— Давай, бежим  отсюда, Джейн, любимая  моя — шептал я, ей  тихо, целуя  ее  в полненькие  избитые  руками  этих  палачей  девичьи  губки.

  Личико  Джейн было  в  ссадинах  и  синяках. Она  стонала  от  боли  и  мучений, приходя  в себя  от  долгой  сидячки  на  этой  пыточной  привязи.

— Руки  совсем  затекли — простонала  моя  любимая.

   Я  их, тоже  исцеловал  своими  губами. А, она, приложила  их  к  моему  лицу. И  смотрела  в  мои  синие  страдальческие  и  жалостливые как у преданной  собаки   глаза. Смотрела  с  безумной  преданной  любовью.

Жертвенной  любовью  несчастной  измученной  ради  этой  любви  женщины.

— Сволочи! — прошипел  я  взбешенный, глядя  на  истерзанную  всю  мою Джейн — Что  они  с  тобой  сделали!

— Миленький  мой — она  шептала  мне  радостно  по-русски — Хороший  мой — радовалась  Джейн  моему  появлению.

— Любимая моя! — шептал я  ласково, сдерживая  дрожащий  от  гнева  и сострадания  голосом — Любимая, девочка  моя! Моя  ты  куколка!

  Я, буквально, выдернул  ее  из  того  пыточного  деревянного  стула. Который был, наверное, специально  здесь  для  этого  и  сделан — Я  забрал  твой  золотой  медальон. Помнишь  его? — я  произнес  Джейн. И  показал намотанную  золотую  цепочку  на  левую  руку. И  красивый  старинный найденный  ею  на  рифе  медальон.

— Ты  отобрал  его  у  этой  Рэйчел — произнесла  еле  слышно  моя  измученная  побоями  Джейн.