Я  бил  его  левой  рукой  в  золотой  цепочке  и  болтающимся  медальоном  по  голове  и  бородатому  лицу  до  последнего, пока  его  лицо  не превратилось  в  кровавое, тоже  месиво. Я  с  лютой  ненавистью  бил  его, не жалея, вспомнив  все. И  гибель  моего  друга  Дэниела. И  ту  за  мной подводную  погоню. И  за  то, что  он  сделал  с  моей  крошкой  Джейн.

  Он  замолчал  и  затих  в  луже  собственной  крови. А  я, выхватил  из  кобуры его  пистолет  и  поднял  мою, облитую  уже  с  ног  до  головы  кровью  нашего общего  врага  Джейн. Напуганную, и, почти  без  чувств, облитую  горячей  ее мучителя  кровью. Скользящую  голыми  черненькими  ступнями  с маленькими  пальчиками  своих  женских  ножек. По  разлившейся  по  полу каюты  крови. Я  поднял  ее, прижав  к  себе. И, снова  подхватив  на  руки, шлепая  босыми  ногами  по  разлившейся  горячей  крови  врага, выскочил  в коридор. Я  тоже, был  весь  в  крови. И, подняв  Джейн, снова  на  руки, отшатнулся  при  качке  к  стене  каюты, осматриваясь  по  сторонам. Это  была видать  его  каюта. И  все  здесь  было  забрызгано, теперь  кровью  этого ублюдка. И  его  постель. И  платенные  встроенные  шкафы. И  столик  с бутылками  водки  и  вина. И  какой-то  рыбой  жаренной  и  недоеденной  на столе. И  он, лежал  перед  нами  на  спине, на  полу  этой  своей  ублюдской каюты. С  распоротым  от  самого  низа  широкого  военного  ремня  залитых кровью  зеленых  армейских  штанов  до  самой  практически  груди. И  еще хрипел  и  дышал, пуская  кровавые  пузыри  разбитыми  вдрызг  губами. Из распоротого  моим  подводным  ножом  его  брюха  торчали  его  кишки. И  он тянул  ко  мне  слабеющие, теперь  руки. Толи, прося  его  добить, толи  хотел мне  вцепиться  в  мое горло.