— Ты их Леленька не бросай, развези, а то они уже поскакали жеребята.

     — Мне к вечеру надо дома быть, у нас гости с Артуром. А их разве угомонишь до вечера. Побуду сколько смогу, матушка, а там как бог даст.

     — Ты позвони потом, отец Владимир за них переживает всегда, когда они такие.

     — Какие такие?

     — Он говорит, — лучится начинают. Как так «лучится» я не пойму.

     — Они как выпьют так и «лучатся», матушка.

     — Нет, они бывают и не пьют, а тоже. Лучше бы просто пили, — сказала матушка и как бы заканчивая тему совсем добавила, —  Ну да ладно, не дети малые, а то бы просто отшлепала.  Я  пойду, соберусь, Леленька, хорошо? Ты тут сама докончишь?

      — Идите, идите, тут все уже почти.

   Леля быстро закончила, вышла в трапезную и села, почему то во главе стола, под иконы, где обычно сидел отец Владимир. Стол стоял буквой «Т» и она сидела как бы сверху буквы и превращала ее в крест. Она сидела, молча и просто, глядела на пустой белый стол перед собой. Ей почему-то казалось, что он похож на заснеженную взлетную полосу. Вдоль стола в центре всегда стояли свечи. Леля встала, прошла вдоль стола и зажгла их. Потом встала за стулом отца Владимира, вытянула руки в стороны и стала похожа на самолет, то ли взлетающий, то ли заходящий на посадку. Покачивая руками-крыльями, она стала что-то монотонно напевать, то ли молитву, то ли колыбельную.