Молодец.
Гвиневра проследила за его взглядом, и алая печать стыда впилась в нее ядовитым клеймом. Лицо ее загорелось смущением, щеки порозовели, она закрыла лицо руками и зашлась в почти беззвучном плаче.
-Не реви, — Кармелид ласково потрепал ее по волосам, — все же хорошо! Все замечательно! Не реви, говорю! Дура, от слез глаза распухают – красоту потеряешь, что тогда? Кому ты станешь нужна?
Сам Кармелид полагал, что его слова это действительно здравый аргумент против слез, но Гвиневра, которая осознала, что увидел отец, пробужденная так рвано и грубо, вытащенная из снов, в которых, не станем уже лукавить, большая часть была отведена Ланселоту, не смогла утешиться. Более того – слезы сдавили ее сильнее…
-Ну-ну, — растерянно приговаривал Кармелид, не понимая, что ее так расстраивает. Она ведь стала королевой, больше ей не грозит нищета и униженность герцогства Кармелида! Больше ей не нужно экономить на платьях и уборах. – Всё хорошо, все хорошо… он был с тобою груб?
Гвиневра, дрожащим от слез голосом отозвалась:
-Отец, я не хочу говорить об этом, пожалуйста!
-Ты должна терпеть все его прихоти, — наставительно произнес Леодоган, обнимая ее за плечи, — не реви, дочка! Скоро ты понесешь…
Леодоган неловко коснулся губами ее лба, вытер грубой рукой текущие хрустальные слезы из ярко-голубых глаз:
-Ты родишь ему наследника. Ты понесешь от него. Он приблизит к своему престолу меня, как твоего отца и мы с ним наведем порядок.
-А как же я…- одними губами прошептала Гвиневра, — я не вещь…
-Ты не вещь, — заметил Кармелид, — но ты должна правильно распорядиться собою. Я скажу тебе, как правильно, слушайся меня.
Он не удержался от колючего слова и добавил:
-Или закладывай мои действия Моргане и получай от нее жалкие подачки!
-Закладывать? – Гвиневра взглянула на отца глазами, полными слез и укора. – Я никого не закладывала! Никогда!
-Конечно, — саркастично согласился герцог, — она просто так, сама по себе, сочла вдруг, что я жесток с тобой! Гвиневра, дочка, радость моя, ты единственное, что у меня есть. Если бы я мог, я бы позволил тебе жить, как только ты захочешь, но ты не можешь. Тебе не повезло родиться у меня, но мне повезло быть твоим отцом. Я стараюсь для тебя одной. Потерпи немного, и скоро ты будешь при дворе истинной королевой, с которой считаются, которую любят! Ты будешь супругой, достойной не только Камелота, но всей Британии…
Гвиневра попыталась поверить, но вместо того, чтобы слушать отца, чтобы поддаваться на его речи, она пыталась представить, как там Ланселот… проснулся ли он? Плохо ли ему? Она видела, что он вчера много пил, и что Моргана часто подсаживалась к нему…
Может быть, они знакомы? А может…
Страшная мысль пронзила душу королевы Гвиневры. Она представила Ланселота и Моргану, в жарких объятиях друг друга и ее сотрясло от внутренней дрожи. Она поняла, как беззащитна перед ликом судьбы, и что хуже – ничего и никому не может поставить это в упрек. Разве не любила Гвиневра Артура еще до недавнего часа? Разве не благодарна она ему и сейчас? Может ли королева распорядиться жизнью и судьбой сестры своего мужа-короля? Может ли указывать тому, кого любит, кого любить ему? Да и потом, даже если допустить, что она, Гвиневра, совсем еще юная особь, каким-то чудом и стечением обстоятельств лишится совести и приобретет небывалую удачу, чтобы убрать Моргану с пути…
Нет ни единого шанса, что Ланселот останется с нею, Гвиневрой. А еще, если Ланселот действительно с Морганой, если он счастлив с нею, пусть будет счастлив, пусть так и будет!
-Ты меня не слушаешь! – заметил Кармелид раздраженно. – Я стараюсь…
-Мне больно, — пожаловалась Гвиневра, — оставь меня, отец. Оставь…
-Солнышко…- Герцог перепугался не на шутку, он вскочил, заметался, чувство отцовской жалости затмило на мгновение все его амбициозные планы. – Я позову целителя, я…
-Не нужно, — взмолилась Гвиневра, — пожалуйста, папа, позови мне Лею. Мне станет легче от ее присутствия.
-От служанки-то? – возмутился Кармелид, но покорился. – Хорошо, сделаю, как хочешь.
***

-Сам понял, что сказал? — ласково осведомилась Моргана, пребывающая в состоянии духа куда более мрачном, чем это было обычно. — Какая, к черту, Гвиневра?!

Фея злилась. Фея была напугана. Фея была ослаблена.

Ее совершенно сбил с толку внезапно обладающий какой-то утаенной прежде от нее силой Мелеагант. То, с какой легкостью он выдернул ее из Камелота, лишь для демонстрации своих способностей, слегка подкосило ее моральный дух, она поняла внезапно, что растеряла свои лидирующие позиции и пыталась теперь как-нибудь извернуться и придумать то, что вернет ей лидерство в этом лабиринте интриг, мести и выживания.

Мысли не шли. Ей сильно мешало то, что голова гудела от замечательно-отвратительного пиршества, да и кости ломило. Моргана пыталась вспомнить, много ли она танцевала и вообще танцевала ли? — и не могла. Память работала отрывками, и она продолжала прокручивать то, что в данный момент было важнее.

Моргана и так не была особенно расположена к встречам, особенно с Артуром, а то, что он появился во время ее необходимого, но не лезущего в горло завтрака, да еще и просто остановился у ее места и начал мяться — раздражило сильнее.

Фея попыталась не замечать его, сделав вид, что поглощена завтраком и мужественно сунула в рот кусок хлеба, щедро намазанный куриным паштетом. Однако это оказалось ошибкой. Уже жуя кусок, и упорно глядя в стол, Моргана поняла, что откусила слишком много. Выплевывать на глазах у короля показалось ей некрасиво, и проглотить она тоже не могла, потому, продолжая интенсивно работать челюстями, она, сохраняя огромное усилие над собой, жевала кусок.

Прожевав, она вздохнула и залпом отпила ягодный сбор, увидев же краем глаза, что Артур все еще стоит у ее места и мнется, Моргана не выдержала и спросила:

-Чего тебе, братец?

-Доброе утро, Моргана, — Артур, словно с облегчением дождался ее слов и принял их как за приглашение. Он сел рядом, и тоже принялся намазывать паштет на пшеничный кусок хлеба. — Ты прекрасно выглядишь.

-Чего не скажешь о тебе, — не удержалась фея, — где твоя жена?

-Спит, — покраснел Артур и увлекся бутербродом. Моргана дала ему ровно две минуты, затем не выдержала снова:

-Какого черта тебе нужно?

-Я же твой брат! — Артур с усилием проглотил действительно нежующийся кусок и жалобно взглянул на фею.

-О, точно! — Моргана криво ухмыльнулась, — вылетело из головы. Так что тебе нужно?

-Я хочу, чтобы ты поговорила с Гвиневрой, — Артур склонился к Моргане, понижая голос до вороватого шепота, — мне кажется, я не очень хорошо обошелся с нею. Я хочу, чтобы ты сказала ей, что я могу быть нежным. Гвиневра не должна…

-Сам понял, что сказал? — ласково осведомилась Моргана, повышая голос так, что ее услышал даже Гавейн, вводивший в зал покачивающегося Кея. Гавейн обернулся на ее слова, но Кей в это время запутался в своих ногах и едва не уронил хваленого рыцаря. — Какая, к черту, Гвиневра?

-Которая моя жена! — Артур схватил Моргану за локоть, не заметив, или сделав вид, что не заметил, как она передернулась от отвращения или страха, — прошу тебя! Ты женщина…

-Спасибо, я в курсе, — кивнула серьезно Моргана, вырывая из пальцев Артура ткань своего платья.

-Хочу на охоту! — заголосил Кей, садясь рядом с королем и обрывая секретность его переговоров с Морганой, — сегодня же!

-Кей, не сегодня, — Артур попытался быть мягким, но с досадою перед самим собой он признавал, что сохранять хладнокровие и любовь к юродивому молочному брату ему все сложнее. Он не умел вести себя при дворе, позорил его, Артура, мешал всячески, и, что хуже, они даже не были при этом кровными родственниками! Как назло, на грех и шепот дьявола, рядом крутилась настоящая его сестра, умная, точеная из благородного материала, Моргана, умевшая жить при

дворе. Показать Моргану своим подданным было гордостью для Артура-мальчишки, что сел на престол и теперь пытался хвалиться всем подряд. Он хвалился женой — бледной красавицей, пусть очень юной, из бедного герцогства, прошедшей все рынки невест, но все-таки, доставшейся ему, хвалился сестрой, удалью своих рыцарей…

-Почему? — захлопал глазами Кей и его губы задрожали. — Почему? Ты не хочешь брать меня на охоту? Мы поедем за Драконом?

-У меня дела с Морганой, — не моргнув глазом, соврал Артур.

-Неправда, я справлюсь без тебя, — хихикнула Моргана, — у меня дела с твоей женой сегодня, не сегодня.

-Ты…- не поверил Артур своему счастью.

-Поговорю, — кивнула Моргана, которая почти была готова разрыдаться от распирающего ее чувства умиления к Артуру, который за чистую монету принял ее стремление поговорить с Гвиневрой, и не заподозрил даже никаких нечистых помыслов.

-О! Моргана! — молодецкий вопль Персиваля через половину зала заставил всех вздрогнуть. — Ваше величество!

Персиваль раскланялся с королем, но сел не с ним, а ближе к фее и, жадно горя взглядом, спросил:

-Ну, а чем закончилась та история?

-Какая? — Моргана напрочь забыла, что она рассказывала ночью под хмельным угаром веселья.

-Со священником и его прихожанкой, — напомнил Персиваль.

-А…- Моргана просветлела лицом, обернулась на недоумевающего Артура и перегнулась через стол, чтобы рассказать ему на ухо. Она что-то шептала ему прямо в ухо, не замечая косых и заинтересованных взглядов придворных дам, когда же она вернулась на место, Персиваль снова молодецки загоготал, и в порыве охватившего его веселья, даже схватился руками за живот. Моргана снисходительно улыбалась, глядя на него.

-Ты когда поговоришь с Гвиневрой? — не вытерпел Артур, раздраженный и Кеем, донимавшим его, и вниманием придворных не к нему, а к смеющемуся рыцарю, и какой-то новой Морганой, которая становилась любимицей его людей.

-Когда…- она оперлась на руку, внимательно глядя на Артура, — когда-нибудь, Артур. Здесь спешить не надо!

Она значительно посмотрела на него, пристыдив одним лишь взглядом, и Артур с внезапной тоской понял вдруг, что то, что он король, ничего не решает. Он что-то упускает, что-то очень важное, позволяющее управлять не на уровне короны, а на уровне сердец и душ. Это недоступно ему и от этого странно и пусто, жутко и безразлично. Бледные тени подняли змеиные головы внутри его собственного тела и угодливо зашипели что-то совсем неразборчивое, но приятное и дурманное. Моргана снова заговорила с подходящими рыцарями, которые приветствовали сухо и отрывисто короля, а затем, уже теплее, говорили с феей. А Артур не

замечал этой сухости, он пытался вспомнить, что ему напоминает блеск ее темных волос и, не отслеживая своих же мыслей, король задумчиво наблюдал за нею.

А граф Уриен Мори наблюдал за ним.

***

-Я не могу понять, кто ты! — Лилиан с досадой взглянула на своего-несвоего принца. — Хоть убей, не могу!

-Я — принц Мелеагант де Горр, сын Багдамага де Горра, властитель…- начал было с придурковатой улыбкой Мелеагант, но, получив небольшой тычок под ребра от своей целительницы, вздохнул, — что ты хочешь знать?

-Твоя магия…- Лилиан нахмурилась.

Он обнаружил свою магическую силу следующим же утром от той, которая разделила жизнь Лилиан на «до» и «после». Мелеагант, как бы, между прочим, щелкнул пальцами, позволяя силе пробежать огоньком между его пальцами и стечь куда-то на пол.

Лилиан сначала решила, что спятила. Потом, что спятил он. Наконец, до нее дошло, что безумие не позволяет языкам силы появляться в руке и прыгать по ладони, и ей даже стало жутковато.

-Ты маг…- она отодвинулась от него, в неожиданности, но не в страхе. — Нет, господи, за что еще и это?

-Боишься? — лениво осведомился он, заведомо зная ответ, — и нет, Лилиан, не совсем я маг. Мне это говорил еще Мерлин.

-Ты знаком с ним? он учил тебя? — Лилиан взглянула на принца, чувствуя, что в ее голове крутятся вопросы, начиная от «почему ты не обнаружил этого раньше», и, заканчивая «кто знает еще?».

-Знаком, учил, — Мелеагант отвечал с неохотой, — но рассказывать об этом я пока не желаю.

Вот и все. Об это «не желаю» разбились все вопросы Лилиан. Она была слишком умна, тактична и сдержанна, чтобы допытывать Мелеаганта, а он, как нарочно поддразнивал ее. Но это были не все сюрпризы.

