И они не были уникальны. Страшное количество пассионарных российских мужиков бросились, как очумелые, продавать, покупать, менять, кидать все, что можно было продать, купить, обменять и кинуть в огромной неуклюжей стране. Наиболее оборотистые залезли в недра и качали оттуда нефть, газ, минералы, воду, слегка заполняя пустоты говном с митингов.

             Такое же количество более жестких пассионарных мужиков участвовало в дележе добытого силой оружия. И тоже ничего необычного, все как в природе. Жестокий отбирал у хитрого. Если хитрый был еще и жадным  его убивали. Очень хитрый набирал своих жестоких и нагибал менее хитрых. Умные держались в стороне, наблюдая. Мудрых не было видно вообще. Их, впрочем, никогда не видно, на то и мудрость.

              Кулаком, сжимавшим пачки долларов, били наотмашь по морде большой, красивой страны, утюжили и калиюжили огромное пространство осколков Великой Тартарии. И что интересно, ощущения трагедии не было, было как-то даже гомерически весело, как в отделении милиции перед убийством медведя. В Анапе запил и ушел из отдела опер, в Москве запил, и тоже потом ушел президент. Но в отличие от анапского, большой русский медведь выжил. Закваска не цирковая.

              А теперь о яблоках. Я не всегда любил вкус яблок, но мне всегда нравилось, как они выглядели. Красные, розовые, желтые, зеленые, смешанных цветов, спелые, округлые живой природной беременностью они всегда смотрятся сценически красиво. Разбросаны ли они в траве под яблоней, рассыпаны по столу или полу, аккуратно уложенные в корзинки и вазы, они всегда аппетитно упруги, как попки юных гимнасток. «Яблоки на снегу, розовые на белом…»  —  песня стала шлягером благодаря визуальному восприятию. И первая, а если точнее, вторая библейская баба не устояла, и сама ела и ему давала, и он ел. Змей не особо и напрягался, просто подвел и показал.