Мы посмотрели друг другу в глаза. Вишня и бирюза. Палуба под ногами качалась. Ветер трепал паруса и его черные волосы. Я положил руку на мачту. Он достал из-за пояса два кинжала. Воткнул один у моих ног. Отсчитал шесть шагов, воткнул второй.

 – Федя, а ты чего все время в смокинге?

 – Не знаю. Привык. Это важно?

 – Нет.

 – Тогда начнем?

 – Начнем.

 Начали вместе.

 И…и…звела..а..а меня…а…а кручина

 По..о..дколо…о…о..дная..а..а… змея

 И заорали, теряя тональность, роняя гармонию, с одним умыслом – переорать.

 Ты… гори… догорай, моя лучи…и…на

 Да…а…гарю…у с тобо…о…ой и я…аа

 Ты… гори… догорай, моя лучи…и…на

 И уже истошно, на грани голосовых связок,

 Да…а…гарю…у с тобо…о…ой и я…ааа

 И стало тихо, очень тихо. Ни чаек, ни всплеска. Штиль.

 – Я улетаю сегодня. С меня сняли.

 – А с меня?

 – С тебя нет.

 – И сколько еще маяться?

 – Как бог даст.

 – Ладно, лети, Ваня. Тебе смокинг идет, кстати.

 – Будь, Федя.

 – А куда я денусь. Буду. Теперь я буду.

Он отвернулся. А ничего и не произошло. Все так же было тихо. Ни чаек, ни всплеска. Когда Федор оглянулся, палуба уже была пуста. «Ну и черт с тобой», – подумал он и вдруг засмеялся.

 Господи, до чего ж это было смешно: «Чёрт с тобой». С кем? С ним? Со мной? А кто я? А кто он?

 Федор спустился в машинное отделение. На полу лежал багажник от Форда. В нем было три миллиарда долларов. Настоящих, без саженцев. «Силен, бродяга… так вот оно как… – подумал он, – вот оно как все не просто. И что теперь?» В топке догорал последний уголек. Нужно плыть. Куда? Как? Федор никогда не управлял яхтой. Один и штиль.