— Скажи, князь, а ты зачем сюда ездишь? – спросил он, — Ну если откинуть меня и Лелю.

    — Я здесь с детства. Родители здесь венчались, меня крестили. Деда здесь отпевали. Здесь же и усыпальница. Они же эту церковь и построили, на остатки своего состояния. Ты это  знаешь и спрашиваешь не об этом.

     — Да, не об этом.

     — Ты спрашиваешь, — верую ли я?

     — Ты веруешь?

     — «Верую господи, помоги неверию моему». А ты?

     — Не знаю. А ты, как всегда, не ответил. Цитата – не ответ.

     — Я думаю эта цитата – единственно возможный ответ. Ты же видел здесь этих – «истинно верующих» и ты  знаешь им цену. Здесь они одно, только вышли за ворота они другое.

     — А мы?

     — И мы. Хотя мы все таки не считаем себя истинно верующими в отличии от них. Мы стараемся быть такими же по обе стороны ворот.

      — Поэтому и бухаем здесь?

      — Да, поэтому.

      — Наверное, ты прав. Мы приходим сюда за надеждой. Надеждой на веру.

      — А находим Лелю.

      — Находим  Лелю.

    Федор встал, подошел к князю. Зажег свечу. Справа от алтаря висел портрет Иисуса почти в рост. Больше картина, чем икона. На спасителе был голубой хитон с красным подбоем. Из всех изображений Федору в церкви нравился именно этот портрет. Он встал напротив и долго стоял, пристально вглядываясь в лицо юноши-бога. Ему вдруг показалось, что Христос улыбнулся. Подошел Щербацкий со свечой тоже. Встал рядом.