Я  полз  вместе  с  любимой  вдоль  правого  борта. Полз  в  направлении палубной  иллюминаторной  надстройки. Качающейся  по  сторонам  под свисающим  большими  основными, мокрыми  от  воды  спущенными  до самого  низа, большими  Арабеллы  белыми  парусиновыми  парусами. И нейлоновыми  металлизированными  тросами  корабельной  высокой  мачты.

Гремящей, теми  тросами  и  металлическими  креплениями  под  грохот  волн  и  шум  свирепого  разбушевавшегося  океанского  ветра. Не  хватало свинцовых  поясов  противовесов.

— «Вот  бы  сейчас  они  бы  пригодились» — подумал  я — «Можно  было  ими привязаться  к  леерам  ограждения. Но, они  остались  там, в  трюмах  Арабеллы».

   Надо  было  подыматься  на  ноги, но  сейчас  это  было  не  возможно. Яхту крутило  в  океанском  водовороте. А  я  был  ранен  и  ранена  моя  ненаглядная,  Джейн. И  ранена  была  серьезно, и  я  видел  это. Она  быстро слабела  и  выбивалась  из  своих  сил, теряя  кровь. Надо  было, что-то  делать.

Этот  чертовы  кливера  были, теперь  смертельным  балластом  и  нашим смертным  приговором, как  и  ранение  моей  любимой  Джейн. Но  Арабелла, как  и  моя  Джейн, упорно  сражались  со  смертью  за  свою  жизнь.

— Любимая — я  прошептал  ей  в  ее  миленькое  ушко  под  спутанными мокрыми  черными, как  смоль  вьющимися  змеями  по  ее  оголенным  плечам и  узкой  в  легком  изорванном  акваланге  девичьей  спине  локонами. Падающими  на  ее  изувеченное  побоями  девичье  миленькое  моей  девочки личико  волосами. И  полную  мокрую  от  ледяной  штормовой  воды трепещущей  любимой  грудь — Нам  надо  переждать  этот  чертов  шторм. Я  не  брошу  тебя  ни  за  что. Ни  за что, слышишь  моя  девочка.