— Знаешь, я когда на него смотрю не верю, что он бог, — сказал князь, — Я верю, что он был. Даже не верю, знаю, что он был. И что  вся эта история с чудесами и крестом была. И он все прошел от начала и до конца. Знаю так, как будто я рядом с ним, или даже вместо него все это прошел.

      — Та же фигня, Ваня.

    Князь повернулся к нему всему корпусом со свечой в руке. Федор иногда называл князя по имени и тот очень ценил эти моменты.

      — Спой, — попросил он.

      — Я люблю быть в церкви один,

        Без священников и прихожан,

        Потому что он  мне не господин,

        Потому что он мне – братан, — спел Федор.

      — Давно придумал? — спросил князь.

      — Не знаю. Не помню, точнее. Как то выскочило.

      — Хорошо выскочило.

      — Спасибо.

      — Не стоит благодарности.

      — Не умничай.

      — Пошел в жопу.

      — Ну не здесь же, ваше сиятельство.

    Ругаться они начинали, почему-то подойдя к той черте откровенности, после которой следуют объяснения в любви между мужчиной и женщиной. Будучи оба мужчинами во всех здравых смыслах этого слова объясниться в любви они не могли и потому ругались, а иногда и дрались.

    Федор укрепил свечу под портретом, отошел и внезапно лег головой к алтарю и ногами ко входу в церковь. Он лежал на спине и смотрел на разукрашенный свод купола и огромную кованую люстру.

      — Знаешь, я всегда хотел  сделать это, — сказал он, и сложил руки на груди.