Гвиневра с трудом закончила положенные для шитья часы, опрометью бросилась вниз, привлеченная шумом — узнала, что охота кончилась, попыталась быть хорошей женой (что явно осталось без внимания), с трудом проглотила пару кусочков картофеля и выскользнула в часовню.

И тут ее настиг Ланселот. Тот, кого она проклинала. Тот, кого она любила. Сгорала, умоляла, просила, не зная, о чем, плакала, не зная, почему. Этот человек жег ее изнутри своим присутствием и отсутствием. Когда его не было вблизи короля, Гвиневра искала его безотчетно, боясь выдать своим взглядом что-то очень глубокое. Когда он был вблизи короля или Морганы, Гвиневра ненавидела его…

За светлый шелк волос. За статность и спокойствие. За благородство. За каждую черту!

-Простите, что напугал вас, что помешал…- как трудно говорить! Как трудно дышать! Как трудно видеть ее коленопреклонённой. Как смеет она стоять на коленях, как простая смертная? В этом холоде плит? Как смеет…

-Все в порядке, — шепот всегда звучит громче в высоких сводах церкви. Он отражается от каждой стены, сходится в самой высокой точке потолка и падает вниз, обрушиваясь своей мощью на неокрепшую нежную душу.

-Я оставлю вас в эту же минуту, — обещает Ланселот и не делает даже попытки шага. Он не уйдет. Не сможет. Шаг налит свинцом.

-Не стоит, бог для всех один, — ей не хочется, чтобы он уходил. Более того — она знает, что умрет в ту же секунду, если прогонит его.