Оказалось, что глаза, которые видела Лилиан на стене, вполне имеют еще и тело. Вернее, около двух дюжин тел, плетенных из желтовато-черного сгустка какой-то природной магии, недоступной для восприятия Лилиан. Эти тела были небольшими, у них было что-то среднее между человеческой рукой и когтистой лапой, они наклоняли голову, глядя на своего господина Мелеаганта слепыми желтыми глазами. Они слышали его и чувствовали. Они имели огромные рты и весело прыгали, словно виденные Лилиан когда-то в одном из зажиточных графств, обезьяны.

От этих теневых созданий (Лилиан так и называла их про себя — Тени), исходил шум. Их когти скребли, как по металлу, они общались между собой, используя какой-то звук, который ближе всего походил на хриплое «мряу» и перемежался шипением.

Лилиан боялась их до черта. Тени же боялись Лилиан.

Они однажды выпрыгнули к ней из стены, в пустой зале, куда ее позвал Мелеагант. Тени ожидали встречи с Мелеагантом, и приняли Лилиан в какой-то момент за него. Сложно было сказать, кто кричал громче — две дюжины прислужников своего принца, обнаружившие себя или целительница, которая вообще собиралась жить долго, счастливо и помогать людям.

Мелеагант появился в тот день почти сразу. Он сначала убедился, что с Лилиан все в порядке, затем успокоил своих прислужников, что-то резко обронив им на незнакомом Лилиан языке, затем успокоил уже свою целительницу.

-Какого черта это было? — спросила она, утыкаясь в его плечо и готовясь разреветься.

-Мои прислужники-идиоты, — отозвался Мелеагант, поглаживая ее по спине, — прости, ты не должна их видеть, о них никто не знает. Даже Уриен. Ты первая, к кому они…внезапно, решили выпрыгнуть.

Лилиан успокоилась, хоть и не сразу. До сих пор она вздрагивала от внезапных шумов и окриков, ругани теней между собой, и дрожала, заметив в темноте на стене горящие желтые глаза. Но она больше не кричала от испуга и пыталась сжиться с Тенями, которые, впрочем, проявляли ответную тактичность и старались не появляться при ней. Они обнаруживали себя иногда, принося подарки от Мелеаганта, и панически начинали метаться, смешно натыкаясь друг на друга, пытаясь спрятаться.

Лилиан, наблюдая за ними, делала вид, что ей ни капельки не смешно, но на деле у нее была стойкая ассоциация с разгромом войск Помпея Великого, совершенным Юлием Цезарем. Тогда, один из флангов Помпея врезался случайно в свой же союзнический фланг и обратил в бегство, в котором многие солдаты были убиты своими же соратниками в возникшей неразберихе.

В целом, Мелеагант не пытался ее заставить существовать с Тенями. Вообще, в его поведении мало что изменилось. Он также был вежлив и обходителен с Лилиан на глазах двора, и мало взаимодействовали, но теперь Лилиан ездила с Мелеагантом на прогулки, и была частой гостьей в его залах и покоях, после того, как было покончено с делами. Впрочем, дела у Мелеагант не заканчивались никогда. Она поражалась работоспособности этого человека, его терпению и трудолюбию. Он разрабатывал одновременно две-три реформы из разных областей жизни своей земли, успевал еще переписываться с союзниками, подкупать и шпионить, вести контроль за деятельностью своих советников, вершить суд, объезжать земли, предпринимать вылазки против наемников, видеться с Лилиан, учить язык, читать что-то очень сложное (Лилиан даже не сразу понимала порою, что в названии таится), переводить, тренироваться в боевом искусстве и что-то совершенствовать в магическом.

-А сон тебе не нужен? — предположила Лилиан раздраженно, когда проснулась посреди ночи и с удивлением отметила, что Мелеагант что-то пишет на длинном свитке при свете свечи.

-Нужен, — Мелеагант устало потер глаза, — но я должен закончить письмо в Андалузию. Прости, тебе мешает треск свечи? Я сейчас перейду в залу…

-Сиди, чтобы я видела, — хмуро бормотнула Лилиан и поднялась с постели, на ходу надевая и застегивая шаль. — Я помогу.

Она приблизилась по холодному полу к его столу, залезла с ногами в кресло и спросила:

-Что делаешь?

-Я должен переписать эту главу с пометками, — Мелеагант пододвинул к Лилиан другой свиток.

-Хорошо, — кивнула целительница и зевнула, — ох, прости. А что это?

-Обращение к философии, — спокойно ответил Мелеагант и приготовился записывать под диктовку.

-Что? — Лилиан взглянула на принца и вздохнула, — ты убьешь себя работой! Артур столько не трудится. Он вообще, если верить письмам Уриена, не трудится.

-Я не Артур! — Мелеагант ответил спокойно, но его глаза полыхнули, и на миг Лилиан почудилось, что за его спиною полыхнули желтые глаза Тени. — Я не это отродье Пендрагонского слабоумия.

-Мир, мир! — Лилиан замахала руками и предприняла честную попытку проснуться, чтобы начать диктовать. — Так…кхм. Записывай: «всякое вещественное движение, не есть ли оно произведение звучного и гармонического потрясения воздушной жидкости? Идеи же совершительного разума находятся на обоих концах черты, что дает им меру, но сон — есть образ смерти. Мое «Я» прерывается сном, смертью — нет, иначе было бы ничтожество. Истинная смерть, осмелюсь возразить вам, находится в самой жизни, но мы знаем только одну маленькую частицу бытия нашего и…»

Лилиан остановила чтение. Мрачно отодвинула написанное в сторону.

-Не нравится? — с опаской спросил Мелеагант, прерывая запись.

-Знаешь, — Лилиан кашлянула, — я, вообще-то, воспитанная девушка, почти как леди, но это такая…дрянь.

-Ты со мной не согласна? — Мелеагант отодвинул свой свиток и отложил перо, — но ты не прочла до конца, чтобы…

-Чтобы согласиться, нужно понять, что я читаю! — заметила целительница, — я же по отдельности понимаю слова, а вот что вместе они пытаются сказать — нет! А я никогда не была самой глупой.

-Конечно же, нет! — Мелеагант тепло улыбнулся и сжал ее руку, — ты принадлежишь к числу очень умных людей, и я…

-Ничего не поняла, — хмыкнула Лилиан, и потянулась за поцелуем к Мелеаганту.

-Лилиан, — он коснулся ее легкий поцелуем и попытался вернуться к работе, — ступай в постель, я сейчас приду, только закончу главу. Иди спать, правда!

-Мы оба идем спать, — не согласилась Лилиан и нагло коснулась губами его шеи, точно зная, что для него это действует лучше всякого отрезвителя. — Пойдем, брось все это! Пошли бытие в небытие. Все равно, никто кроме Мерлина тебя, наверное, не поймет в Британии. Ну, Леди Озера, может еще.

-Чтоб ты знала, — Мелеагант поцеловал руку Лилиан и принялся расстегивать ее шаль, — эта статья написана в соавторстве с сэром Николасом. — Его идеи поразили меня и вдохновили на создание…

-Я не знаю, кто он, — Лилиан не позволила договорить, потянула Мелеаганта за собой и обоих скрыла ночь.

***

«Мой дорогой Мерлин, ты, наверняка, продолжаешь презирать меня за мою слабость и трусость, продолжая говорить самому себе, что и ты не меньший трус, но я пишу к тебе не для того, что насмешничать над твоими ранами прошлого, поверь мне! Я пишу к тебе с вестями тревожными и пугающими, не являясь в жизнь твою непрошенным свидетелем твоего ничтожества, нет! Мне было видение — пожар. Я чувствовала, как горит человеческая плоть и как раскаленные камни Камелота темнеют от пролитой на их стены крови. Мерлин, милый друг моих сотен лет, грядет война, грядет буря и в буре этой скроется наш день. Твой король, твой любимец должен будет выбирать… Я видела это! Видела все. ОБЕ Чаши находятся под ударом. Хранители слабеют с каждым часом и скоро…о, Мерлин, я боюсь жизни, что нас ждет! Леди Озера»

Мерлин едва успел прочесть письмо глазами, как голос Морганы заставил его оторваться от строк.

-Мерлин, а, Мерлин? А знаешь, что я у тебя сейчас спрошу? Та-ак спрошу…

Разгневанная Моргана со свитком стояла на пороге Зала Советов. Весь ее вид демонстрировал, что она не рассчитывает на теплую беседу.

-Что? — Мерлин попытался улыбнуться, дрожащими пальцами он хотел было сунуть письмо Леди Озера в карман мантии, но его руки дрогнули, и письмо упало на пол, чуть позади Мерлина… он успел переступить, чтобы Моргана не обратила внимания на валяющийся кусочек пергамента. — Что такое, Моргана?

-Что с картой? — в гневе вопросила фея, не заметив манипуляций Мерлина, и с грохотом развернула свиток, демонстрируя изъеденную жучком карту Камелота. — Мерлин, это единственная карта Камелота!

-Я восстановлю…- пообещал Мерлин, — пара магических фокусов и…

-И? — Моргана сунула карту ему под нос, чтобы Мерлин заметил еще кое-что. Через всю границу Камелота с герцогством Леодогана Кармелида рука самого Мерлина в хмельном бреду написала крупными буквами друидского наречия: «Пендрагон — осел»

-Боже, — Мерлин спрятал лицо в ладонях. — Господи, я сотру…

-Нет! — отозвалась зловредная Моргана, — там несмываемая материя, видишь? Рисуй новую, друид! Давай-давай, чтобы завтра была у меня!

-Отдай эту, — попросил Мерлин, протягивая руку за испорченной картой, но у Морганы уже созрел план по ее использованию, и она свернула карту в сверток и сунула подмышку, щелкнув Мерлина по носу и, усмехнувшись, скрылась в дверях. Мерлин подождал для верности секунд тридцать — вдруг вернется и наклонился за письмом Леди Озера, брошенным на пол…

С неописуемым ужасом он понял, что письма нет на полу. Его вообще больше не было.

