Двигатель журчал, как ни в чем не бывало. У меня было по триста пальцев на каждой руке и все они, беленея, вцепились в руль, вросли, стали частью руля.

– Выключи дворники, жопа!!!

 Я смотрел на свои шестьсот пальцев и пытался понять, откуда это орет.

– Дворники выруби, скотина, креста на тебе нету! – надрывался где-то детский голос.

 «Креста нету, – подумал я, – а ведь был. Крестили меня в городе-герое Темрюке, на Азовском море – и причащали, и крест был. А куда же он делся?».

          – Куда он делся?! – заорал я, что было мочи. – Куда делся, я спрашиваю?

 – Да куда, куда… – заорало в ответ, – мать сняла, когда ты в школу пошел, пионер гребаный. Ты дворники вырубишь или мне их тут век держать, коза тебя забодай.

 Рука оторвалась от руля и выключила дворники. Комок грязи сполз со стекла, открыл дверь и плюхнулся на сиденье рядом.

 – Включи печку, замерз я.

 Я включил печку. На пассажирское сиденье я упорно не смотрел, помня печальный опыт Хомы Брута.

 – Дай сигарету, сто лет не курил.

 Я дал сигарету.

 – Поехали, что ли, чего стоять-то.

 Я потянул ручку на себя и стал тщательно устанавливать на букву «D». «D» – это значит «drive». «Если я поставлю на «D», мы поедем вперед, а если на «R», то поедем назад, а назад нельзя, а вперед льзя, то есть можно, то есть даже нужно». И мы поехали вперед. 3-F, все так же дрожа, выбрался на асфальт и медленно, словно щупая дорогу, покатил.