Где-то  на  линии  горизонта  пробились  первые  лучики  солнца. В  прорыве  над  самым  горизонтом. Несмотря  на  непрекращающийся  дождь, стало  быстро  светать. Очень  медленно, разгоняя  страшную  штормовую  затянувшуюся  ночь. Сколько  было  времени, я  не  знаю.

  Я  не  мог  теперь  посмотреть  на  часы. Моя  уже  порядком  застывшая  от  холодной  воды  рука, сжатая  пальцами  в  кулак, казалось, срослась  с  бортовым  ограждением  Арабеллы. И  не  отпускала  то  леерное  бортовое  ограждение  нашей  тонущей  Арабеллы. И  я  боялся  уплыть  с  палубы  в  океан  вместе  с  любимой.

  Я, вцепившись  как  утопающий  в  единственное  свое, теперь  спасение, за леерное  левого  борта  нашей  Арабеллы  бортовое  ограждение. Держал  нас обоих  на  качающейся  из  стороны  в  сторону  бушующих  штормовых  волнах  палубе. На  скользкой  от  текущей  ручьями  нашей  крови. Теперь, между  леерным  ограждения  бортом. И  каютной  иллюминаторной  верхней на  палубе  надстройкой. Прямо, посередине  этого  борта. Так  и  не  доползших  до  раскрытого  ударами  волн  дверного  из  красного  дерева дверей  трюмного  коридора  и  входа. Вовнутрь, каютного  с  узким  длинным коридором  трюма. Лежащих, практически  друг  на  друге  на  палубе погибающего  своего  заливаемого  волнами  круизного  поврежденного  судна.

  Оторванные  кливера, словно, водили   за  нос, и  упорно  разворачивал  бортом  яхту  против  волны. И  Арабелла, просто  медленно, но  верно, тонула  в  океане. И  мы  были  обречены. И  я, и  моя  красавица  любовница  Джейн. Мы, просто тонули   вместе  с  нашей  Арабеллой. И  уже  смирились  со  своей  участью.