Глава 22
Призрачный свет пугает, вытравливает последние останки надежды и вселяет отчаяние. Тело на его руках дрожит изнутри, а может быть, ему просто передается дрожь его самого? Бледное лицо, темные волосы свисают грязными сосульками, но сейчас важнее то, что она не дышит.
Она не дышит! Она трясется изнутри, горит и не дышит. Это пугает. Это ненормально. Так не должно быть и так не может быть! Крик застывает хрипотой в горле, растерянность и ненависть за собственную слабость – вот, что ему остается в эту минуту.
-Дыши же…дыши, дрянь! – он не отвечает уже за смысл своих слов и лишь трясет ее за хрупкие плечи, и, кажется, может сломать ее пополам – так она слаба.
-Дыши, дьявольское ты отродье! – он замечает валяющиеся под ее ногами флакончики из темного стекла, которые не попались ему на глаза раньше, названия ни о чем ему не говорят, но угадывает смысл, угадывает об их содержимом.
Повинуясь какому-то чутью, он отрывает кусок от ее платья, обворачивает два своих пальца и с силой разжимает ей зубы…
В ее горле страшно. В ее горле скользко и жутко. Он пытается вызвать рвоту и это удается. Тело в его руках оживает, и исторгает содержимое желудка, отплевывается, отчаянно матерясь на двух-трех наречиях разом. Он, обессиленный, испуганный, мокрый от пота, отползает в сторону, наблюдая за ней…
Ланселот проснулся с криком. Его сердце билось яростно и страшно, снова возвращая его в тот день. Он никогда не смел бы рассказать кому-то о том, что пережил, общаясь с Морганой, но самое страшное, что напугало его – это не ее интриги, не ее странные гости с Тракта, и даже не кошмары, которые, в общем-то, он научился не замечать.
Самое страшное, что рыцарь пережил с этой феей – это тот день. Сам он никогда не пытался спросить у нее точно – что это было: попытка самоубийства или неудачный эксперимент, полагая, что за свой вопрос поплатится своей же жизнью. Скорее всего, это было и то, и другое. Моргана, устав от ночных кошмаров, совершенно уверенная, в том, что зелье от плохих сновидений сварено неверно, приняла его все равно, чтобы прервать все разом, но самообманом. Она была слишком горделивой, чтобы оборвать свою жизнь так… все должно было выглядеть несчастным случаем.
Ланселот никогда не спрашивал у нее об этом, хоть и вспоминал довольно часто. Стоило Моргане слишком сильно побледнеть, или облачиться в платье, что было на ней в тот день, или, снова впав в безжизненную апатию, провалиться в тоску и перестать следить за собою, чтобы снова стать той, как Ланселот возвращался в память прошлого и страх жег ему сердце.
Если бы он не успел? Если бы он не смог? Если бы он навредил ей? Если бы не нашел? Не вернулся бы в эту убогую дешевую трактирную комнату, находящуюся под самою крышей? Если бы…
Ланселот обхватил голову руками, пытаясь унять собственный безжалостный поток мыслей, и понял, что совершенно не может сделать этого.
В дверь постучали. Рыцарь отнял руки от головы, оглядываясь на дверь – почудилось? Поздняя ночь, кто придет к нему? Нет… стук повторился – тихо, но настойчиво.
Ланселот поднялся с постели, прошел босыми ногами по каменному, ледяному полу, открыл дверь и увидел облаченную в бледную накидку Моргану. Своей бледностью одеяний, кожи, чернотой волос и свечами, что дрожали в ее руке, она походила на призрака.
-Сгинь, нечистый, — Ланселот посторонился, пропуская ее в комнату. Он не знал, зачем она пришла, но полагал, что явилась она не просто так и явно не для того, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Как иронично, что он только что вспоминал о ней!
-Не помешала? – фея с усмешкой взглянула на его разобранную постель и наклонилась к столу, устанавливая свечи на подставку. Пряди волос опасно свесились к самому пламени, но она почти сразу же откинула их назад, распрямилась, взглянула на Ланселота и села в кресло.
-Не знаю, как ты проводишь ночи, дорогая Моргана, но я спал! – Ланселот потер глаза руками. Он солгал и не солгал. Рыцарь действительно спал еще несколько минут назад, но как же рад он был проснуться!
-Но ты быстро открыл мне двери! – не уступила фея, удобнее садясь в кресле. – Значит, не спал!
-Но и гостей не ждал тоже, — не уступал рыцарь, но решил, что направить беседу нужно в более полезное русло. – Зачем ты пришла?
-Может быть, я боюсь темноты?! – лукаво-нарочитым тоном спросила Моргана и тут же тихонько хмыкнула. Ланселот тоже не удержался от усмешки – темнота всегда покровительствовала Моргане, принимая ее такой, какая она есть, не задавая ей вопросов, давала убежище и обнимала, утешала…
Да, ее утешения были все равно, что объятия царицы Клеопатры для умирающего Марка Антония, но они были, а день не давал Моргане и щепотки ласки.
-Я думаю, что сэр Николас или Уриен не боятся темноты, — Ланселот взглянул на нее и решил, что тоже сядет. Он, конечно, рыцарь, но в действительности, он ведь не звал Моргану к себе, а значит, имеет право позволить себе некоторые вольности в обращении. К тому же, фея вообще плевала на этикет.
-Я пришла поговорить с тобой о Гвиневре, — жестко, без перехода, как могла лишь она одна, сообщила Моргана.
Ланселот почувствовал, что сел очень вовремя, потому что сердце его едва не лишило его же собственных чувств, сжавшись до болезненной точки в одном ударе, и распрямилось под принуждением жизни.
Моргана дала Ланселоту полминуты на то, чтобы задать вопрос, но его не последовало, и она продолжила:
-Я вижу, что ты любишь ее…
-Перестань! – Ланселот оборвал фею. – Я рыцарь. Что я могу дать королеве?
-Любовь, — коротко и кротко ответила Моргана. – Ты любишь ее, а она ведь…тоже.
-Она жена Артура, — напомнил рыцарь, — я не могу… я уже совершаю предательство, знаю, но она замужем перед богом и она любит Артура.
-Бастарда, — с презрением фыркнула Моргана.
-Да хоть свинопаса, — обозлился Ланселот. – Вопрос не в крови, вопрос в том, что она любит его! она вышла за него замуж.
-Дура, — прокомментировала Моргана.
-Ты говоришь, что она любит меня, — не унимался Ланселот, — но, даже если это и так, она не пойдет на предательство. Я мог бы пасть – это ничего, но она воспитывалась в благочестии…
-Благочестие Кармелида – пошлое и непритязательное возвышение! – фея изливалась ядом.
-Плевать, – не согласился Ланселот. – Она богобоязненная девушка, к тому же – Артур для нее не пустое имя. Да и…отец ее не пощадит.
-Я могу убить его для тебя, — Моргана пожала плечами, — мне это ничего не стоит.
-Артура или Кармелида? – Ланселот даже не удивился предложению, лишь горько развеселился ему. – Моргана, ты можешь залить кровью весь Камелот, но не станешь…не станешь!
-Я не лично его убью, — усмехнулась фея.
-Но она лично возненавидит меня, понимая, что я имею к этому отношение. И вообще, я не хочу, чтобы Кармелид умирал! Он рыцарь.
-Артур тоже рыцарь, — Моргана развалилась в кресле, не сводя глаз с Ланселота, — но если он умрет, если выпадет шанс избавиться от него… ты откажешься? Ты сохранишь ему жизнь?
-Не нервируй меня, женщина, — Ланселот встал, подошел к окну, — я согласился тебе помогать и, если вашему злодейству будет угодно – я убью его, да. Но сам… я желаю его смерти, да. Я буду рад приблизить ее, но сам нанести ее, это… это сравнимо с предательством Брута!
-Брут долго протестовал против убийства Цезаря, — Моргана зашелестела тканями, перемещаясь в кресле, — но, узнав, что вокруг диктатора сплелся змеиный клубок, решил, что отступать некуда. Он верил в то, что несет свободу, в то, что…
-Он плохо закончил, — напомнил Ланселот, оборачиваясь к Моргане. – Они все. Все, кто был за Цезаря и против. Ты творишь интриги, Мелеагант творит интриги, Мерлин не отстает. Вы все падете так или иначе, все пострадаете, вместе со своими близкими. Я попытаюсь спасти ту, чье имя стало для меня священным, но не стану предавать нашей дружбы – это факт.
-Попробуй ее забыть. У тебя было много женщин… — Моргана попыталась придумать выход для Ланселота, который внезапно открывался ей прежде с непознанной стороны.
-У тебя было много мужчин, но ты прожигаешь взглядом Артура! – Ланселот снова сел, хмуро глядя на фею. Ту даже подбросило от возмущения:
-Конечно! Я ненавижу Артура. Я хочу, чтобы он страдал! Чтобы через его страдание и Мерлин страдал, чтобы все…
-Ты любишь Артура, — спокойно и очень тихо возразил Ланселот, — ты еще не поняла, но ты любишь его. А ненавидишь ты себя. Даже не Мерлина!
-Ты…- Моргана задохнулась праведным гневом, вскочила, уронив за собою кресло, ткнула пальцем в сторону Ланселота, как бы подчеркивая свои слова, и не смогла придумать для него оскорбления.
-Ты…- бессильно и отчаянно предприняла она еще одну попытку и закончила жалко: — идиот!
-Тебе виднее, — Ланселот улегся на постель, — ты хорошо в них разбираешься!
Он прикрыл глаза рукою, услышал, как прошелестели по полу ее одежды, как сердито простучали ее шаги, и как яростно хлопнула дверь.
Ланселот остался в темноте, пытаясь вспомнить, что общего было у той девчонки, что дрожала в его руках, умирая, с этой странной ныне женщиной, которая горела изнутри по-настоящему и жила этим огнем. Она не хотела уже убить Артура так. Она с удовольствием копалась в бумагах, хоть и орала на каждого, кто попадался ей под руку, что архивы никуда не годятся, и что головы надо оторвать тем, кто архивы эти составлял! Моргана ругалась с Мерлином, Персивалем, Артуром, Гавейном, подшучивала над Николасом и Кеем и…
Совершенно не хотела расставаться с такой позицией в жизни. Жизнь открылась для нее с новой стороны.
Впрочем, открылась эта новая сторона и для Ланселота, вот только что ему было до этого нового, если его собственный мир сводил его в могилу? Он был идиотом, по словам Морганы и по собственным мыслям, и считал идиотами тех, кто не может понять глубину его чувства, предлагая забыться с другою.
Бездна хлестала кровавой раной в его душе, и становилось все больнее, когда Ланселот видел свою Гвиневру, но если он не видел ее, кровь перемешивалась с ржавчиной. Он был готов украсть ее, похитить и, казалось, даже умереть с нею, но разум охлаждал его, являясь могучей фигурой Артура, который будто бы тяготился присутствием Гвиневры рядом с собою.
Она ластилась к нему, припадала к его груди, а он как-то хладнокровно и равнодушно поглаживал ее по голову, говорил что-то хорошее, но будто бы заученное и все больше заострялись черты королевы, и все меньше была в ней сладкой отрады юности и тень ложилась на ее душу.
С их первой ночи прошло уже две недели, но до сих пор Артур не разделил с нею ложе повторно, хоть Гвиневра и пыталась и намеками, и открыто подтолкнуть его к этому, чувствуя за собою необходимость. Но Артур откланялся то под предлогом усталости и дел, то ссылался на плохое самочувствие…
