Я  не  мог  оставить  Джейн  лежать, вот  так  на  палубе истекающую  собственной  кровью. Я  видел, что  не  мог  помочь, теперь  своей  любимой. Не  мог  совершенно  ничем. Так  как  сам  не  в  силах  был подняться  уже  на  ноги. Я  был, тоже  ранен, и  терял  кровь. Тоже, слабея.  

  Опять  все  повторялось  как  совсем  недавно  с  тем  ножевым  под  водой порезом. И  опять  с  ногой. А  нашу  яхту  так  швыряло, что  невозможно  было  это  сделать, а  только  ползти  по  палубе  до  самой  ее  кормы.

  У  меня  заболела, снова  раненая  и  отбитая  армейским  кованным  ботинком этой  твари  Рэйчел  правая  нога  в  довесок  еще  к  раненой  пулей  левой. И  я остановился, совершенно обессиленный, лишь  прижимая  к  себе  у  края правого  борта  Джейн. И  держась  из  последних  сил  руками  за  бортовое ограждение, я  молился  не  потерять  опять  сознание. Уже  не  было  никаких сил. И  я  только  и  мог  держать  свою  любимую, прижав  к  себе  на штормовой  заливаемой  водой  палубе.

   Джейн  отключилась  и  закрыла  свои  черные  как  ночь  измученные страданиями  и  любовью  глаза. Она  теряла  кровь  и  слабела, медленно умирая  у  меня  на  руках.

  Пуля, толи  из  пистолета, толи  из  автомата  попала  ей  в  спину. И  смертельно  ранила  мою  любимую.

   Дело  было  плохо. Было  видно, она  умирала. Умирала  медленно  и мучительно, теряя  кровь. И  рана  была, видимо, смертельной. И  нас  уже  больше  часа  швыряло  по  волнам  и  уносило  далеко  в  открытый  океан.