Но хуже всего было другое! Лея смогла спрятать от всех боль, когда Артур грубо взял ее в коридоре, вдавливая в холодную стену. Кроме Морганы, наверное, никто об этом не знает больше, да и Артур ее не касался с тех пор, но все же… Лея вспомнила это со стыдом, стыдом за себя (как она посмела не сопротивляться? Как она посмела сдаться?) и ощутила себя очень грязной. Ей казалось, что руки Артура всё ещё хватают ее, что его пот остался на ее коже до сих пор и если принюхаться к ней — можно учуять его запах. Лея боялась этого, боялась, что Персиваль учует… отвернется.
А еще… Лея вдруг обернулась к маленькому белому домику, сделанному Персивалем для мышонка — Маоласа. Только сейчас она вспомнила, что не подходила к нему с самого утра и не кормила. Гвиневра, однако, наблюдала за нею и обняла:
-Я покормила его.
Они постояли в молчании, затем королева спросила:
-Что тебя мучает, Лея? Я твой друг. Ты мне очень дорога и я не могу видеть, как разрывается твое сердце. Скажи мне, прошу!
-Моя королева, — Лея ответила почти честно, но даже это было для нее роскошью и выражением крайней степени доверия к Гвиневре, — моя королева, я ужасный человек. Вы не знаете, сколько всего я сотворила в жизни! Вы не знаете, сколько раз я шпионила, лгала, предавала и сколько раз я становилась тем, кем меня хотели видеть, и мне это нравилось. Я служила принцу де Горру, но я обязана ему, вы даже не знаете как, королева!