Он не мог заставить себя снова лечь с Гвиневрой, боялся, что либо вновь сделает с ней что-то грубое, незаслуженное ею, либо она понесет от него, а она вряд ли была способна к этому – тонкость ее стана нервировала даже Артура…
Впрочем, горячая кровь брала свое и Моргана, углядев в этом хороший для себя знак, как мудрая сестра принялась подсылать к Артуру по мелким поручениям хорошеньких служанок. Он не трогал их, не касался, но его глаза горели огнем, который фея полагала очень скорым пламенем.
Правда, как мудрая сестра и советница, она как-то упустила саму себя из виду. Уриен, да еще, пожалуй, Мерлин да Лея видели не менее красноречивый взгляд Артура, обращенный на Моргану.
А вот Моргана ничего подобного не замечала за сводным братом!
***
После того, как король Артур очень хлестко и очень жестоко отказал в руке Морганы для графа Уриена, означенный граф пребывал в одном из двух крайних состояний: либо необъяснимая, почти истеричная и яростная деятельность, либо апатия и презрение ко всему сущему, а главное, к себе самому. В первом случае граф, верно, вызывался на охоту с Артуром, рвался в самые мелкие разборки, ввязывался в стычки, в драки… во втором, он просто лежал в своих покоях или сидел где бы то ни было, с самым отсутствующим видом и делал вид, что его здесь нет. Что было много хуже – оба эти состояния сопровождались некоторой алкогольной свитой, и граф Уриен перестал почти совсем расставаться с вином.
Это Лее не нравилось, но она не решалась сказать ему об этом, точно зная, что в лучшем случае, ее просто не послушают, в худшем – оставят.
Граф Мори, между тем, с удивлением пробудившись от очередного хмельного загула понял, что ему бесполезно добиваться расположения Морганы через Артура, да и у самой Морганы тоже. Очень простая мысль пришла в его требующее вина сознание: нужно не выслуживаться перед Морганой, не пытаться заслужить ее одобрение, нужно победить ее. Она оценит только того, кто окажется сильнее, чем она, кто переиграет ее.
Подумать-то он подумал, но образ жизни свой не оставил и ничего, можно сказать, и не изменилось, разве что, теперь, прежде, чем отправить копии перехваченных у Артура писем, приказов, докладов и прочего, Уриен делал еще одну копию – для себя. Он откладывал все бумаги в свой ящик, запирал ящик на ключ и носил его с собою повсюду. Что делать дальше он не представлял, посоветоваться ему было не с кем, а сам интриговать Уриен не умел, но даже эта мелочь с вытаскиванием копий для себя давала Уриену возможность думать, что он делает что-то, чтобы получить одну очень коварную, проклятую фею…
И, как можно легко предположить, его отношение к Лее изменилось. Он и раньше не был особенно галантным кавалером с нею, позволяя себе оставлять ее в самое неподходящее время, забываться в ее присутствии и откровенно заглядываться на одну проклятую…
Странное дело складывалось! Граф Уриен Мори, как прежде убил бы каждого, кто обидел бы Лею, но с легкостью оставлял ее посреди пира. Лея понимала, что даже ее близость с графом не избавила ее от того, чего она так боялась, и все равно служанка королевы оставалась для него скорее другом, чем возлюбленной. Он и не церемонился. И не жалел. Граф Уриен не был жесток, ему просто в голову не приходило, что он делает с Леей, что она уже не та девчонка, что росла на его глазах. Как-то Уриен это упускал и забывал, а Лея молчала, скапливая в своей душе предвестия рокового разговора.
Что-то пора было прекращать. В глубине души Лея, конечно, позволяла тоненькой надежде дышать, но понимала, что стоит ей поставить Уриена перед выбором, он даст ответ не в ее пользу. На кой черт ему оставлять Моргану в Камелоте? На кой черт ему отклоняться от курса, который выбрал для него Мелеагант, забыть пост шпиона и удалиться с Леей в земли де Горр? Никогда, никогда он не пойдет на это! Да и сама Лея прониклась к Гвиневре – кажется, по-настоящему одинокой, попавшей в сети, о которых подозревала Лея, и которые пыталась не замечать отчаявшаяся Гвиневра.
Что-то пора было прекращать и Лея, набравшись силы воли, подготовившись ко всему, что мог предположить ее разум, отпросившись у Гвиневры уйти раньше в свои покои под предлогом плохого самочувствия, ждала возвращения Уриена. Руки служанки не могли находиться в покое – она постоянно зарывала их в складки своего платья, тянула ткань в разные стороны, ломала пальцы…
Она сидела на постели графа, ожидая его прихода почти полтора часа в страшном волнении, понимая, что своими руками подводит свою судьбу и любовь к последней черте. Лея порывалась встать и уйти, убежать, но сила возвращала ее на место и Лея садилась, и покорно ждала, и ломала пальцы, и переплетала тонкие белые руки…
Дверь отворилась. Вошел Уриен, принося с собою не только радость встречи, но и тяжесть предчувствия.
-Привет, — он отозвался легко, увидев, и даже не обратил внимания на бледность, несвойственную обычно чертам ее лика.
-Привет, — деревянным голосом отозвалась Лея, наблюдая за тем, как граф снимает с себя плащ, расстегивает камзол… — Как день?
-Хорошо, — ровным голосом откликнулся Уриен, — а у тебя? Ты сегодня раньше.
-Гвиневра не очень хорошо себя чувствует, — солгала Лея. – А у меня все хорошо.
-С королевой что-то серьезное? – Уриену было по большому счету наплевать, но он чувствовал напряжение, которого не было обычно.
-Нет, — ответила Лея спокойно, — просто плохо спала.
-А, Артур…- Уриен недоговорил, его взгляд потемнел. Лея поспешила замять неловкость и перевела разговор на другую тему:
-Как двор?
-Двор…- повторил Уриен и встряхнулся, — неплохо. Персиваль сегодня пришел пьяным, Гавейн отвесил Кею пинка под зад, а Моргана с Ланселотом…
Его неприятно кольнуло это сочетание. Не то ревность, не то ледяная игла на уровне сердца. Моргана с Ланселотом! Почему с Ланселотом? Почему Моргана?
Он даже забыл, что хотел рассказать про них, забыл напрочь и о том, что находится в присутствии Леи…
-Вот об этом я и хотела поговорить, — осторожно сказала служанка и комок в ее горле стал плотнее, — мне не нравится… то есть, я знаю…ты ведь любишь Моргану?!
Она вскрикнула. Она хотела, чтобы Уриен заставил ее замолчать, разуверил, зашептал ей на ухо всякие нежности и глупости, чтобы говорил, что любит только ее одну, чтобы его руки подарили ей тепло и надежду, но граф остался к глух к невысказанной ею просьбе и ответил:
-Да.
Почему мир не перестал существовать в эту же минуту? Почему он позволил Лее еще несколько секунд надеяться, что сейчас прозвучит спасительно-ненавистное «но». Например: «Да, но ты мне важнее», «да, но у меня с ней не выйдет», «Да, но…»
Пожалуйста, скажи! Скажи! Соври, Уриен, ну?
Тишина.
-Артур не отдал тебе ее, — глухо прошептала Лея, понимая, что «но» не последует. Ничего больше не последует, и если она будет молчать, он станет тоже жить тишиной.
-Он мне не король, — отозвался Уриен с презрением.
-Моргана не твоя женщина, — попыталась еще раз Лея.
-Будет моей, — уверенно улыбается граф, — будет однажды.
-А если нет? – Лея понимает, что все кончено и продолжает пустыми вопросами оттягивать коварное мгновение. Вопросы пусты, ответы тоже.
-Будет, — Уриен не понимает, что именно говорит, но знает, что говорит правду.
-Тогда зачем тебе я? – Лее хочется обратно к Гвиневре – та далека от интриг, та живет неразделенной и запретной любовью, та ей ближе! Черт возьми, дьявол сложил так, что Гвиневра стала Лее ближе!
Уриен пожал плечами, глядя на Лею со странным выражением жалости и горечи:
-Разве ты не знала об этом? Разве ты не этого хотела? Я исполнил твое желание.
-Я хотела другого! – Лея упрямо тряхнула головой и быстро заморгала, чтобы слезы не выскользнули хрусталем…
-Чего? – Уриен перевел на нее удивленный взгляд. Неужели он всерьез не понимал ее мыслей? Неужели всерьез не понимал ее чувств? Не понимал! Не мог поверить в них, не мог заметить.
-Твоей любви, — Лея шепнула одними губами, но Уриен услышал и в изумлении воззрился на нее.
-Настоящей любви, — добила его Лея.
-От меня? – Уриен задал самый умный вопрос из всех возможных, но Лея даже не улыбнулась. Кивнула – молча и траурно.
-Лея…- Уриен сглотнул. Ему стало очень нехорошо – взгляд сам собой попытался найти кубок с вином и, конечно, не нашел.
Граф старался не смотреть на Лею, потому что перед его мысленным взором предстала непрошенная картинка из детства: маленькая девочка подбегает к высокому черноволосому юноше, сжимая что-то в руках. Уриен сидит под деревом в тени и наблюдает за ними.
-Мелеагант! – радостно пищит создание, — смотри, что у меня есть!
-Что это? – юный наследник де Горр с опаской взирает на девчушку. – Покажи-ка!
-Лягушачья икра! – Лея преисполнена восторга. Мелеагант смотрит на что-то, лежащее в ее ладонях, а затем предлагает:
-Брось ее за шиворот Уриену!
Лея хмурится на несколько мгновений, а затем, на цыпочках, повернувшись к дереву, начинает подходить к виконту. Уриен с опаской взирает на ее приближение, не веря, что она действительно это сделает, но…
Тонкой ящерицей она скользит, приближается, нервы виконта не выдерживают и он вскакивает. Минут через пять, устав от побега от энергичной девчушки, Уриен, исхитрившись, перехватывает Лею за талию, зайдя со спины, и валит ее на траву. Она смешно пытается отбиться от него, но не всерьез, хохочет, жмурится, как котенок, от яркого солнечного света…
Уриен начинает ее щекотать, мстя за минуты, в которые был обращен в бегство. Лея верещит…
И в эти мгновения они как-то оба выпускают из вида Мелеаганта, который неожиданно оказывается рядом и обоим за шиворот одновременно кидает маленьких лягушек…
-Это неправильно, — наконец выдыхает Уриен, заставляя себя вернуться в реальность. – Ты и я. Я не должен был. Прости…
Он молит. Он молит ее – служанку-танцовщицу, найденыша! – спасти его от мук совести.
Она любит. Она – не имеющая права на его любовь, завладевшая чем-то большим, чем могла бы завладеть любовница, снисходит. Она любит и она прощает.
Она не говорит этого вслух, но он слишком хорошо знает ее и читает без труда ответ в лице Леи.
-Больше этого не повторится, — Уриен не дает пояснений, но Лее они и не нужны. Танцовщица понимает, что граф имеет в виду. Он больше не коснется ее так, как может коснуться едва ли не любой женщины. Отныне – они навсегда только друзья. Граф Уриен Мори сделал свой выбор – бездонность метаний предпочел он умеренной и бесконечной любви красавицы.
-Ты очень хорошая девушка, Лея! – граф Уриен говорит искренне, он не лжет, — я хочу, чтобы ты была счастлива. Счастье же твое не со мной. Ты должна видеть это.
-Я вижу, — Лея пытается улыбнуться, потому что именно она нашла в себе волю разрубить этот узел. – Я вижу, Уриен…
«Но это совсем не значит, что я сдаюсь!».

