Весь день перед звонком-известием я страдал. Не то чтобы сильно, но мучился совершенно глупым вопросом отношений с женщиной. Представлял разговор с ней или, наоборот, с ней молчание, и мозг мой беспокойный подкидывал фразы, уничтожающие эти отношения совсем или наоборот их возвышающие. Каким важным, и каким страдательно нужным казались и предстоящий разговор, и предстоящее молчание. И вдруг – хлоп, звонок, короткий разговор, и все – полная ясность. Да как же ты до этого не понимал всю дешевую «важность» этих ваших «отношений» ?!

         «… смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать».

     В смерти есть легкость. И грусть по усопшему должна быть легкой, как платье из ситца. «Вы полагаете, все это будет носиться? Я полагаю, что все это следует шить».

    Духовой оркестр в солнечном осеннем парке, одетый в белое, красивые незлые старики и девушки в ситцевых платьях парами… раз, два, три… раз, два, три…раз, два, три…раз, два, три… раз… Вот идеальная похоронная процессия. Я бы себе хотел такую. И детвора за оградкой, с мороженным…

   Мой родной дядя, дядя Петя, под конец жизни стал женоненавистником. Он говорил:

   — Запомни, Ванька, баба – человек, когда она еще девочка или уже бабушка, а все что между, то от лукавого. Где черт не управит, там бабу пошлет.

      В любом застолье наступал момент, когда он, грохнув кулаком по столу, скрежетал зубами: