Я  уже  бредил. Меня  трясло  не  по-детски  и  лихорадило  как ненормального. Челюсти сковал  холод  от воды. Я  еле  произносил, съедая  в  мышечных  уже  судорогах  слова.

— Не  волнуйся, любовь  моя — произнесла  моя  крошка  Джейн — Они  нас  не догонят. Не  догонят, Володенька — Джейн  чередовала  русские  слова  с английскими. И  у  нее  это  как-то, здорово  и  уже  давно  так  получалось.

  Я  положил  слабеющую  голову  к  ней  на  левое  плечо. И  смотрел  на скутеры  с  вооруженными  людьми, несущиеся  на  моторах  к  нам. Под включенными  с  большой  черной  яхты  прожекторами.

— Я  все  сделала, уже  и  мы  уплывем  отсюда. Уплывем, вот  только, надо  тебя перевязать, миленький  мой. Вот  и  лестница.

  Джейн, ухватилась  правой  рукой  за  один  поручень  и  подтолкнула  меня  к спущенной  в  воду  лестнице, висящей  на  корме. И  начала  подсаживать, поддерживать  меня. А  я, хватаясь  полу онемевшими  пальцами. И  уже слабеющими  руками, как  мог  через  силу, подтягивался  по  лестницы  обоим  поручням. Цепляясь  этими  чертовыми  своими  ластами  за  ступеньки, поднимал  еле, еле  свои  плохо  слушающиеся  ослабевшие  ноги.

  Джейн  перебралась  через  меня, сбросив  с  себя, прямо  на  край  кормы  свои  баллоны. И  схватила  меня  под  руки  за  гидрокостюм. Она  меня потащила  волоком  по  палубе  до  трюмной  лестницы, ведущей  в  жилые каюты  нашей  яхты. Все  это  теперь, происходило, молча  под  свет  горящего дальнего  прожектора  яхты  «BLAK STORK». И  я  только  слышал  ее  тяжелое по-прежнему, учащенное  возбужденное  донельзя  женское  дыхание. Она открыла  из  красного  дерева  входные  узкие  двери  вниз  к  каютам. И  буквально, сбросила  меня  вниз  на  пол  трюмного  коридора  между  каютами.