Глава 23
Работа не заканчивалась, зато заканчивалось терпение Морганы. Она в какой-то момент откровенно наплевала на нескончаемый поток писем, которые теперь регистрировала в толстой связке свитков, разделяя по своей системе, и просто вышла на залитый закатными лучами балкон. Опершись на перила, подставляя лицо солнцу, фея чувствовала странное умиротворение – ей было хорошо. Разве что…
-Я думаю, Мордред станет замечательным воином, — голос Артура за спиной Морганы разрушил всю ее гармонию рука Морганы инстинктивно легла на живот – она еще не чувствовала жизни своего сына, слишком малый срок прошел, не сложившись даже в месяц, но слова были такими…заражающими!
-Почему? – Моргана отняла руку от живота и даже не обернулась к Артуру. Зато он подошел сам к перилам и тоже облокотился на них.
-Он родится у очень сильной женщины, — просто отозвался король.
-И убьет своего отца, — ядовито напомнила фея, рассчитывая, что Артуру станет неловко, и он уйдет.
Он не ушел. Тень неловкости даже не коснулась его.
-Значит – убьет, — легко согласился он. – Моргана, не думай, я бы с радостью отдал свою жизнь, чтобы не произошло всего того, что случилось в твоей жизни. Если бы я мог вернуться в тот вечер, я восстал бы против отца, не позволил бы ему поступить так подло и так низко с твоей семьей.
-Тогда ты бы не родился! – заметила Моргана, удерживаясь, теперь, из принципа, чтобы не взглянуть на него.
-А какой смысл рождаться, если…- Артур замялся, — Моргана, давай начистоту? Я в семье приемного отца не знал лишений, но всегда чувствовал себя чужим. Что-то рвалось внутри меня, подсказывало. У меня из семьи осталась только ты – и ты меня ненавидишь.
-Еще жена, — подсказала фея, с трудом сохранив твердость голоса.
-Жена…- Артур вздохнул, — Моргана, дорогая моя Моргана, я имею в виду кровную связь. Она дорога, я знаю. И она осталась у меня только с тобою, а ты меня ненавидишь, проклинаешь…
-Не тебя, — тихо возразила сводная сестра, — ты только орудие. Через твою боль станет больно другим, тем, кто этого заслуживает.
-Я боюсь, что тебе не принесет это успокоение, — Артур коснулся ее локтя, Моргана дернулась, вырывая руку, но Артур уже убрал пальцы, осознав, видимо, неловкость положения. – Моргана, я не умоляю тебя, не пытаюсь отговорить от кары на свою голову, от проклятия на нашего общего сына, от того груза, что ляжет на его душу – не пытаюсь, нет. Я знаю, что это бесполезно, в тебе много воли, в тебе много силы и если ты сказала, что будет так, ты сделаешь это.
Моргана не удержалась на гранях своих принципов и с удивлением воззрилась на Артура, немой вопрос, невысказанность залегла в ее лике. Артур продолжал:
-Когда придет день, я не стану противостоять Мордреду, не буду осуждать его – он не виноват и он мой сын. Я не хотел его, но так сложилось. Я не хотел много, но не все зависит от меня. я виноват в своем рождении и долгие годы мы жили разными жизнями, теперь – приходит время меняться. Я расплачусь своей жизнью, если тебе станет легче. Я не боюсь.
-Храбро, благородно и глупо! – Моргана заставила себя отвести взгляд от его лица. – Не одобряю. Может быть, я хотела, чтобы ты умолял, валялся у меня в ногах…
-Этого не будет, — спокойно заявил Артур, — я – король. Прежде всего – я властитель. Я не могу умолять и унижаться. У меня должна быть честь, иначе народ не пойдет за мной и разлюбит мою власть.
-Я тебя умоляю-ю, — Моргана скривилась, — ты слишком плохо знаешь, что такое «народ!» народ – это самая непостоянная сила, а трон – это место, полное перемен. Народ ждет от тебя больше, чем от обычного короля, во-первых, потому что ты…бастард.
-Потрясающе, — не удержался от усмешки Артур.
-Бастард, — повторила Моргана, — во-вторых, Мерлин и Экскалибур тебя едва ли не миссией в глазах народа сделали. Ты для них как бог, а с бога и спроса больше. И нельзя нравится всем, особенно если ты правишь. В-третьих, у тебя нет опыта…
-Есть, как минимум, одна потрясающая советница, — Артур улыбнулся Моргане.
-Ты идиот! – безжалостно закончила фея. – Я не идеальная кандидатура.
-Но лучшей у меня нет! – заметил Артур.
-Это говорит только о том, что у тебя плохой круг знакомств, — взвилась Моргана.
-Это говорит о том, что мне повезло с сестрой.
-А ты, ваше величество, чего не у жены? – вдруг прищурилась Моргана, переводя тему разговора. – Вы так молоды, так влюблены…
-Мне тяжело лечь с нею, — признал Артур, — правда, я не знаю, почему. Может, я плох, может…труслив. Я боюсь, что наврежу ей, представляешь?
-С уровнем твоей ловкости, — Моргана хмыкнула, — запросто.
-Спасибо, — серьезно кивнул Артур, — ты умеешь поддержать.
-Я не нянька, чтобы за тобою слезы вытирать! – Моргана обернулась к Артуру лицом. Теперь свет закатного луча ложился на них одинаково. – Артур, народ будет ждать наследника.
-Он у меня есть, — Артур значительно взглянул на живот Морганы.
-Законного, — фыркнула фея, — от брака с дочерью Кармелида.
-И этот законный…- король пожал плечами, в легком изумлении взглянув на Моргану, — а Гвиневра так хрупка, она не сможет выносить…мне так кажется.
-Она не…- Моргана осеклась, до нее дошла первая часть фразы, — он незаконный! Ты мой сводный брат!
-Я признаю его законно, — спокойно сообщил Артур, чем поверг Моргану в степень легкого удивления.
-От сводной сестры, без брака, — она саркастично кивнула, — да, двор вдоволь повеселиться.
-Мне плевать, — сообщил Артур равнодушно, — я король.
-А я даже не получила назад свой титул герцогини, — напомнила Моргана. – Ты обещал вернуть!
-Верну, раз обещал, — Артур даже глазом не моргнул. – Верну, Моргана.
-Хочу титул! – фея капризно надула губки, но не удержалась, прыснула, — ты же хотел меня замуж выдать! А так, с законным наследником от короля меня даже Уриен не возьмет.
-Уриену я тебя и не отдам! – король треснул кулаком по перилам, отчего они жалобно тренькнули. – Никогда!
-А если я его полюблю? – Моргана с усмешкой взглянула на сводного брата. – Вдруг?
-Разлюбишь, — холодно отозвался он. – Нет, он не стоит тебя. Я отдам тебя только тому, кого сочту достойным.
-Заикнешься о Кармелиде, не сможешь ходить к жене никогда, — ласково пообещала Моргана, — незачем будет.
-Я не хочу создавать политический брак, — успокоил Артур, — Гавейн предлагал выдать тебя за Монтгомери или Вардов, или еще кого…
-И они меня недостойны? – Моргана с подозрением взглянула на него.
-Мерлин сказал, — нехотя признался Артур, — что ты испортишь им жизнь, а я получу врага куда более опасного, чем ты одна.
-Я не одна, в моем чреве наш сын, — Моргана не могла удержаться от этой шутки, но на Артура она не произвела, ровным счетом, никакого впечатления.
-Я найду тебе достойную партию. Может быть, если мне удастся помириться с Мелеагантом, он возьмет тебя. Мне кажется, вы бы сошлись…
-Артур, — Моргана свела большой и указательный палец вместе, — ты вот на очень тонкой грани!
-Посмотрю, что с тобой делать! – Артур с опаской взглянул на пальцы Морганы и, кажется, понял, что не все темы с ней безопасно обсуждать.
-Посмотри, — не стала спорить фея, — а пока – иди к жене, правда!
-Я…- Артур сглотнул комок, — нет, не сегодня.
-Что, луна не в том доме? – фыркнула фея. – Иди, двор зашепчется. Ты король, у тебя своя сторона жизни. Тебе не жить скрытно.
-Я хочу спросить, раз все равно умирать, — Артур решительно коснулся ее плеча, — ты…тебе было хоть немного хорошо?
-Что? – Моргана мрачно воззрилась на короля.
-В ту ночь, — уточнил он, хотя это и не требовалось – фея прекрасно понимала. – Это была для меня самая паршивая и самая лучшая ночь на свете. Я был и в аду, и в раю одновременно.
-Ты понимаешь, о чем хочешь спросить? – Моргана не верила в любопытство Артура и поражалась ему все сильнее. – Я полагала – ты хочешь забыть все о той ночи.
-Это не в моих силах, и дело не в Мордреде. Я не испытывал такого, — Артур говорил теперь тихо, но решительно. – Я – король, мне все равно, как любому королю, рано или поздно, придется сделать что-то, за что я попаду в ад. А так…хоть любопытство удовлетворю.
-Ну…- Моргана склонила голову набок, — кое-что было неплохо, признаю.
-Спасибо, — искренне отозвался король. – А еще можно вопрос?
-Как же ты меня раздражаешь! – Моргана огляделась и, убедившись, что сидеть на балконе негде, а уходить с него не хочется, уселась прямо на пол.
-Ты чего? – в изумлении взглянул на нее Артур.
-Снизу ты меня меньше раздражаешь, — фыркнула фея, и король сразу сел рядом. Кажется, он так волновался, что не мог уловить в ее словах иронии. – Спрашивай.
-Моя мать…наша мать, — Артур замялся, и уставился себе в ноги, — ты ее лучше знала, знала матерью, какой она была?
Вопрос не просто озадачил Моргану, он застал ее врасплох, он напал на нее.
-Мне не повезло ее узнать, — продолжил Артур и поднял взгляд на Моргану и прежде Моргана не видела у него такого умоляющего взгляда.
-Я помню ее немного, — признала она, вздыхая. – Она умерла, когда мне было шесть. Умерла, едва явив этому миру тебя.
-Я не виноват, — Артур обхватил голову руками, будто унимая боль, — я не виноват!
-Да кто тебя винит-то?! – обозлилась Моргана, — уже никто. Нет, я тебе, конечно, по пьяному делу когда-нибудь нос сломаю, но на этом все… или нет.
В подтверждение своих слов Моргана осторожно, словно боясь удара, коснулась плеча Артура. Он вздрогнул, когда ее пальцы коснулись ткани, а она, в свою очередь, подивилась, какой жар исходит от него даже сквозь рубашку.
-Она была красивой, — Моргана отняла руку. – Тогда пошло увлечение римской историей, мы много торговали с ними… и нам пришлось почитать их героев, и их богов прошлого. Мы отдавали дань уважения их истории и приносили дары в камнях, портретах. У многих богинь, отправленных туда, ее лицо, потому что ее черты были необыкновенными. Больше всего любили рисовать с нее Юнону. Даже, если честно, скажу тебе, что в твоем саду есть статуя – женщина с крыльями… у нее лицо нашей матери.
Артур перевел взгляд на лицо Морганы, о чем-то думая. Его глаза блуждали по ее рукам, волосам, словно он что-то искал.
-На мне узоров нет! – обозлилась она. – Прекрати на меня смотреть!
-Ты похожа на ту каменную деву в саду, — тихо произнес Артур и переместился. Одну руку он протянул к лицу Морганы и замер, как бы ожидая разрешения. Моргана не отодвинулась, но напряглась, словно струна.
Но ничего страшного не произошло. Артур осторожно собрал часть волос Морганы, рассыпанных по плечам вверх, как бы представляя ее со сложной прической, и слегка отклонился в сторону, сравнивая с обликом каменной девы…
Он честно попытался сравнить, но не мог заставить себя отвести взгляд от шеи Морганы – беззащитной, белоснежной, длинной и тонкой. Артур не удержался и провел пальцем по ее коже.
-Ну что? – Моргана дернулась от его прикосновения, и Артур мысленно укорил себя за то, что не умеет обращаться с женщинами.
-ты на нее похожа, — констатировал король.
-Плохо, — Моргана серьезно покачала головой, — значит, есть опасность, что какой-то король спятит и захочет мною обладать.
-Я король! – напомнил Артур, понимая, что повторил бы все, что было между ними еще раз, и еще…даже если пришлось бы за это умереть, даже если бы за это его ожидала пропасть огня.
-Я же сказала, — Моргана спокойно поднялась и отряхнула платье, — народ непостоянен, а трон – это место вечных перемен!
***
-Знаешь, мне кажется, что тень моей матери все еще в замке, — сообщил Мелеагант, едва увидел Уриена, приехавшего со своим отцом на прием в земли де Горр.
-Чего? – Уриен даже остановился от неожиданности, забыв протянуть руку для приветствия и осторожно напомнил, — Мелеагант, твоя мать умерла с твоим рождением…
-Я знаю-знаю, — Мелеагант с досадою отвернулся от Уриена и заодно огляделся – не подслушивает ли кто. – Но я вижу…странное.
-О чем ты говоришь? – Уриен схватил наследного принца за край мантии, пытаясь взглянуть ему в глаза, что было сложно – Мелеагант постоянно оглядывался по сторонам, — твоя мать умерла, знаешь? Знаешь. У твоего отца немного поехал рассудок на ее смерти, ты даже не видел ее живьем, лишь на портретах!
-Но я видел другое! – Мелеагант с раздражением вырвал одеяние из рук Уриена. Как он не понимает? Почему он не понимает его слов? Мелеагант не сумасшедший, он просто…видит!
-Что? – сдался Уриен, понимая, что любой бред нуждается в том, чтобы его выслушали.
-Я видел тень…тени, — Мелеагант поморщился, припоминая, как повеяло холодом от стен его собственных покоев, как по стенам поползли жуткие фигуры, обретая человеческие черты, а затем сложились в женскую… и эта женщина, невидимая, стоящая в стене тенью, протянула к нему руку и поманила пальцем, а потом пошла вдоль стены, подбираясь к изголовью его постели…
Она шла, и в комнате становилось все холоднее и холоднее, сердце же Мелеаганта стучало радостью. Он сразу понял, что это была его мать! Его мать – жена принца Багдамага де Горра – Амирис, погибшая в раннем возрасте, умеревшая для его жизни, за что его особенно ненавидел собственный отец.
Тени иногда отделялись от фигуры женщины, не успевая за нею и тогда она замедляла ход, позволяя фигурке вернуться на свое место, и шла…шла дальше! Проклятая, холодная, жуткая и родная тень.
-мама…- Мелеагант поднялся с постели, наблюдая за тем, как фигура женщины остановилась в стене у его изголовья.- Ты пришла за мною, мама!
И снова. Нет страха, нет ужаса. Только радость. Он встретится с мамой! Мама заберет его из дома, где родной отец ненавидит его…
Тень исчезла, не успев ничего сделать и только желтые огоньки, похожие на блеск глаз, попрыгали в разные стороны по тем же стенам, и странный шелест прошел по комнате…
Мелеагант прикрыл глаза с тяжелым вздохом, вспоминая тот день. Надо отдать должное Уриену – он выслушал его достойно, без скептики и издевательства на лице. Он был серьезен и собран.
На самом деле Мелеагант до сих пор не знал, что за образ женщины явился к нему…и зачем? Не мать – это понятно, она бы не стала приводить к нему Тени, которые, впрочем, тоже не отзываются на его вопросы.
-Может, ты маг? – Уриен мрачно взглянул на друга, словно рассчитывая на вид определить, маг тот или нет.
-Глупости не говори! – фыркнул Мелеагант, отталкивая Уриена, — я не волшебник, не друид, не чародей, я – просто наследник престола…
Случайно поймавший дар, который, кажется, не имеет истока, но этого не бывает! Не может быть! Все имеет исход, начало. Точку отсчета! А у теней, выпрыгнувших к нему в комнату, нет, у его минут странного прозрения нет, у его прилива сил, уходящего в никуда и приходящего из ниоткуда нет объяснения. И некому обучить! Некому объяснить. Некому помочь.
-Мерлин, вы будете учить меня? – голос Мелеагант преисполнен надеждой, а взгляд друида – ужасом.
-Не буду, мальчик мой, — с жалостью и странной интонацией отзывается Мерлин, — не могу. Не знаю…
Он трусливо убегает. Он трус. Мерлин – трус! Он не берется учить Мелеаганта, не берется ни за что и тот начинает методом проб и ошибок искать ответы сам.
Он ранит сам себя, он страдает от боли и ошибок, его некому поддержать, но он бьется, и даже Уриен предпочитает не догадываться о происхождении странного блеска в глазах своего друга.
И со временем Мелеагант понимает, что он не колдун, не чародей, не друид. Он – сила, которая не встречается в книгах, не находит описания и подтверждения. Мелеагант крайне озадачивается этим, пока не встречает равного себе…
Дружбы не выходит, но Мелеагант не особенно печален этим. он получает часть ответов, до остального доходит сам, начинает увлекаться разными материями и все думает, как отблагодарить отзывчивость своего соратника…
-Сэр Николас, — Мелеагант решителен – время уходит, а никто не должен знать, что он тайком встречается по ночам с посетителями, о которых не знает двор, — чего вы хотите за свои услуги? Золото? серебро? Женщин? Мужчин?
Сэр Николас тоже боится быть узнанным и кутается в бордовый плащ, который в темноте кажется еще темнее.
-Мне нужна жизнь… я выберу человека, а когда придет время, вы подтвердите перед богами свое разрешение на его смерть. Ведь подтвердите?
-Клянусь, сэр Николас, подтвердить ваше право.
***
-Рыцарь, стоять! – Мерлин вынырнул перед носом изумленного Ланселота так быстро, что тот едва не влетел в поворот.
-Мерлин…- Ланселот воззрился на друида, — что вам угодно?
-Я хочу предупредить тебя, Ланселот. – Мерлин оглянулся по сторонам, не подслушивает ли кто и, конечно, никого не увидел, час был поздний, а Ланселот совершал один из последних обходов за свою смену по коридорам – только друид мог его подкараулить.
-При всем уважении и даже без него, я не нуждаюсь в предупреждениях, — усмехнулся рыцарь, вспоминая, как ласково отзывалась о нем Моргана, сыпавшая на имя Мерлина оскорблениями, из которых самым мягким были: «дешевый шут» и «старый свинодой!». Насчет душевого шута Ланселот еще был готов понимать, но по поводу свинодоя весьма озадачивался. Однажды даже спросил:
-Свинодой, это…как, по-твоему?
-Ну, — Моргана взглянула на Ланселота, словно на идиота, — свинью который доит.
-Доит свинью, — Ланселот с удовлетворением кивнул, — напомни мне когда-нибудь тебя свозить в деревню, чтобы ты поняла, что такое свинья.
-Их не доят, да? – Моргана странно расстроилась и виновато улыбнулась, ввергая Ланселота в недоумение. Она, знающая так много, и о много, совершенно нелепо глупила перед бытовыми мелочами.
Обижать фею еще больше не хотелось, и рыцарь сказал:
-Нормальные люди – нет.
Моргана ответом, кажется, удовлетворилась, но не перестала звать Мерлина свинодоем. Вот и сейчас, стоя перед Мерлином, Ланселот невольно вспоминал «свинодоя» и ни капли не горел желанием стоять рядом с Мерлином и дальше.
-Я опытен в жизни, — заметил Мерлин, — мои советы принимал еще Утер…
-Который сейчас в могиле, — кивнул Ланселот, — вообще, приберегите свои советы для королей, а не для простых рыцарей. Простите, у меня обход.
Мерлин даже растерялся от подобной наглости на какое-то мгновение, но все-таки не позволил Ланселоту пройти и внушительно продолжил:
-Я настаиваю, чтобы вы выслушали меня.
-Я готов выслушать вас, — в тон ему отозвался рыцарь, — только, прошу, быстрее.
Мерлин хмуро и недовольно взглянул на рыцаря и произнес:
-Ваша любовь к королеве греховна!
-Любовь вообще греховна, если верить Моргане, — хмыкнул Ланселот. – дальше что?
-Вы не имеете права, Ланселот, она замужем.
-Я не отбиваю ее, — напомнил рыцарь, — я позволяю ей жить и не знать о моих чувствах. Я благороден и люблю ее. если она любит Артура…непонятно, правда, за что, пусть любит дальше. Я не тревожу ее.
-Это хорошо, — Мерлин смягчился, — вы не безумец, хоть и дружите с Морганой.
-Я потому и не безумец, что дружу с нею, — парировал Ланселот, — Мерлин, вы о ней многого не знаете, а я не стану рассказывать, но могу лишь сказать, что вы не имеет права думать о ней плохо.
-Я не думаю о ней плохо, — успокоил Мерлин, — я беспокоюсь за нее.
-Если бы вы беспокоились за нее, Артура не было бы на свете! – Ланселот взглянул на Мерлина с нескрываемой тенью презрения. – Вы не знаете, что такое утешать плачущую девушку в ночи, что такое убеждать ее жить, заставлять ее жить, помогать ей скрываться от интереса короны, что такое пробиваться сквозь ее щиты недоверия! Я ее друг, и я вижу, в каком аду она живет. Если бы вы беспокоились за нее, Мерлин, вы бы нашли способ не допустить этого. У меня обход.
Ланселот слегка задел плечом Мерлина, обходя его, и скрылся в коридоре, оставляя обалдевшего от внезапного (и, что важнее, как он признал для себя, справедливого!) отпора…
Он не знал, что за следующим уже поворотом Ланселота перехватил Уриен, также вынырнув из темноты.
-Что ж вам всем не спиться-то,- невесело усмехнулся рыцарь. – Дай угадаю, мой друг, ты жаждешь со мною разговора и разговора тайного?
-Да, — Уриен не стал отпираться.
-О Моргане? – прозорливо угадал Ланселот. – О ней говорят, кажется, все!

