Там же под Харьковом закончилась война и для отца Владимира. Их блиндаж накрыло миной, когда после расстрела обер-лейтенант Штеркель накачивал шнапсом рядового Владимира Шанцева. Все таки, не конченой сволочью оказался обер-лейтенант. На войне люди быстро взрослеют, и вместе с ненавистью и жестокостью рядом вырастает и сочувствие. И никак иначе. Иначе испепелит ненависть и жестокость человека изнутри, и как только проявилась эта жестокость и ненависть, следом и сочувствие обязательно взойдет. Это как спирт водой запить, чтоб горло не обжечь. Уже не верил ни в победу, ни в гениальность Гитлера постаревший, двадцатитрехлетний офицер вермахта Штеркель и воевал по привычке, потому что ничего другого он не умел и все еще очень хотел выжить. Русского надо было расстрелять, и расстрелять должен был именно Шанцев, такова была злобная и сильная в своей злобе воля всех оставшихся в живых после атаки. И  эту волю он, командир, должен был исполнить. И он ее исполнил. И если бы Вольдемар не выстрелил, он бы его убил. И теперь ему жалко было парня, так как будто бы он уже убил его. Ему неведомы были мучения рядового, не знал Штеркель и не хотел знать, как это убийство перевернуло душу Вольдемара, как именно сейчас, через стыд, через огромный стыд перед самим собой,  перед богом, перед родителями, перед всем человечеством зародился в душе и теле мальчика отец Владимир.