Надо  было  запустить  двигателя  Арабеллы  и  обрезать  мокрые  в  воде кливера. Но, я  был  ранен  и  ранена  моя  красавица  Джейн. И  мы  не могли встать  на  ноги, а  только  ползти  спиной  к  корме  нашей  круизной поврежденной  яхты. Ползти, вот  так  на  спине, теряя  силы  и  свою  кровь, текущую  по  сырой  в  брызгах  волн  палубе.

  Моя  любимая, смотрела  на  меня  в  упор. Прижавшись  своим  облепленным черными  мокрыми  вьющимися  змеями  по  плечам  и  спине  длинными волосами  девичьим  черненьким  от  загара  лобиком  к  моей  голове, и смотрела в мои синие смотрящие на нее любящие и сочувствующие любовника глаза. Смотрела  угасающим  взором  смертельно  раненой  и  любящей  меня безумно  преданной  в  любви  женщины. Тяжело  и  прерывисто  дыша, своим девичьим  голым  черненьким  животиком. И  всей  трепетной  своей  она загоревшей  до  черноты  девичьей  практически  выпавшей  из  распахнутого своего  от  верха  до  пояса, изорванного  с  оборванным  замком  легкого прорезиненного  гидрокостюма  полной. В  почти  прозрачном  тонком  и мокром  от  воды  полосатом  лифчике  от  купальника  грудью. Джейн прижималась  ко  мне. Словно  в  последний  уже  раз, предчувствуя  свою смерть. И  желая  умереть  в  моих  ее  любовника  объятиях.

— Мы  все  исправим  Джейн — я  помню, сказал  ей — Все  исправим. И, переживем  этот  чертов  шторм. Нам  надо  только  добраться  до  рулей любимая  моя. Только  до  рулей — говорил, помню  я  ей, прекрасно  понимая, что  это, теперь  невозможно.