Глава 24
-Мерлин, я не поняла: ты позвал меня что, просто поиграть в шахматы? – негодованию Морганы, казалось, нет предела. – У меня еще много планов! У меня много…
-Моргана, с высоты лет своих смело могу сказать, что дела никогда не закончатся, — Мерлин учтиво развернул шахматную доску так, чтобы Моргана могла дотянуться рукой до фигур, — но мне при дворе достаточно одиноко. Не сыграешь со стариком?
-Такого старика гнать бы в преисподнюю, — желчно отозвалась Моргана, но села на свободный стул напротив Мерлина и окинула взглядом фигуры, — я играть не умею.
-Я научу! – Мерлин был сама любезность. – Смотри, это – пешки, а это основные фигуры.
-Почему я чувствую странную параллель с какой-то притчей? – Моргана откинулась на спинку стула, с подозрением глядя на Мерлина. – Сейчас начнется что-то в стиле: только объединяясь все вместе, на одной доске, по одну сторону…
-Нет, этого не будет, — успокоил Мерлин, — я просто хочу сыграть с умным человеком в умную игру.
-Без подвоха? – Моргана с недоверием перебралась ближе к столешнице и оперлась на нее, — Мерлин, у меня примерно сто девятнадцать причин не доверять тебе.
-Я понимаю твою злобу, ненависть, раздражение, отрицание в мою сторону, — Мерлин вздохнул, — но сейчас я просто одинокий советник, которому не с кем поиграть при дворе в шахматы.
-Никто не играет? – не поверила Моргана. – При дворе Мелеаганта это модное увлечение.
-Потому что сам Мелеагант играет, — мрачно кивнул друид, — а здесь…играю только я, да Кей, пожалуй… вернее, он думает, что играет.
-Учи, — смилостивилась Моргана.
В глазах Мерлина скользнул азартный огонек. Он принялся показывать фигуры Моргане и объяснять, как они ходят. Казалось, ему действительно было важно просто посидеть и поговорить о шахматах, о фигурах… Моргане стало почти его жаль.
-Король в шахматах самая важная фигура, хоть и самая слабая, — Мерлин ткнул пальцем в вырезанную из камня белую фигуру с короной, стоящую на своей стороне доски.
-Прокомментировала бы, да не буду, — не уступила Моргана. – Король – это всегда слабость.
-Без политики, — попросил Мерлин, — а вот ферзь…
-А я без политики, мыслю историей, — фыркнула фея. – Ферзь – это местный коварный советник-придворный шут?
-Так…- Мерлин побарабанил пальцами по столешнице, — я просто хочу поиграть, а не выслушивать оскорбления.
-Ты слишком остро реагируешь на все…друид! – ее глаза полыхнули мрачным торжеством, а слово «друид» прозвучало почти как ругательство в ее устах.
-Ферзь, это действительно самая сильная фигура, которая может ходить в любом направлении на неограниченное число полей, — Мерлин сделал вид, что не слышит откровенного издевательства Морганы.
-Потрясающе, — Моргана прищурилась, отыскивая на своей стороне фигуру ферзя. – А это что?
-Это конь. Он – единственная фигура, которая может перепрыгивать через другие фигуры, — Мерлин успокоено улыбнулся, решив, что если Моргана задает вопросы, значит, вполне осваивается. – Вот это пешка…
Моргана слушала внимательно, наблюдая за пальцами друида, переставляющего в нужные позиции фигуры, показывающего их ходы. Мерлин опасался, что Моргана не запомнит так быстро и так много, но переспрашивать, все ли ей ясно, не стал, не рискнул нарваться на ее гнев или презрение. Моргана же ничем не выражала своего беспокойства и просто слушала.
-В чем цель игры? – спросила она, когда Мерлин объяснил ход всех фигур.
-Цель – объявить королю мат, то есть, загнать его в такую позицию, где, куда бы он ни пошел, везде окажется, срублен одной из фигур противника, — Мерлин перевел взгляд с шахматной доски на лицо Морганы, и даже осекся, увидев странный блеск в ее глазах. – Моргана?
-Поняла, — медленно отозвалась она, кивая каким-то своим мыслям.
-Самое главное, — Мерлин снова решил продолжать, как ни в чем небывало, — следить за центром шахматной доски. Когда центр контролируется твоими фигурами, у тебя больше места для маневра. – Мы можем начинать? Белые ходят первыми.
-Ходи, друид, — Моргана подозрительно легко кивнула. – Ты сделал первый шаг уже давно, сделай его и здесь, будем историчны.
-Так, — Мерлин попытался развернуть доску, чтобы черные фигуры были на его стороне, но Моргана остановила его руку:
-Нет, давай как есть.
Мерлин, чувствуя, что где-то промахнулся, но пока не понимая, где именно, выдвинул одну из центральных пешек вперед на две клетки. Моргана сразу же, не задумываясь, ответила на его ход, ввела своего коня на поле битвы.
Игра началась. Мерлин с мрачным удивлением понял, что противник Моргана неожиданно куда более серьезный, чем он предполагал. Она внимательно следила за доской, и, судя по быстроте ответного своего хода, уже предугадывала его до того, как Мерлин выдвигал свою фигуру. Когда Моргана вывела одну ладью на седьмую же горизонталь. Стало совсем худо. Впрочем, в какой-то момент, она словно бы увлеклась своим наступлением и Мерлин смог удалить одного из ее слонов…
И с ужасом почти понял, что подставил под удаление своего же коня, который до этого расправился с ее слоном. Это было либо случайностью, либо спланированной жертвой, но Моргана убрала его коня, и бой начался с новой силой.
Вскоре Мерлин увидел, что Моргана действительно слишком сильно уходит в атакующие позиции и едва-едва успевает уберечься от удара, выставив заслон. Мерлин попытался обернуть это обстоятельство себе на пользу, но он сам дал Моргане совет выставить основную силу по центру поля, и теперь большая часть лидерских позиций находилась в ее власти. Она перемещала фигуры так, что выдавала своих фаворитов – ладью, слона и ферзя, и нелюбимые фигуры – коней. Кони почему-то больше всего нервировали фею, и она спешила убраться от них дальше.
Мерлин же, воспользовавшись этой ее слабостью, попытался запереть силы Морганы в центре, но, осознав, что фигуры коней в запертом центре сильнее, отказался от этой затеи и заставил Моргану перебросить частично свои силы на левый фланг и повел атаку там, рассчитывая разбить сопротивление Морганы, но…
Она разнесла его фланговую атаку контрударом и в результате оставила Мерлина еще без ладьи, трех пешек, ферзя и последнего коня.
-Да ну к черту! – возмутился Мерлин, осознавая несостоятельность своего плана.
-Мерлин, — Моргана оставалась спокойной, хоть и сосредоточенной, — я скиталась долгие годы. Было время, когда я жила в трактире, у хозяйки по имени Гайя. Тебе рассказать, чем занимается народ в трактире?
-Напивается и бьет морды, — буркнул Мерлин, уводя короля от шаха.
-А еще – играет, – улыбнулась Моргана, — карты, шахматы, бочонки, фишки… Мерлин, в этом тебе не соревноваться со мной. Мат!
Мерлин в изумлении воззрился сначала на доску, где его король одиноко влачил свое существование среди вражеских фигур, затем на фею…
-Ты же сказала, что не умеешь играть! – тоном обиженного ребенка воскликнул он.
-Какой большой мальчик, а верит в сказки! – Моргана захохотала. – Мерлин, я хотела посмотреть на тебя в политике и увидела. Ты хороший тактик, но плохой стратег.
-Ну, тебя к черту, — повторил Мерлин, складывая фигуры в шкатулку, — без обмана не можешь!
-Было интересно, — пожала плечами Моргана, — ты часто пытаешься использовать заслоны, оставляя линии закрытыми, потому что боишься прорыва.
-А ты часто увлекаешься атакой и забываешь прикрывать линии! – не остался в долгу Мерлин.
-Зато ты вообще в атаку сам не пойдешь, пока не убедишься, что все вокруг как в коконе, — Моргана щелкнула пальцами, — мы оба неправы, Мерлин. Оба проигрываем, пусть и по разным причинам.
-Так вот, — Мерлин торжественно поднялся, — видишь, как складывается? Я рад, что ты начала этот разговор! Моргана, нам нужно объединять усилия, чтобы оказаться на одной стороне. И…
-Без философской притчи никуда! – Моргана выразительно закатила глаза, — Мерлин, никогда я не объединю усилия с тобой! Никогда. Не стану мешать, это правда, но вести с тобою дела – нет, спасибо, не хочу. Я никогда не смогу простить тебя, никогда!
-И это для меня больно, — Мерлин понизил голос, проникновенно глядя в глаза фее, — но я…
-Пойду, — оборвала Моргана и, не оборачиваясь больше, вышла из залы.
***
-О чём ты мечтаешь, Уриен? – виконт Мори вздрагивает от звуков голоса за своею же спиной и оборачивается, — а, ваше будущее высочество!
Мелеагант улыбается, но что-то в его взгляде остается холодным, он повторяет вопрос, приближаясь к своему единственному другу. Уриен подвигается, чтобы освободить место на каменном балконе своего родового поместья и Мелеагант встает рядом.
Взгляд будущего принца по-хозяйски оглядывает добротные строения графства Мори, которые можно разглядеть с балкона, аллеи, блестящую гладь пруда рядом, конюшню, маленькую мельницу…
-Я мечтаю о том дне, когда эти земли станут процветать так, как процветали при первых потомках Мори, — Уриен вглядывается в небольшую рощицу, в каменоломню… — у нас осталось мало народа после всех столкновений с саксонцами и другими землями, мы не успеваем засеять все свои поля и ухаживать за ними.
-Ты хочешь процветания для своего графства?– уточнил Мелеагант. – Это похвально, но разве это твоя единственная мечта?
-Нет, — виконт улыбается, о чем-то размышляя, — я хочу найти свою любовь, привести ее в эти земли, завести большую семью… она будет очень красива, умна и добра. Она родит мне трех, нет, четырех! – детей. Двух мальчиков и двух девочек. Мы все будем ездить на охоту, я научу мальчишек рыбачить, как учил меня мой отец, а девочкам буду вырезать из дерева игрушки.
Мелеагант потерялся на мгновение в своих словах. Он смотрел во все глаза на своего друга и поражался простой легкости и искренности его мечты. Грезы же Мелеагант шли не просто за пределы семейного счастья, они шли и за пределы власти над землей де Горр…
-Ну, зато много родов будут с тобой в родстве, — осторожно заметил будущий принц. – Две дочери, два сына…всем понадобятся мужья и жены.
-Я хочу, чтобы они выходили замуж и женились по любви, а до родства… не свинопас, и ладно. Мои мать с отцом пример хорошего брака, а ведь знатный лишь отец, мать из торгового рода, — Уриен тряхнул головой, и снова взглянул на свои земли, — посмотри, Мелеагант, разве не место это для будущего?
-Место, — согласился будущий принц, — но не лучше ли для начала обезопасить дом? Ты показываешь мирные поля и луга, но знаешь, что у границ Камелота участились саксонские налеты. Еще и германцы мешают нашим торговым связям.
-Камелот далеко отсюда, — беспечно отмахнулся Уриен, — пусть Утер со своей армией разбирается с ними. А торговцы… да, это плохо, я слышал о том, что нападения теперь и по водному пути, но все всегда складывается. Так или иначе, но сложится и это.
-Твоя любовь…- Мелеагант не стал спорить, — какой ты ее видишь? Многие женщины хотят породниться с тобою, ты можешь выбирать, сам знаешь.
-Да, но все, что я вижу – умасленные улыбки их отцов, распутные или же пустые, холодные и безвольные лица. Они белы, прекрасны и одинаковы. Их красота – лед, их фигуры – тюрьма, которой доволен их дух. Я не представляю…
Уриен осекся и отмахнулся, не договаривая.
-Тебе нужна особенная женщина, — Мелеагант усмехнулся, — в этом нет ничего дурного, но за особенностью часто скрыты и войны. Тебе придется воевать с ее своенравием и добиваться любви, тебе придется всегда доказывать, что ты лучше, что ты ее достоин.
-Ну, — Уриен почесал затылок, задумчиво глядя на Мелеаганта, — об этом я как-то не думал, да.
-И такая вряд ли будет заниматься рождением детей, — подвел итог Мелеагант, — такая будет делать что-то, что захочет сама.
-Ну, все, сдаюсь, — Уриен шутливо развел руками, — мои мечты недостижимы. Да, впрочем, не бывает таких, чтобы и умная, и свободная, и красивая, и вольная, и мне нравилась, и далее, далее…
-Да дьявол его знает, что бывает в этом мире, — не согласился Мелеагант.
Уриен взглянул на него серьезно6
-А ты о чем мечтаешь, о, мрачнейший и зловещий?
Мелеагант не удержался от усмешки, но ответил:
-Я мечтаю о Пантеоне.
-А теперь представь, что не все так хорошо знакомы с…это вопрос философии? Истории? Чего? – Уриен снова почувствовал, что ему нужно в библиотеку, что-нибудь почитать, вопрос только – что?
-Пантеон…- Мелеагант оглянулся, как бы ища подсказки. Как легче объяснить, — храм всех богов, если угодно. Но я имею в виду не совсем вознесение до богов, не думай. Я имею в виду Пантеон истории, то есть… я хочу войти в легенды, Уриен! Остаться в истории, в балладах и памяти народа, понять, что я жил не зря, что я не просто был рожден для прозябания на престоле!
-Хорошо прозябание, – мрачно вставил Уриен, — Мелеагант, ты хочешь славы в веках.
-Я хочу любви народа в веках, — поправил Мелеагант, — вспомни же Цезаря, друг мой!
-Ага, — Уриен серьезно поглядел на будущего принца, — помню, точно это было вчера, иду я, значит, по форуму…
-Идиот. – беззлобно отреагировал Мелеагант, раздосадованный таким обрывом собственной мысли, — Цезарь вошел в историю! Цезарь почитаем, как божество за все свои деяния. Помнят и Александра македонского!
-Оба. Если мне не изменяет память, закончили плохо, — вот теперь виконту стало не по себе по-настоящему. – Мелеагант, Цезаря убили его ближайшие друзья…
-Поэтому ты один мой друг, — Мелеагант даже не стал размышлять над ответом, словно ожидал уже этой фразы.
-Допустим, но Цезарь простил Брута, а тот занес кинжал, и…
-Я не прощу, — жестко заявил Мелеагант.
-Это тоже может стать причиной плохого конца, — возразил Уриен. – Если же брать Македонского…
-Я знаком с историей! – Мелеагант зашагал по балкону. Его распирало изнутри какой-то странной силой. Он явно уже решил для себя что-то и не собирался делиться этими мыслями с Уриеном.
-Тогда ты должен знать, что великие люди, остающиеся в Пантеонах истории, имеют дурную привычку рано или мучительно, или и рано, и мучительно умирать.
-Жизнь – это слово, — усмехнулся Мелеагант, — жизнь ничего не стоит.
-Допустим. – не стал спорить Уриен, у которого мурашки заходили по коже от одних лишь слов, — но ты не… каким ты войдешь в Пантеон? Завоевателем? Интриганом? Освободителем? Должны сойтись точки и линии, чтобы сложилась ситуация, в которой ты можешь проявить себя достаточным образом.
-Нет, — Мелеагант неожиданно успокоился, — они не должны. Нельзя полагаться на судьбу небес, нужно плести самому.
-Не понял…- Уриен не считал себя особенно умным человеком, но редко чувствовал это, обычно наследник де Горр был более терпелив и последователен в речах.
-Чтобы стать героем необязательно ждать зла, оно может не развиться до нужного масштаба…
-Сдается мне, что я пожалею, если спрошу, что ты задумал, — Уриен с грустью взглянул на Мелеаганта, — но ты мой друг, мой брат, хоть не по крови, а потому…что ты задумал?
***
-Ваше величество, — Лея участливо взглянула на королеву, лицо которой хранило следы бессонной ночи, – вам дурно?
-Нет, Лея, — Гвиневра виновато улыбнулась, — я просто плохо спала.
-О, — влезла рыжеволосая придворная дама, которую Лея хоть и знала под именем Октавии, но в своих мыслях называла ее «сожженной дрянью», — наш король полон мужественности!
Гвиневра покраснела и ткнулась в шитье, чтобы не выдать подступающих к глазам слез – король по-прежнему избегал ее общества по ночам, стал странно холоден с нею после той ночи, и, хоть на людях еще оставался с нею ласков, но Гвиневра замечала, что ласка эта какая-то виноватая и неживая. Он словно бы извинялся перед нею за что-то.
Гвиневра вчера предприняла еще одну попытку разделить с ним брачное ложе, повинуясь не только долгу жены, но и сгорая от запретности своих чувств к Ланселоту, пытаясь как-то отмолить свое положение перед небом. И Артур ответил ей доверительно:
-Ты юна, Гвиневра. Тебе нужно подождать… я не могу, боюсь, что причиню тебе боль.
Гвиневра ничего не поняла, кроме того, что нежеланная Артуру и проплакала то от жалости к себе, то от глупости своего положения, то от ядовитой женской обиды, почти всю ночь. Днем же стало еще хуже. Днем итак вокруг королевы крутились многие придворные дамы, тк или иначе укалывая ее, не то, догадываясь, не то просто предполагая…
-Уверена, королева, — влезла тонкая блондинка с надменным лицом, имя которой Лея даже не попыталась запомнить, — если король будет также усерден, скоро вы порадуете двор наследником.
Гвиневра пробормотала что-то неразборчивое, чем, на взгляд Леи, выдала свои сомнения и сделала себя еще более уязвимой.
-Не болтай, Ирма, — строго оборвала блондинку сухопарая женщина, самая старшая среди всех придворных дам, хранящая строгость и напыщенную целомудренность двора, — королева понесет не только мальчика, но и девочку. Король богат будет на свой род., так предвещало гадание! Так и мы молимся…
-И все же, — не унималась Октавия, — моя королева, скажите, как вы хотите назвать сына?
Гвиневра растерянно взглянула сначала на нее, затем на Агату – свою кормилицу, сидевшую в углу и с сочувствием взирающую поверх пряжи на королеву, затем перевела взгляд на Лею и, словно найдя в ней какую-то поддержку, ответила:
-Я еще не думала об этом. Я ведь еще не понесла…
-Это ничего, — «успокоила» блондинка с надменным лицом, — все королевы должны понести. Иначе, зачем они нужны? Королевская кровь должна настаиваться…
Лицо Гвиневры стало полностью пурпурного цвета, даже уши ее загорелись.
-Верно, — поддержала Октавия, — иначе, зачем королю жена, неспособная…
Лея вздохнула с шумом, чтобы все на нее обратили внимание, и, воспользовавшись моментом, произнесла:
-Видите, как здорово сложилось? Само небо благословило короля Артура, послав ему юную, красивую и здоровую жену, которая любит его и которую любит он. Их род будет иметь долгое продолжение, а самое главное, любовь!
Придворные дамы мрачно согласились, Гвиневра спряталась еще глубже в свое шитье…
***
-Брат мой! – Моргана начала так громко и так издевательски свою речь, войдя в рабочую залу Артура в сопровождении Леи, что король невольно вздрогнул, отрываясь от разговора с Персивалем.
Персиваль, увидев Моргану и Лею, откинулся на спинку кресла в самой вольной позе и спросил:
-А ты подругу привела?
-Это служанка жены его величества, — процедила фея, даже не удостоив рыцаря взглядом, — пошел отсюда, я хочу поговорить с братом.
-Мне уйти? – Персиваль взглянул на Артура, явно не желая уходить.
-Да. – Артур уже понимал, что Моргана просто так братом его не назовет, и не придет. И вообще, практика научила его, что разговоры с Морганой лучше вести подальше от чужих ушей.
Персиваль устроил долгую возню, поднимаясь со своего кресла и обходя весь зал, чтобы выйти, наконец, в дверь. Моргана хранила гробовое молчание, ожидая его ухода…
Едва же дверь закрылась, Моргана тихо сказала королю:
-Этой ночью ты идешь к жене.
-Что? – Артур решил, что ослышался. – Моргана!
-Нет, ее зовут Гвиневра, — холодно процедила Моргана. – Ты должен. Она переживает. Ты король или…куда.
-Мне решать, что делать с моей женой, — обозлился Артур.
-Нет, — спокойно возразила фея. – Есть двор. У двора есть законы. Ты можешь не спать с нею, но прийти к ней вечером обязан. Двор шепчется!
-Да плевать мне…- нахмурился король, — я властвую над двором, я могу казнить их, я…
-Пойдешь к Гвиневре, — подвела итог фея. – Ты не знаешь, что такое двор. Ты просто должен… господи, я уговариваю молодого мужчину пойти и исполнить свой супружеский долг с очаровательной девушкой. Артур, что с тобой не так-то?
-Ты зачем ее привела? – вместо ответа на возмущение Морганы Артур указал пальцем на Лею. Та не смутилась и ответила сама:
-Я передаю вам привет от вашей жены, от ее подруг и провожу вас до нее тоже я.
-Я не хочу идти до нее сейчас! – Артур даже испугался. – Моргана, я…
-Иди и займись любовью со своей женой…- Моргана ухмыльнулась, — боже, как это звучит! Я точно злая сестра. Иди к Гвиневре, король.
-Ладно, — Артур склонил голову, его взгляд коснулся Леи, которая повернулась к нему на мгновение спиной, провожая Моргану до дверей. Королю показалось, что между Леей и Морганой есть что-то общее, схожее. Эта мысль уколола его странноватым томлением, он вдруг усмехнулся и позвал:
-Лея, не хочешь выпить со мною вина?
Моргана услышала это уже в дверях, но не обернулась, хотя и ее что-то кольнуло…очень неприятное, злое.
Лея с удивлением обернулась к королю:
-Прошу прощения, ваше величество?
-Иди ко мне, — Артур благожелательно улыбнулся и принялся разливать вино по двум кубкам.
Лея не была глупа, но она только сейчас увидела, что Моргана ее почти толкнула в сторону Артура. Это придало бы ей ярость, если бы не расставание с Уриеном, если бы не желание причинить боль Моргане…
Только слепой мог не видеть, что Моргана считает Артура за свою собственность, за свою игрушку, из которой можно пить силы.
Уриен полюбил Моргану, а Лея полюбила Уриена. Судьбе было угодно развести их всех по душам, которые не давали приюта, но что же? Отомстить Уриену Лея не может, ее держит любовь к нему, но причинить боль Моргане…
Лея уже двинулась было к королю, покачивая бедрами при каждом шаге, но вдруг ей привиделась бледность лица Гвиневры в полумраке. И сама королева, плачущая, одинокая в своей ледяной постели предстала перед мысленным ее взором.
Нет. С Морганой можно поступать дурно, руководствуясь местью, но Гвиневра? Гвиневра -то в чем виновата?! В том, что полюбила рыцаря? В том, что хранит все равно верность королю, который охладел к ней? В том, что она бледнеет и худеет? В чем виновата Гвиневра, что Лея так может с нею поступить?
Ни в чем она не виновата. Ни в чем!
Лея остановилась. Артур стал ей противен в один миг. Его маслянистый взгляд облепил ее, и служанке срочно захотелось смыть его с себя.
-Простите, ваше величество, но я не пью. К тому же, Гвиневра просила привести вас быстрее…
Артур даже не пытался скрыть своего разочарования.

Глава 25
Моргана не была рада ночным гостям. Она считала, что она вправе вламываться в любое удобное ей время в комнаты и покои, нарушать сон других, тревожить и поднимать, но никто не вправе тревожить ее отдых, если она ушла к себе. Впрочем, так она говорила на словах, злясь, отпуская ядовитые комментарии, но в душе была этому очень рада. Каждый ночной посетитель, неровный и нервный стук в дверь говорил о том, что Моргана нужна, в ней нуждались, и это было неотложно.
Одно это обстоятельство приносило фее ни с чем несравнимое удовольствие. Она деланно хмурилась и ругалась с визитером, но, с трепетом, в котором никогда бы не созналась, торопливо одевалась, приводя себя в порядок.
Марди разбудила ее во втором часу ночи. Учитывая, что Моргана легла чуть больше часа назад, ее особенно обрадовало такое пробуждение, но она заметила бледность приставленной к ней служанки и решила, что спросит за свое пробуждение с кого-нибудь другого.
-Что тебе? – грубо осведомилась Моргана, пытаясь собрать мысли в кучу.
-Ваше высочество, ваше величество, король…- о, как раздражающе она произносила все, что связано с королем! Какое заискивающее придыхание! – Король желает вас видеть. Срочно.
-А больше он ничего не желает? – Моргана протянула руку к стулу, снимая с его спинки накидку из темного шелка, чтобы не являться уже к королю в бельевом платье. Нет, вообще она могла себе это позволить, и даже это представлялось ей забавным, но в замке было холодно даже днем, а ночью и того хуже.
-Он очень просил вас! – с раздражающим восхищением закончила Марди.
-Я поняла, ступай, — холодно велела Моргана, окончательно проснувшись и, опередив Марди, первая вышла в коридор.
В коридорах что-то происходило. Большая часть галерей, темная по ночам, освещалась. Повсюду попадались Моргане рыцари, стражники с факелами и жутко загадочными лицами.
Помимо воли фея ускорила шаг, чувствуя, что и Артур мог догадаться до какой-то внезапной угрозы. Однако причину своего пробуждения Моргана узнала еще до того, как дошла до зала Совета. Она увидела среди бродивших Ланселота и грубо выдернула его от остальных.
-Тебя тоже подняли? – удивился Ланселот, — я говорил, что это не самый лучший способ! Могли бы и рассвета дождаться.
-Что случилось? – нахмурилась Моргана, — хоть ты, мой друг, говори без загадки!
-Хорошо-хорошо, — Ланселот огляделся, — лазутчиков поймали. Саксонцы. Из числа наемников.
-В Камелоте? – Моргана не удержалась от возгласа удивления. Обычно наемники не обладали настолько огромной наглостью, чтобы заявиться прямиком к городу, предпочитая бродить по деревням, поселкам и границам, ну и на дорогах-подступах. Но заходить прямо к городу…
-В Камелоте, — Ланселот остановился у дверей Совета, и Моргана только сейчас заметила, что тот ненароком, очень тактично, проводил ее. – Тебя ждут.
Моргана кивнула ему в знак благодарности и решительно вошла в зал.
В зале уже кипела жизнь. Артур расхаживал взад-вперед между скамьями, хмуро выслушивая доклад Гавейна. Тот приостановился, когда зашла Моргана, и едва заметно поморщился – Моргана была умна, хороша и дипломатична, но все-таки была женщиной! Гавейн никак не мог смириться с этим обстоятельством.
-Читай! – повысил голос Артур, заметив заминку и его взгляд скользнул по Моргане, но он тотчас торопливо отвернулся к своим перешептывающимся рыцарям.
-Лазутчики были пойманы именем короля и доставлены в тюрьму замка, — закончил Гавейн и замолчал.
-Замечательно, — не удержалась Моргана, — в чем дело? Зачем стоило будить меня?
-Мы поймали лазутчиков из числа наемных саксонских воинов, — Мерлин, присутствовавший тут же, решил, что лучше объяснить ему.
-Это я поняла, — кивнула фея, — а я вам, что могу сделать? Посоветовать ловить лучше? Или не ловить?
-Саксонцы не заходят в город! – Артур остановился, его взгляд горел странным лихорадочным огнем, слегка смутившим Моргану.
-Теперь зашли, — Николас оторвался от изучения карты, — я полагаю, что они проникли с южных ворот…
-У нас нет на юге ворот, — растерялся Персиваль, который, судя по всему, вообще не слушал и половины того, о чем говорили.
-Ворота не как ворота….- устало ответил Николас, — Ворота, как место входа, как проход, как…
-Почему с юга? – Моргану качнуло от голоса Уриена – бодрого и сильного, уверенного. Он был в своей стихии. Он оттеснил Николаса от карты, и не взглянул даже на Моргану, склонился над столом, обводя пальцем какую-то линию, — смотрите, здесь проходит Торговый Тракт, они не могут явиться с юга!
-Почему? – Артур бросился к столу. – Здесь уже хорошие дороги…
-И много стражи, — Моргана щелкнула пальцами и тоже приблизилась к столу, встав при этом, между Артуром и Николасом. Соседство со сводным братом, конечно, было ей тоже не особенно приятно, но все-таки лучше, чем с Уриеном. – Торговые караваны не только Камелота, но еще и…де Горр…
Уриен скользнул взглядом по Моргане – легкая тень легла на его лицо, он поспешно опустил глаза на пергамент.
-И Монтгомери, и…Кармелида.
-И Мори, — вставил Уриен и снова взглянул на Моргану. Она сдержалась, не отвела взгляд, кивнула едва заметно.
-Здесь караваны ходят каждый день, из разных земель и в разное время. И всюду – стража. Конечно, у Кармелида ее, скажем честно, меньше…
Моргана не удержалась от ядовитого смешка в сторону герцога, который, на свое несчастье отсутствовал, и оценить шутку феи не мог, зато ее оценили другие рыцари. Странное дело – Кармелида недолюбливали все. Даже Гавейн, который вообще, наверное, единственный из присутствующих, во что-то ставил юродивого Кея, и был благороден до последней ниточки души, сдержанно улыбнулся. Артур же не пытался скрыть своей усмешки – он Леодогана недолюбливал и потому настоял, чтобы тот отъехал привести дела своих земель в порядок. Кармелид писал много писем Артуру, где заверял его в вечной дружбе и любви, напоминал о дочери, но не спрашивал о ней…
Артур, впрочем, не получал и четвертой части писем – Моргана была беспощадна.
-Но, в любом случае, стражи много, — согласился Мерлин, тихо подступивший к столу со стороны Уриена. – Я согласен.
-Да всем плевать, — обозлилась фея. – Факт в том…
-Факт в том, — перехватил Уриен, — что наемники не полезли бы с юга. – Я думаю, они пришли с севера.
-Там болота, — с сомнением покачал головою Николас, — топи!
-И мало стражи, — напомнил Уриен, — если им показали дорогу – они прошли бы.
-То есть…предатель? – голос Артура упал до свистящего шепота. – Кто? Казнить…
-Угомонись, — прошипела фея, – любой крестьянин, ремесленник, торговец, любой! – кто вырос в этих краях, мог показать. Они могли даже не понять, кого ведут.
-Нам удалось поймать обоих из пытавшихся проникнуть к нам! – Артур горделиво расправил плечи. – Допросите их! Я хочу знать, кто выдал дорогу.
-Напрасная трата времени, – возразил Мерлин.
-Согласна, — кивнула Моргана, — если топи – любой местный житель. Они могли и убить его.
-Важно другое, — подхватил Уриен, снова отводя взгляд от Морганы, словно ее и не было, — зачем?
-Что «зачем»? – не понял Персиваль.
-Зачем они пришли, — пояснила фея.
-На разведку, — ответил Артур, и Моргана с трудом удержалась, чтобы чисто по-сестрински, по-семейному, не ударить его. Она ограничилась долгим и внимательным взглядом, но Артур или так и не понял ее ответа, или сделал вид, что не понял.
-Братья,– заговорил король, обращаясь к членам совета, его взгляд снова скользнул по Моргане и он с видимым усилием, которое было понятно лишь ему самому, добавил: — и сестра… наши земли в опасности, мы должны уберечь наших людей и…
-И не наших тоже, — хихикнул Мерлин, но попытался закрыть свой смешок кашлем, — да, простите.
-Мы должны разорить преступные гнезда саксонцев, мы должны… — Артур, умоляя, взглянул на Моргану, словно ожидая решения от нее, — защитить Камелот!
-Ура-А! – прогремел хор членов совета, в котором не раздались голоса Уриена и Морганы. Они взглянули друг на друга, не услышав, и отвернулись одновременно.
-Я убью самого большого ублюдка! –Кей, на которого никто не обращал внимания, юродивый, черт знает каким боком оказавшийся здесь, воинственно схватился за пояс, на котором висели ножны и…вытащил деревянный обрубок меча. – Эй!
Он был обижен, казалось, готов был расплакаться.
-Это для твоего же блага! – неосторожно выдал себя Гавейн и Кей бросился на рыцаря с деревянным мечом и неприличными выкриками, которые приоткрывали предположительную тайну родословной Гавейна.
На лицо Артура было страшно взглянуть. Он весь потемнел ликом, давимый мучительным стыдом за своего молочного брата, который грузом висел теперь на его королевской шее.
-На рассвете, — промолвил Артур зловеще, вкладывая свое раздражение в обращение, — мы пойдем зачищать границы. Мы с вами, братья!
Рыцари снова громыхнули, поддерживая храбрость. Моргана скрестила руки на груди и спросила:
-А меня-то ты зачем звал?
-Тебя? – Артур взглянул на Моргану со странной смесью чувств, Мерлин навострил уши, а Уриен даже приблизился к ним, сделав вид, что помогает Николасу собирать карту.- Я хочу, чтобы ты допросила лазутчиков.
-Я? – Моргана аж обалдела от такого поворота.
-Ты. – подтвердил Артур, — тебе хорошо удается…с людьми. Ты умеешь мучить.
-Я? – Моргана огляделась, ища не то защиты, не то, призывая свидетелей.
-Ваше величество, — вступился Мерлин, — она женщина, к чему ей такое задание?
-Общаться с саксонским отродьем ниже знатной крови, — поддержал Уриен, враждебно глядя на Артура.
И именно этот враждебный взгляд и заступничество Мерлина повернули к Моргане решение. Она тряхнула головой и надменно отозвалась:
-Я разберусь, ваше величество, благодарю, господа, за заступничество, но я в нем не нуждаюсь.
-Останься, — попросил Артур, опускаясь в кресло, — я хочу с тобой поговорить. Остальные – готовьтесь, на рассвете мы выступаем.
Кто-то, уходя, бросал на Моргану заинтересованные, открытые взгляды. Кто-то просто оглядывался у дверей, словно надеясь, что она ликом или неосторожным жестом выдаст причину разговора с королем, но Моргана и сама не знала этой причины, и сохраняла свое лицо, скрестив руки на городе, обратившись каменным изваянием.
Мерлин все оглядывался, топтался у дверей, и Артуру даже потребовалось просить его выйти, чтобы Мерлин, наконец, ушел. Так было и с Уриеном Мори. Граф устроил долгую возню с внезапно отстегнувшимися пуговицами на камзоле и никак не мог решиться и оставить залу.
Под окрик Артура, Уриен, злобно сверкнув глазами, вышел в коридор, но Моргана не сомневалась, что он остался у дверей или поблизости к ним…
-Ну? – Моргана сама была заинтригована не меньше того же Уриена. – Что тебе нужно, Артур?
Артур обхватил голову руками:
-У меня есть чувство, что я плохой король.
-Хорошее чувство, — одобрила Моргана, — полезное и верное.
-перестань, — Артур отнял руки от головы, взглянул на нее глазами, полными слез, — я страшно боюсь провала.
-Дерево не боится зимы, потому что она неизбежна, — Моргана даже не пыталась снизойти до сочувствия. Она надеялась, что так Артур поймет, что он для нее ничего не значит, что она, если он умрет раньше, чем сама фея на то положила, ей не будет даже расстройства с этого.
Артур же смотрел на нее в молчании, разглядывал, слегка склоняя голову набок. Почему-то это нервировало фею больше всего…
-Ты очень красивая, — осторожно заметил Артур. Его голос дрожал, рука, которую он пододвинул к руке Морганы, покоящейся на столешнице, тоже.
-Ты дошел до Гвиневры? – вместо ответа спросила Моргана, чувствуя, что уже знает, что он скажет, и, боясь, и желая это услышать.
-Нет, — подтвердил Артур, — я…она спала. А тут саксы.
-Жаль. – Моргана отвернула лицо от Артура, изучая упрямым взглядом своим стену. Она так бы и просидела с ровной спиной, глядя в камень, если бы Артур тихо не позвал ее:
-Моргана?
-Что? – она обернулась, без привычной резкости, но холодно.
-Поцелуй меня, — попросил король еще тише, — я могу не вернуться. Твой поцелуй…пусть он будет последним, если я умру.
-Целовать полагается жене, — Моргана поразилась с неприятным удивлением тому факту, что ее собственный голос рухнул куда-то в дрожь. – Гви…
-Но мать моего ребенка ты, — Моргана проморгала момент, когда Артур оказался за ее спиной, и его рука легла сначала к ней на талию, а потом он проскользил ладонью по ее животу, словно желая почувствовать жизнь, зарождающуюся в ней.
Мозг Морганы говорил строгое «нет», душа пыталась заставить ее оторвать, наконец, свою покорность и уйти оттуда, сердце бешено стучало, и в его ритме явно угадывалось: «зря-зря-зря», но она почувствовала себя странно спокойной. То, что происходило было неправильным, чужим и жестоким, но Моргана, не помня себя, прижалась к нему всем своим телом, ощущая полную покорность и собственную слабость. Она уставала быть сильной, насмешливой и надменной, а он лишал ее этого чувства, пользуясь лишь каким-то кратким, удачным мигом…
Артур был поражен отсутствием сопротивления с ее стороны, он был уверен, что сейчас Моргана заслуженно ударит его, но – это не случилось. Она только сжалась, словно бы стала ниже, еще худее и слабее. Артур обвил ее талию руками, не осознавая даже, на кой черт он это делает, если у него есть жена…
Моргана обернулась к Артуру. Попыталась взглянуть ему в глаза и спрятала взгляд. Коснулась губами его щеки, целуя.
-Не пойдет, — мягко заметил он и попытался коснуться ее губ, но она оттолкнула его:
-Те